Ложь - Глава 19

улыбнулась Вероника, прервав на полуслове сеньору Ботель.

- Вскоре после свадьбы, – продолжала та, –  я  побывала в Рио и видела самый красивый особняк на холме, из белого мрамора, с чудеснейшим парком… Вы жили там, да?

- Да, Адела… именно там.

- Вы – любимая племянница дона Теодоро, правда? – восторженно затрещала Адела. – Знаете, вчера вечером, закончив уборку и  переложив вещи в шкафах, я стала перелистывать старые журналы и увидела в них Ваши фотографии. Там целых две страницы Ваших фотографий: верхом на лошади, в бальном платье, в фехтовальном костюме с рапирой, верно?

В голове Вероники как в калейдоскопе закружились воспоминания, оживляя картины прошлого. Они прыгали и наскакивали друг на друга, словно играли в чехарду. На мгновение девушка забыла о доме Ботелей, о приветливой гостеприимной простушке Аделе, о двух рослых, крепких индейцах, с невозмутимостью бронзовых статуй стоящих рядом с ней и ожидающих указаний, чтобы перенести ее. Перед мысленным взором Вероники вихрем проносились видения: парк, фонтаны, помпезные мраморные стены, флигель оружейного зала и тот самый фехтовальный поединок, на котором она заметила ненависть, появившуюся в серых глазах Деметрио.

Сомнений не оставалось: Деметрио ее ненавидел. Она вызывала у него лишь отвращение, а его мнимая любовь и поцелуи были игрой, как нельзя более подходящей для необъяснимой ненависти к ней. Весь этот фарс был нужен ему, чтобы вырвать ее из родного гнезда, отравить душу Джонни, чтобы лишить ее расположения и привязанности дяди. Ну что ж, спектакль удался на славу: благодаря ему в глухих чащобах Мату-Гросу она стала несчастной, забитой женой, личной собственностью деспота.

- Что с Вами? – услышала Вероника откуда-то издалека озабоченный голос Аделы. – Вам стало хуже? Рана разболелась еще сильнее? – суетилась сеньора Ботель. – Хайме оставил мне таблетки на случай, если боль усилится. Это легкое снотворное, и, выпив их, Вы уснете.

- Дайте мне эти таблетки, Адела. Мне нужно забыться еще на несколько часов.

“Кастело Бранко, – подумала она. – Джонни… Бедный Джонни, если бы ты только знал!”





***





Если бы воспоминания позволили Веронике перенестись в особняк Кастело Бранко, она заметила бы, что все в доме стало не так. Теперь в старинных залах не играла музыка, не накрывался к обеду огромный стол под позолоченным потолком обеденной залы, не текло рекой шампанское, умело открытое ловкими руками слуг, одетых в ливреи... В парке стало тихо и сумрачно. Молчаливый парк приглушал яркий свет, льющийся с высоты небес. Казалось, жизнь теплилась лишь в правом крыле особняка, в трех комнатах Джонни: в небольшом салоне, где ожидали известий несколько друзей; в кабинете, где собрались на консилиум самые известные медики Рио; и в спальне, где лежал в кровати изможденный, исхудавший, сгорающий от лихорадки Джонни. Наследник знатного дома боролся со смертью один на один уже много дней.

- Ну что, Теодоро, доктора уже ушли? – затеребила мужа донья Сара.

- Еще нет, консилиум продолжается, но со мной только что говорил доктор Ортега.

- Надежда есть? – тихо спросила она, борясь с тревогой.

- Да, наконец-то, есть! – опустив голову, устало ответил дон Теодоро, садясь на стул. Сара с надеждой положила руку на голову мужа. Из дальнего конца спальни они смотрели на лежащего в кровати любимого сына, стараясь не упустить ни одного его движения. Рядом с кроватью дежурила сиделка.

- Что сказал Ортега?..

