Сразу полегчало. Ну, как же быть с моей любовью? Давление воздуха внутри моей головы механическим приёмом можно уравновесить с внешним давлением, но какой приём необходим для того, чтобы выровнить поток напирающих со всех сторон мыслей? Воистину, мысли носятся в воздухе и роятся в голове. Мы не всегда в состоянии соблюсти пропорцию тех и других. А известно ли нам правило, по которому составляются такие пропорции? Известны ли они вам? Вы - счастливый человек. Я же испытывал несчастье. Даже теперь, когда боль, словно морской отлив, отступала от моих настрадавшихся ушей. То, что было внутри меня, не понимало и противилось тому, что было снаружи. То, что снаружи – хотело прорваться внутрь. И било и стучало во все окна моего сознания. В сознании попеременно как будто то вспыхивал, то гас свет. Наконец я понял, что это всего-навсего помигивают сигнальные огни на здании аэропорта. Приехали.
Вы когда-нибудь были в Сибири? Как здесь пахнет... Непонятно даже, какой знак ставить в конце предложения – вопросительный или восклицательный. Мне всё расхотелось. И идти инкогнито в мэрию, и становиться мэром. Все эти скандалы и коллизии показались мне пошлыми и глупыми. Мне хотелось увидеть только её. Нет, всё же я не политик. Я поэт. И как я мог это забыть? Ведь я же писал в юности стихи и неплохо писал, когда был влюблён. А кто из вас был влюблён? Некоторые даже ни разу не были влюблены и воображают, что они жили. Я же влюблялся. Впрочем, это не важно, как я влюблялся в другие разы. Вот эта моя школьная, оаронская, любовь, может быть - даже наверняка! - была самая главная. Я сидел в аэропорту на неудобном пластмассовом кресле и размышлял: «Что же я буду делать?». Мне почему-то совсем не хотелось спать. Сколько же я уже не спал? Скоро утро. Надо, во всяком случае, дождаться утра. Надо пойти пообедать в буфет. Нет, позавтракать. Эта смена часовых поясов… Я ничего не могу сообразить.
За широкими окнами аэровокзала пошёл дождь. Крупные капли приятно шелестели, стекая по стеклу. Мне захотелось плакать. Над своей разбитой судьбой, над своим жалким существованием и - теперь уже ясное дело - над своим жалким мэрством. Над тем, что я оставил в Москве. Над тем, чего уже никогда не вернуть. Дождь кончался, начинало светлеть, и мысли мои с рассветом стали приобретать более радужные и оптимистические тона. Я совсем забыл о предстоящей политической карьере и переключился исключительно на дела любовные. Уж что тут поделаешь? Надо выбирать – либо одно, либо другое.
В квартале, где я когда-то жил, где с соседскими мальчишками гонял в футбол на пыльных дворах, мне сказали немногие из узнавших меня старожилов, что Лиза, несостоявшаяся любовь моя, выходит замуж. А может, уже и вышла. За Капитона, одного из двух братьев кузнецов, которых на нашей улице всякий знал. А кое-кто и боялся. Ох, этот Капитон! Да кто он такой?! Но я остановил свой справедливый гнев. Любовные дела не пристало решать средствами административными. Не стану об это мараться. Ничего из этого не выйдет. Капитона, значит, в тюрьму, а я чистенький? А может, так и сделать? Туда их, вместе с братом! А что? Но надо для начала стать мэром. Ой, как не хочется! Станешь мэром и, пожалуйста - Капитон в твоём распоряжении. А Лиза? Лиза... Захочет ли она любить мэра? А не мэра? Вот надо сначала это выяснить. Надо как-нибудь встретиться с ней. Хотя бы тайно. Может, вообще её отсюда украсть? Убежим вдвоём, а потом я, глядишь, получу ещё какое-нибудь назначение. Ох, эти кузнецы! Каждый из них в полтора - если не в два - раза меня здоровее. Хотя и я, кажется, не слабенький. Но всё познаётся в сравнении. И почему этот Капитон? Почему - именно Капитон?
