выпрямилась, но, ослепленная солнцем, не увидела Тараса. Тогда она высыпала остатки зерна курам и, помогая себе палкой, шагнула навстречу солнцу, заслоняясь от его лучей ладошкой руки. Увидела внука, но не узнала сразу, а испугалась. И так испуганно смотрела, пока он приближался.
-Бабуня! – опять позвал Тарас. И тут она признала его. Подняла к нему руки, выронив палку, которая угодила в самую гущу куриной толпы. Куры, толкаясь, бросились врассыпную, а бабка тяжело повисла у внука на руках.
-Тараско, внучек родной! – только и вымолвила бабуня, заливаясь слезами.
Вышел дед. И Тарас удивился тому, что дед оказался удивительно белым и маленьким, словно засохший боровичок. Приблизился к внуку, лобызнул сдержанно и, растворив дверь, пригласил в хату.
-Долго же ты к нам добирался, - укоризненно заметил он, усевшись за стол. Бабка тем временем засуетилась с дверцами и ящичками старенького своего шкафчика, доставая оттуда посуду и снедь.
Гость осмотрелся. Все в комнате оставалось таким же, как и девять лет назад. Те же занавесочки, те же табуретки. Сундук все тот же в углу – будто и не было всех этих лет между сегодняшним утром и тем, последним, днем, когда он без всякого предуведомления и объяснения потихоньку улизнул из хаты и исчез навсегда.
-Что, смотришь, как мы живем? – глухо пробасил дед. – Так же все и живем. Не богато и не худо. А в добре и красне жить хорошо и во сне. Вот телевизор Василь подарил, дай Бог ему здоровья! А так все по-старому. Отповидай лучше, як ты сам жил?
-Чого ты, старый? – вступилась бабка. – Не успели к столу, а ты с балачками. Дай хлопцу поснидать! С дороги, чай. Поснидайте, а после и пытай.
-И то правда, - согласился дед. – Без обеда не красна и беседа. – Он взял за горлышко бутылку и налил из нее сначала в стакан Тарасу, а затем себе.
-Спасибо, что приехал. Хоть побачили мы с бабкой перед смертью. Эта курва с косой такая, шо прийдет – и на печи найдет. А мы с бабкой только и жили, шо думками за тэбэ. Дюже надеялись, что приедешь, та заберешь хлопца, як трэба. А ты запозднился шибко.
Бабка всхлипнула и утерла глаза кончиком фартука. Дед поерзал на месте, крякнул и приказал бабке:
-Поди, Ганна, погляди во двор! Не пришел бы кто ненароком. Та пошукай Тараску. А мы тут побалакаем трошки. Не бабье дело чоловичьи балачки слухать!
Сморкаясь в подол, выгребла бабка за дверь, плотно притворив ее за собой.
-Ну, теперь сказывай, внук, як жил, як живешь, и с якими думками до нас завернул?
-Живу, как все, - сказал Тарас, недовольно морщась. Ох, как не хотел он этого разговора! Просто все нутро возбуждалось и порывалось вскочить и убежать. Тарас вообще терпеть не мог разговоров о его жизни. Любят все соваться в чужие жизни и копаться в чужих душах. Да еще со своими оценками да советами. В чужой-то жизни куда как просто разбираться! Да и какая там, к черту, жизнь! Все как-то пошло в ней наперекосяк.
Вообще-то, конечно, жил он, как того сам хотел. А хотел он в жизни только свободы. И берег свою свободу пуще всего. Потому что свободный человек – царь своей судьбы. И распорядиться ею он волен по-царски. Но только чтоб ни одна живая душа не влезала! И не мешала…
-Чую, внучек: так гарно жил, шо и балакать важко! – участливо промолвил дед.
-Отчего же тяжко? – отозвался Тарас. – Вовсе нет. Я же сказал, что живу, как все. Учился, работал. Теперь занимаюсь общественной деятельностью.
-А шо цэ такэ, наприклад, общественная деятельность? – поинтересовался дед.
-Ну, политика.
-Ага! Цэ така страшна преисподняя, сожравшая и Россию, и нашу бедную Украину, и всех сусидов наших закордонных порушила, розняла, як прутнев на венике. И ты клопочишься в этом поганом болоте?
-Почему сразу уж и поганом? Да, когда в стране совершаются перевороты, смена власти и политического курса, то, естественно, различные смуты и брожения в обществе неизбежны.
-Ты мне тут агитационные байки не розмовляй! Я и сам кое-что в этой жизни еще разумею. Особенно шо за перевороты. Когда происходят перевороты, то непременно летят головы. И, к сожалению, вовсе не тех, кто перевернулся. А тех миллионов, которые подвернулись под эти самые перевороты. Так что ты тут не заводи мне гопака, а отповидай, як ты розумиешь до сына свого поступить? Бо до политики ты, видать, шибко горазд, а до родной дытыны и руки, и ноги коротки зробылысь.
-Насколько я знаю, о нем уж и без меня позаботились?
-А шо робыты? Якшо ридны батько та маты побросалы, то приходится дидам клопотаться.
-Но, ведь, это вы с бабуней его выкормили.
Дед вздохнул тяжело, опустил седую свою голову долу и задумался.
-Я не ворог дытыне, - наконец, промолвил он. – Мы балакали с Алхасом. Доси мы гудувалы Тараску, а после вин будет. А на погибель кидать хлопца я не собираюсь.
-Но, ведь, ты же знаешь, что он мой сын! – воскликнул Тарас.