- Ты же знаешь, Сара, что он не только отличный врач, но еще и друг семьи. Для него не было тайной, как страдал Джонни. Он считает, что именно в этом по большей части и заключена его болезнь.

- Конечно, Джонни страдал, но если бы он не начал пить, как одержимый, ничего бы не случилось.

- Как знать, Сара, как знать! Не то, чтобы я хочу оправдать его, но удар был для него слишком силен.

- Поверить не могу, что рядом с таким ангелом, как Вирхиния... – недоуменно покачала головой донья Сара.

- Но Джонни любил Веронику, – печально заметил дон Теодоро.

- Ну и что с того? – наставительно продолжала донья. – Чуточку упорства, и он мог послать эту любовь куда подальше.

- Сказать-то это легко, Сара, а вот сделать! – задумчиво промолвил дон Теодоро. – Если бы Джонни женился на Веронике, он был бы очень счастлив.

- Я так не считаю, – резко возразила донья Сара и уже мягче добавила: –  По-моему, инженер Сан Тельмо оказал Джонни большую услугу, женившись на ней. Так лучше для сына.

- От Вероники не было известий?..

- До сих пор никаких… Вот ведь неблагодарная!..

- Ее отъезд был невеселым, – печально заметил дон Теодоро. – В последнее время, я держался с Вероникой сурово и был несправедлив к ней.

- А по-моему, все было, как всегда, я не заметила чего-то необычного. К тому же, тебе глупо беспокоиться по пустякам, когда Джонни тяжело болен. Неужели нам этого мало?..

- Одна боль не заглушает другую, да и в душе моей Джонни и Вероника неразделимы!

- Мне ли этого не знать, но что было, то было! Глупо и дальше терзаться тем, что нельзя исправить. Я понимаю, что Вероника была для тебя дочерью, но дочь ли, племянница ли – какая разница? Она вышла замуж и уехала, а с нами остался наш ангелочек Вирхиния… Дай бог, чтобы Джонни всем сердцем полюбил ее!..

- Оставь в покое Джонни, дай ему прийти в себя… Смотри, смотри, кажется он очнулся. Оставь нас одних, Сара.

- Хорошо, а я пойду к Вирхинии. Она так переживает из-за болезни Джонни, что ни ест, ни спит. Иногда я боюсь, как бы она сама не заболела.

- У Вирхинии какая-то странная болезнь. Я поговорил с доктором Ортега и о ней тоже...

- И что он тебе сказал? У нее что-то серьезное?..

- Да нет, наоборот, но поговорим об этом позже. Ступай к ней, если хочешь. Джонни пришел в себя.

- Поговори с ним и подумай над тем, что я сказала: лучше всего для Джонни влюбиться в другую женщину, – сказала донья Сара и ушла.

Дон Теодоро подошел к кровати. Джонни приоткрыл глаза и долго всматривался в стоящего перед ним человека.

- Папа, – прошептал он, узнав отца.

- Я здесь, сынок, здесь, – склонился над ним дон Теодоро. – Тебе лучше?

- Думаю, да.

- Голова болит?..

- Совсем немного... почти не болит.

- Думаю, худшее уже позади, сынок. Недавно я разговаривал с доктором Ортега, и он, наконец-то, успокоил нас с мамой.

- А мама… Где она?.. Я хочу ее видеть.

- Попозже увидишь и маму, и Вирхинию. Все так переживали за тебя.

- А как Вероника? – нетерпеливо спросил Джонни. – Было от нее письмо или телеграмма?.. Где она и как живет?..

- Видишь ли, – замялся дон Теодоро, – известия из Мату-Гросу еще не пришли.

- Но как же так?..

- Со времени отъезда не прошло и трех недель. Они, должно быть, еще не добрались.

- Пошли телеграмму в Куйабу, папа, – заволновался Джонни. – Разошли телеграммы во все отели.

- Уже послал.

- И что?.

- Пока ничего, сынок, – дон Теодоро вздохнул, – будем ждать ответ. А сейчас нужно думать о другом.