Мучимый неразрешимыми вопросами, я зашёл в местную пивную. Стоя за столиком, я никак не мог припомнить, существовала ли эта пивная в пору моей ранней юности или это новейшее заведение. Во всяком случае, оно почти до неузнаваемости изменилось. И пиво не то, и лица не те, и закуски - какие-то незнакомые. Два человека, составившие мне компанию, вовсе не произвели на меня приятного впечатления. Скорее всего, это были какие-то мелкие мошенники. А может, разбойники, которые просто мечтали вытрясти из моих московских карманов их содержимое. И пусть, пусть они проломят мне голову, выпьют мои мозги! Это самое сладкое, что у меня осталось. Только мечты и воспоминания.
Они повели меня какими-то задворками, якобы к себе домой, для продолжения банкета. Я совершенно не узнавал тех мест, которые должен был наизусть запомнить с детства. Даже названия улиц переменились. Деревья росли не там, дома стаяли не так. Я шёл, чувствуя себя козлом, или бараном или… Как там у древних евреев назывались те, которых водили на закланье? Погода уже давно резко переменилась – пошёл снег. Вот тебе и Приморье! Климат даёт себя почувствовать. Даже в своём плаще я стал мёрзнуть. А мои спутники только скалились своими фиксами и всё как-то расширяли пространство между собой, т.е. один клонил в одну сторону, а другой – в противоположную. Я шёл следом за ними и, в конце концов, совсем перестал понимать, за кем же из них мне надо следовать. Вероятно, мои карманы и голова уцелели именно и только потому, что между этими моими случайными знакомыми возникли какие-то временные пьяные разногласия. Скорей всего, они таки касались моего имущества и жизни. Например, один из них предлагал кончить меня тут же, а другой настаивал на том, чтобы сначала отвести в более надёжное место. Или что-нибудь в этом роде. Но это всё домыслы. Во всяком случае, я пока остался жив. Пока. Впрочем, мы все «пока» живы. Но я имею ввиду очень близкую и неминуемую смерть. Т.е. смерть, которую некоим образом нельзя отложить. Но кто из вас хотя бы на мгновение способен отложить собственную смерть? Что мы вообще об этом знаем? Я опять загрустил. Теперь я, к тому же, был пьян. Мои благодетели бросили меня в какой-то совершенно необитаемой местности. Может быть, они ещё вернуться, раскаявшись, что по глупости упустили столь лакомый кусок? Что ж. Мне всё равно. Буду ждать здесь. Это, т.е. это место, где я стою, похоже на давно брошенный дом. Здесь ещё даже остались кое-какие вещи. Какие-то тряпки, вёдра – оцинкованные, почти новые. Рулоны каких-то не то обоев, не то утративших свою ценность чертежей. Вверх поднимаются полуразрушенные стеллажи. Похоже на склад или ангар. Но крыши нет. Сверху свободно падает снег. Стало совсем холодно. Планируют сухие снежинки. Земля под ногами окоченела и звенит как железная. У меня опять разыгрался насморк. Мёрзнут нос и щёки, а более всего - непокрытая голова. Какой же я идиот, что не взял шапку! В городе было лето? Это у нас - лето... Как я ни поднимаю, ни вытягиваю вверх воротник, как ни вдавливаю внутрь плаща свою взъерошенную голову - уши отмерзают, темя ломит. О, как ломит моё темя! Я перестаю что-либо соображать. И в тот самый момент, вдруг… Ну да! Вот почему я на самом деле собираюсь вступить в права мэра! А если они вернутся? Я сажусь передохнуть на большой и толстый рулон. То ли ковёр, то ли рубероид. От нахлынувшего озарения у меня даже согрелись уши, испарина выступила на лбу. Как бы не замёрзнуть! Но нет. Сейчас додумаю, и - в мэрию. Только надо додумать, чтобы на совершать ошибок. Вот что главное. А главная ошибка до этого заключалась в том, что я поддался эмоциям, распустил нюни. Вот уж чего нельзя было делать ни в коем случае.