-Та цыть! Звился, як пивень! Дюже поздно ты вспомнил про своего сына! Поменьше бы шлялся, да со своею ненаглядной политикой цацкался, а лучше сынов добрых растил. Сына ты свого недостоин. Да и нет у тебя ничего за душой, чтоб дитями заниматься. Только и умеешь, что строгать их и бросать на произвол судьбы. Скольким дитям и их матерям ты жизни узувечил, деятель? Язык ишо поворачивается общественной деятельностью похваляться. Все вы, такие «деятели», способны только жизни чужие гробить. И ты, и твоя полюбовница, шлюха подзаборная! Будьте вы прокляты, «деятели» чертовы! Будь моя воля, так я бы вас не то, чтоб из страны, со всего свиту геть вышвырнул бы, шоб не баламутили добрых людей своею скотской политикой.
-Да что вы меня все попрекаете моей деятельностью?! – вспылил Тарас и вскочил с места.
-Та цыть! И сидай! Який грозный! Бабку спужаешь. Я тебя не звал. Якшо явился, так сиди тихонько и слушай. Мы с бабкой хотим спокойно помереть, чтоб не мучиться на том свете за малого внучка, дытыну безобидную. Алхас решил мудро, дай бог ему здоровья! Он и выучит, и воспитает, как надо, и защитит, когда надо. Я знаю, что никакая беда не страшна будет хлопцу за такой стеной. Да и жить не в халупе будет.
-Я хочу увидеть своего сына ! – сказал Тарас.
-Ни к чему тоби його бачить! – заявил дед. – Нащо теребить хлопцу душу? Хай живее спокойно. Будет время, отправится до Алхаса. Тараске трэба знать, что его отец – Алхасов Рустам, уважаемый человек, а не поблуда Галушко Тарас Петрович.
-Да что это такое, в конце концов? – возмутился Тарас. – Собственного сына я даже видеть не могу?!
Возмутился он скорее из упрямства, или просто так, для понту, а не потому, что действительно очень уж хотел увидеть ребенка. Но старого Голову такое заявление весьма всколыхнуло. Он испугался за маленького Тараску. Почти так же испугался, как в тот раз, когда Тараска потерялся. А испугаться деду был резон, потому что очень хорошо понимал старый Голова, что только Алхас в состоянии обеспечить мальчику будущее. И вот теперь этот беспутный человек, явившийся невесть откуда, может в одночасье порушить будущее Тараскино счастье.
-Вон! Вон, стервец, бисова душа! - заорал дед, вскочив со стула. Схватил Тараса за грудки и толкнул от стола к дверям.
13
А маленький Тараска, подавшись в самую рань в соседский двор, беспечно возился с приятелем своим Василем. Они вдвоем уже успели натворить кучу всяких дел, и теперь ворошили в корзине, набитой всяким хламьем, прехорошеньких пушистых кутенят, родившихся недавно. Пришел с бригады отец Василя, дядько Петро. Хлопцы давно его поджидали, так как он уже целую неделю обещался их свезти на пруд. Вот почему, завидя его, Тараска весело подпрыгнул на месте:
-Дядько Петро, ходым на ставок!
Тараска прекрасно знал, какая по утрам в пруду замечательная вода: и тепленькая, и чистенькая. Потому что утром ее еще не успевают разбултыхать. Но дядько Петро оказался сильно озабоченным:
-Здаеться мне, Тараско, шо не на ставок тебе трэба бежать, а ховаться в закуток. Вон, до вас опять якись чоловик пожаловал, шоб им пусто было всем этим людынам! Життя от них нету!
Екнуло в груди у Тараски. И хотел он, действительно, прятаться в соседский закуток, но какая-то нечаянная сила толкнула его к плетню. Подкрался он к нему и вонзился взглядом сквозь щели в свой двор. На порожке хаты бабуня сидит, плачет и сморкается в фартук. Сжалось у Тараски маленькое его сердечко от жалости к старенькой своей бабуне и, заколотившись, напрочь потеряло всякий страх и осторожность. Прошмыгнув через плетень, кинулся Тараска к своей бабуне разделить с ней ее горе, а, если нужно, то и защитить от злых обидчиков.
В ту самую минуту, когда Тараска, подбежав к бабушке, обнял ее голову, прижавшись всем своим тельцем к сморщенному ее лицу, раздался из хаты истошный дедушкин вопль:
-Вон! Вон, стервец, бисова душа!
Тараска испугался и мгновенно дернулся за бабушкину спину. Тотчас распахнулась дверь и вылетел из хаты незнакомый мужчина, очень похожий на батька, что на фотографии в альбоме. Все нутро затрепетало у Тараски. Схватился он за бабушкины юбки, надеясь еще как-нибудь поглубже укрыться в них. А дядько так и вперился глазищами в Тараску. Вот-вот набросится!
И плюнул тогда Тараска на свой страх, выбросил его из своей души. Потому что сильнее страха оказалась его ненависть к этому человеку, который забрался к ним в дом и причинил какое-то горе дедушке и бабушке.
-Ходы видсиля скорийше! Ты злой и противный! – с ненавистью выпалил он, храбро высовывая голову из-под бабушкиных юбок. Мужчина дернулся нервно, лицо его скривилось, точно он собирался заплакать. Даже подбородок у него задрожал:
-Мальчик, ты даже не знаешь, что я…
-Цыть!!! – загремел в дверях дед. – Не смей! Не смей, подлец! Ни слова больше!
Вдруг дед, задрав кверху подбородок и судорожно хватая воздух, стал медленно и грузно оседать прямо тут же, в дверях, цепляясь руками за косяк, потом за ручку двери…
Бабуня заголосила, бросаясь к деду, а от плетня большими прыжками летел на помощь сосед Петро.
Чужой дядька растерянно покрутил головой, дернулся туда-сюда, но тут же отчаянно махнул рукой и двинулся прямо к калитке.