- О чем?..

- О других делах, а не о Веронике, сынок.

- Ты уже не любишь ее, папа? Тебе безразлично, что с ней? – укоризненно спросил отца Джонни.

- Нет, сынок, не безразлично, – устало ответил дон Теодоро. – Я люблю Веронику больше, чем мне хотелось бы, но есть вещи, которые нельзя изменить. Я не отрекусь от нее, и всегда буду готов помочь ей, но нужно иметь терпение, и не стоит злиться на сеньора Сан Тельмо из-за наших переживаний и тревог.

- Ты говоришь о нем так, будто он стал для тебя важнее всех, папа, – возмутился Джонни.

- Пойми, сын, он важен для нее, – дон Теодоро немного помолчал, а затем продолжил: –  Джонни, прошу тебя, перестань цепляться за свои бесплодные идеи, подумай, что ты у нас с матерью – единственный… Ты – последний из рода де Кастело Бранко, твоя жизнь очень важна, так помоги нам защитить ее…

- Но, папа!..

- Забудь Веронику и постарайся полюбить другую женщину, по крайней мере, не отталкивай ее. Говорят, что любовь лечится только другой любовью. Клин клином вышибают. Давай поищем способ, как это сделать. Живи, сын, не поддавайся… Не впадай в меланхолию, она опасна и приведет тебя к плачевному концу. Можем ли мы с мамой попросить тебя кое о чем? Если так, то... Вирхиния! – удивленно воскликнул дон Теодоро, не договорив.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату неслышно проскользнула худенькая, стройная Вирхиния. Она слышала последние слова дяди и сейчас была собрана и сжата, как пружина, словно готовилась к броску на свою добычу. Но в ту же секунду выражение ее лица изменилось – она застенчиво полуприкрыла глаза, словно пряча их, и опустила взгляд.

- Простите, – извинилась Вирхиния. – Я так беспокоилась за Джонни, что не спала много ночей, а сейчас мне сказали, что ему стало лучше, и ноги сами принесли меня сюда, – она робко улыбнулась. –  Прости, Джонни, но я не могу жить, не видя тебя!..

- Доктор Ортега посоветовал не беспокоить и не утомлять Джонни, – сказал дон Теодоро, обращаясь к племяннице. – Я позову сиделку и на какое-то время мы оставим его с ней.

- Если хочешь, я позову сиделку, дядя, – услужливо предложила Вирхиния, направляясь к двери, – а ты тем временем можешь пойти к тете.

- Папа, пообещай сказать мне, если узнаешь что-нибудь о Веронике, – попросил отца Джонни, когда они остались одни.

- Обещаю, сынок, – ответил тот, выходя из комнаты.

Едва дон Теодоро скрылся из виду, как Вирхиния также бесшумно проскользнула в комнату и подошла к кровати Джонни.

- Не возражаешь, если я посижу с тобой? – спросила она и пояснила: – Сиделка занята.

- Тебе не стоит беспокоиться, Вирхиния, – Джонни не смог скрыть недовольства.

- Не делай такое лицо и не злись. Если хочешь, я буду молчать, только разреши мне побыть рядом с тобой. Боже, как это печально, если любимый человек, ради которого мы живем, не хочет знать нас, – скорбно вздохнула Вирхиния.

- Вирхиния!..

- Я знаю, ничто не огорчает так сильно, как неразделенная любовь, – не обращая внимания на протесты Джонни продолжала она. – Я не рассчитываю на твою любовь, Джонни, но позволь хотя бы мне любить тебя.

- Ради Бога, Вирхиния, – взмолился тот.

- Джонни, милый, никто не любит тебя так, как я! Никто не живет ради тебя, как живу я. Прости мне мою боль, любимый, прости мои страдания и эти слезы… Прости мою любовь к тебе. Я так люблю тебя, но не знаю, как завоевать твое сердце…