Итак, вся моя предыдущая жизнь предстала предо мной как на ладони. И прежде всего то, что было в Москве. Это совершенно невероятная история. Я бы и сам не поверил, если бы мне кто другой рассказал. Ну, что поделаешь, жизнь порой подкидывает такие темы… Так вот. Даже не знаю с чего начать. Да, действительно, я был женат. Но не на моей жене, т.е. не на той, о которой я говорил вам в начале этого рассказа, но на другой женщине. Она была дочерью номенклатурного работника. Я тогда - что, как сами вы понимаете, было вполне естественно - вращался в таких кругах. Но эта женщина - как бы это выразится? - существовала в природе не в одном экземпляре. Другими словами, она имела близняшку – однояйцового близнеца, идентичную копию. И я даже их путал. Т.е. честно говоря, я совершенно не мог понять и до самого конца – верите ли вы? – до самого конца так и не смог разобраться кто из них кто. Я был влюблён. Нет, точно, я был влюблён. Выходит, я любил обоих. Точнее, обеих. А может, мне это и нравилось? Что они в двух экземплярах. И просто никогда нельзя было быть уверенным, та это или иная. У меня чуткости, например, не хватало. Вообще, наверное, существует такое половое извращение, точнее дивиация, когда любят близняшек, близнецов? Чтоб их было два, три… Чем больше, тем лучше. В этом же наверняка есть свой кайф. Да и можно ли называть это отклонением, если это факт природы? Ну что делать, если их две? Хочешь, не хочешь – приходится любить обеих, если они, конечно, того захотят. У них ведь - такой соблазн обмануть. Скорее всего - если не все, то большинство - однояйцовых близнецов такими обманами в своей жизни пользовались. Вроде измена, а вроде и нет. Они ведь одинаковые. Почти одно и тоже. Но внутри ведь они знают, что они разные. Никогда не был близнецом, никогда не дружил с близнецами (во всяком случае, сразу с двоими), а тут надо же – угораздило влюбиться. Но я поначалу вовсе даже не подозревал, что их две. Просто понравилась девушка, потом узнал, что папа номенклатурный работник. Тут уж - вовсе воспылал страстью. Но они, эти самые, кто сказал мне, что у неё папа номенклатурный работник, умолчали, что их таких – две. Видно, решили подшутить надо мной. Видно, хотели, чтобы я помучился, сам во всём разбираясь. Что ж, у них получилось. Познакомился я - с одной на каком-то приёме (кажется у иностранного посла), а через некоторое время - познакомился с другой, точно такой же. А та делает вид, что меня не знает. Т.е. это я думаю, что она делает вид. Но тут я и попался. Знаете ведь, как возбуждает настоящего мужчину женское пренебрежение. Мы с ней за одним столом ели-пили, я ей анекдоты травил, чуть ли не за коленки её уже под столом ощупывал, а она: «Извините, я вас не знаю». Слышали вы такое? Я за ней, она от меня. Она в машину, я в свою. Она едет, я за ней. Она за город, я тоже. Не отстаю. Хотя у неё автомобиль и покруче. Интересно, что она, т.е. эта вторая, думала на самом деле? Может возомнила, что я киллер и веду на неё охоту? Нет. Наверное, воображала, что я хочу её похитить, чтобы потом подороже продать папочке. Может, она об этом только и мечтала. Знаем мы этих номенклатурных девочек! Все они с садомазохистскими наклонностями. Может быть, поэтому она меня тогда и не выдала? А то бы свернула в какую-нибудь милицию, тут бы мне… Ну нет. Мы бы как-нибудь выяснили это недоразумение. Впрочем, их папа… Мда-а, по сравнению с их папой, я бы в милиции смотрелся бледно. А ещё точнее - ни как бы не смотрелся. Закатали бы меня по самое некуда, во Сибирь-матушку. А где же, спрашивается, я сейчас нахожусь? Но речь не об этом. Короче, в тот раз всё обошлось благополучно. Я её не догнал, потому что попал в аварию, а потом в больницу. А та, первая, обо мне вспомнила. Видать, я всё-таки значительно выше коленок тогда в своих ухаживаниях под столом дошёл. Каким-то образом (впрочем, всё ФСБ у них в распоряжении, пардон,
