В чёрном смокинге

                        
                 С началом осени, когда уже спадает летняя жара в солнечном Крыму, и наступает тёплый бархатный сезон, приезжает сюда, как на побывку, вот уже в течение многих лет для поправки своего здоровья и развлеченья, Анатолий Анисимович. И лет ему уже не мало – шестьдесят шесть – пенсионер. И отдыхал он здесь, набирался здоровья и сил, желая будто, запастись ими впрок, с тех пор как вышел на пенсию, месяца по три. А на пенсию он вышел в пятьдесят пять лет, работал на железной дороге – водил маневровые поезда. Приезжал он с Украины – с Днепропетровска. Был две тысячи девятый год, и Крым был тогда ещё Украинским. Приезжали сюда и его приятели, и знакомые, те, кто имел такую возможность и желание, а иные, и необходимость по состоянию здоровья, чтобы, как-то поддержать его, замедлить его разрушение и утрату. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже прибывали сюда, некоторые из них были такие же пенсионеры, как он. Но большинство из них, были, ещё только предпенсионного возраста. От сезона до следующего сезона, на протяжении многих лет уже, он встречался с ними и проводил своё свободное время в этом курортном городке. Они все были с разных городов Украины и России.

                В этом году Анисимыч, как-то, ещё больше оплошал, с раздражением жаловался, что ноги стали сильно болеть, и тяжело стало ему ходить, и аденома стала  ещё больше мучить его, даже до того, что по ночам плохо спал. А ещё позднее, ближе к семидесяти, жаловался уже и на сердце. Устало оно за многие лета его жизни неустанно работать. И, такие удручающие обстоятельства всё больше наводили его на такие, весьма невесёлые думы, и вынудили его, принять, не очень-то желанное им, решение, требующее немалого напряжения воли – как-то поменьше, чем в прошлые годы былой удали, пить алкогольных напитков – вина и водки, вместе со своими приятелями. Обладавшими пока, всё же, большим здоровьем, а значит и большими возможностями в этом непростом деле. К тому же, многие из них были и моложе его, а это уже, пусть временный, но весьма существенный бонус.

               Ну, а развлекались как, и проводили своё свободное время на отдыхе? Это обыкновенно было, что с утра, и ближе к обеду, по мере приближения, всё более, осенних календарных  дней, все собирались на пляже; купались, грелись и загорали, на уже, не жарящем солнце. Прошлые годы, когда были моложе, частенько винца попивали на пляже для поднятия тонуса и настроения, но с этого года, уже, как-то пореже они стали с употреблением винца, – по состарились, и былого тонуса, того настроения и удали, заметно поубавилось, и винцо уже, мало помогало им в этом. Уже безвозвратно ушло то счастливое время – пора  их жизни, когда выражают все устремления, мечты и желания в этой  поре у  молодых людей, уже сложившейся  поговоркой, что в такую пору их жизни, их не интересует ни что, более чем, водка, лодка и молодка. – Теперь же, наступила другая пора их жизни, унылая пора всё большего разочарованья и увяданья. Уже давно увядающая душа и сердце, никак не реагировали на романтические мотивы и искания. – Когда над речкой туман белый, белый, и вишни дурман, спелой, спелой…, но истерзанная и задубевшая за долгие годы жизни, увядающая душа и сердце, уже не отзывается на эти отчаянные призывы к продолжению жизни. Ну, а,  по вечерам уже, чтоб унять наступающую тоску и скуку, без особого энтузиазма,  многие, даже, большинство из них, взбодрившись стаканчиком винца,  шли в какой-либо санаторий на танцы и дискотеки. С  целью, по большей части (не просто так), отыскать себе временную (на время своей побывки здесь) спутницу, чтобы, как им казалось, ещё более скрасить таким знакомством, своё времяпровождение. А  возможно, даже, и внести разнообразие  в жизнь своей временной спутнице, не меньше их подверженной тоске и скуки.

               Но были среди них и такие, что категорически отвергали такое время провождение, как танцы, хотя большинство из них были холостяки. Обычно в таких случаях они, кисло улыбнувшись, равнодушно говорили примерно такое; это если, кто-то из приятелей настойчиво их звал туда, что это всё было у них в далёком прошлом, и теперь, такое времяпровождение, в столь почтенном возрасте, им как-то ни к чему.  Да пустое это всё – для большей убедительности, подытоживая  свой отказ, дополняли его, ещё и такой, какой-то совсем уж фатальной фразой, чтоб только, поскорее отстали от них. И  вообще,  желали, как бы навсегда устранится от этой, очень не любимой ими темы. Стояли твёрдо на своём, не поддаваясь никаким уговорам, вовлечь их туда. Ну, прямо так, непоколебимо твёрдо, будто их пытались вовлечь в какое-то преступное сообщество. Чем давали повод некоторым острякам из их компании, подшучивать над ними. Видимо,  с наступлением злодейки старости,  перегорели всем этим и окончательно, бесповоротно зачерствели,  и утратили всякий интерес к  таким развлечениям. Души прекрасные порывы уже давно не посещали их. С возрастом, всё больше овладевала ими гнетущая эмоциональная тупость, и уже никак не отпускала;  были безразличны до всяких утех. Развлекались, всё больше, по вечерам, тупо, сидя у экрана телевизора, просмотром футбольных матчей, и ещё что-то в этом роде.

               Анисимыч, напротив, относился к той категории, или группе лиц, которые охотно, и всегда ходили на танцы. Его нисколько  не смущал, даже, наступивший к этим порам, свой, довольно преклонный возраст. Какого-то другого, более интересного для себя время провождения он не находил. Правда теперь, из своих столь серьёзных физических недомоганий, в этом году он почти не танцевал, а просто, как зритель сидел больше на скамеечках, придирчиво рассматривая танцующих в зале, или на танцплощадке в санаторном парке. Его душа в отличие, от его ставшего немощным, тела, ну, прямо рвалась туда, жаждала его участия, но никак, уже, не могла приказать его немощному, увядающему телу, следовать её желаниям. Видимо, менее состарившаяся его душа, желала ворваться туда, чтоб и дальше полнокровно жить тем настроением праздника, исполнением желаний, так же, как в былые, более юные годы, скажем, ну ещё, лет пять или десять назад. Когда он был активным, деятельным участником танцевальных вечеров, был неистощимого оптимизма, много остроумно шутил. По возможности, даже, бывало, играл там, на вечерах, на гармошке или баяне, знакомился и проводил время  с женщинами. Теперь же, его шутки стали какими-то, горько пессимистичными, больше, саркастичными, хотя  и  не утратившими былого остроумия. Но это всё было в прошлом, когда злодейка старость, ещё так сильно не надломила его здоровья. И  теперь, не смотря на свои столь серьёзные недомогания,  он всё же, очень желал познакомиться с какой либо женщиной, так же,  как в прошлые годы, когда был моложе.  Для него это,  пока ещё не утрачивало смысл. И на этот раз он был полон  желания воплотить задуманное, – познакомиться и проводить время в объятиях, пусть уж, и не таких жарких, как в былые времена,  какой-либо женщины, уже высмотренной им танцах.

              Уезжал домой он обычно поздно, уже в первых числах декабря, поэтому всегда привозил с собой на отдых тёплую одежду. В качестве утеплённой куртки, он всегда носил такой, плотный, чёрный, легендарный – овеянный легендами прошедшей войны, морской бушлат. Он у него остался (сохранился) с той далёкой поры, когда ещё молодым,  четыре года служил на флоте. Говорил, что он его хорошо согревает. Уже где-то с ноября месяца, когда вечера становятся холодными, он, утеплившись этим своим морским, чёрным бушлатом, смело гулял допоздна, не боясь озябнуть, по набережной или в парке. И, уже всегда в эту пору, приходил в нём на танцевальные вечера.

               В один из дней, как обычно, вечером, Анисимыч с компанией своих дружков пришли на танцы в санаторий «Славутич». Он решил, что на этот раз надо как-то действовать, и не откладывать больше на потом, до следующих вечеров, чтобы познакомиться, с той, уже высмотренной им ранее на этих танцевальных вечерах, женщиной. Сам, долго в неуверенности, колеблясь, ну прямо, как эквилибрист на канате, всё никак не решался, видимо, предполагал про себя, что стар, и неуклюже будет выглядеть в танце, если пригласит её танцевать. Чем даст повод для насмешек таким же острякам, как он сам. Поэтому, попросил своего, наиболее близкого приятеля, что немного моложе его был, шестидесяти одного или шестидесяти двух лет, Кольку с Подольска.  Доверив ему столь деликатную просьбу, состоящую в том, чтобы тот, познакомившись с ней, которую, вот уже несколько танцевальных вечеров с вожделением наблюдал он, так и не решившись подойти, и сказал бы ей, что она нравится вот тому, и указал бы ей на него, сидящего на скамеечках в зале.

              Приходя на танцы, он теперь с горькой завистью и щемящей душу  тоской смотрел на тех, кто моложе были его, так стремительно и уверенно, а иные виртуозно передвигались в танце, совершенно не испытывающие той немощи и недомоганий, как он. К примеру: молодой (пятидесяти лет), спортивный – хорошо сложённый его приятель Вася. Или, совсем ещё молодой в ту пору, – сорока восьми лет, спортивный, хотя, весьма тяжёлый, с центнер весом, Володя Крикун. И другие, более молодые его приятели. Но у судьбы для себя, он уже, счастья не просил, не до жиру всё же, было ему.

              С сожалением и горечью он вспоминал теперь былую удаль свою, как когда-то, когда ему было лет пятьдесят – пятьдесят пять; был таким же, как те, которых он теперь с  такой убийственной завистью наблюдает на танцевальных вечерах. Он вспоминал, как когда-то, со своим дружком (иногда и без него) Сашей из Старого Оскола, постоянным его спутником того времени, – тот был ещё моложе его, на целых десять лет, и был ещё резвее и проворнее его; они, тогда, не зная теперешней устали и немощи, целыми ночами засиживались (ну, и залёживались, конечно) в санаторных номерах у женщин, осаждая их непреклонные сердца, добиваясь их расположения. И не один курортный сезон, из года в год, длились их такие, романтичные, амурные похождения.  Он  и тогда был весьма, смекалистым малым, чтобы произвести наибольшее впечатление на  своих знакомых незнакомок, обозначить свою высокую значимость в их глазах, и слишком не растратиться при этом. Они угощали их дешёвым вином, разлитым в бутылки с фирменными этикетками, специально подобранными для этих целей,  указывающими на высокую стоимость содержимого в них вина. Их незнакомок весьма, умиляло и расслабляло,  туманило им головы, и  затем сближало, когда они, так романтично и мило, предлагали им, распить бутылочку с этикеткой  загадочной «улыбки» в их номерах. –  Настолько проворен и находчив он был тогда, в самых разных обстоятельствах. И  такие их проделки всегда оставались никем не замеченными и не распознаваемыми. Так весело и увлекательно проказничали они по молодости лет. Как неустанны и неугомонны были тогда, такими неутомимыми и везде сущими ловеласами они были тогда. Теперь же, всё это кончилось, с большой грустью и досадой только вспоминалось ему,  каким-то далёким туманным миражом.

               Ну, а на теперешнем танцевальном вечере, было так и сделано. По его просьбе, Колька пригласил её,