Агнесс

глаза.

- Маммма... произнёс он первый раз в жизни и протянул к ней пухлые ручки.



- Всё много хуже, - Роже́ выпустил кольцо дыма. – Хотя... Чёрт его знает, может быть, и сможем их отбить? – он встал, подошёл к серванту. – Вина хочешь?

- Нет, спасибо, - Агнесс покачала головой. Она сидела, раскачиваясь на табуретке. Как может быть ещё хуже?.. Хуже, чем когда человек просит яд?.. Что
сделали с ним, что он нашёл путь передать записку?.. Внутри  жгло, грудь горела неистовым пламенем...

Роже вернулся, сделал глоток и тяжело сел.

- Дахау? – переспросила Агнесс.

- Да. Евреев отправляют в Дахау...

Она не увидит Огюста. Больше никогда не увидит... Он будет умирать в муках, и она не сможет помочь. Её Огюст... Она не сможет быть рядом, держать его, смотреть на него, дышать им... На ладонях выступил холодный пот.

- Ты сам-то веришь, что сможете отбить?

- Нет, Агнесс... не верю. Сегодня... сегодня нас обезглавили... Это было безумием! Я говорил, говорил, мы не готовы, - кулаки Роже сжались. – ...потом... сволочи... сволочи! Они ходили и добивали лежавших... Живым стреляли в глаза...

Агнесс не различала слова. Слёзы всё застилали туманом... чувства, мысли проваливались в бездну...

- Агнесс... - Роже пристально посмотрел на неё.

Но она вскинула вдруг ладонь - нет, нет, постой! Он, озадаченный, замолчал...

- Достань яд! – краска отошла от её лица.

- Что ты задума... – Роже в волнении встал, сделал пару шагов к окну, развернулся. – Ты сошла с ума!.. А как же Филипп?..

Она смотрела на него стеклянными глазами.

- Ты достанешь?

Это был словно гипноз. Роже застыл, чуть покачивая головой, не в силах отвести взгляд.

- Да... – наконец хрипло произнёс он.

Агнесс поднялась, сделала шаг к нему:

- У меня будет ещё одна просьба...


Всё стихло. Только с потолка в каптёрке клацают капли в ведро... Этьен на всякий случай подёргал входную дверь. Мёртво! 

Слава Богу, впереди была спокойная ночь... Камеры были глубоко в подвале, и стоны оттуда, если и доносились, были не громче гудящего за окном ветра. «Скоты! Только попробуйте мне устроить балаган»... Похрамывая, он вернулся к столу, развернул из пергамента запечённую курицу и сел. Ожиревший зад еле поместился на шаткий стул, но было плевать. Второго всё равно нет, а жрать хотелось до одури. При одном взгляде на курицу сводило желудок...

... он рвал курицу на куски, руками совал их в рот, пухлыми сальными пальцами хватал стакан и жадно опрокидывал в себя прокисающее вино. Вытащив головку чеснока, надкусил её... Жжение растеклось по дёснам и языку. Сплюнув чесночную кожуру в гору костей, рыгнул, ещё глотнул вина и отвалился на спинку. Голод отступил. Этьен выковырял ногтем кусок мяса из передних зубов, вытер палец о край табуретки и отдышался.  По телу растеклось блаженство, слегка затуманилась голова. Жирная плоть послала сигнал. Такое случалось не часто, но, в конце концов, после смены он вернётся домой, нагреет воду, сядет в неё, положив руки на ляжки... Плоть послала ещё сигнал...

В дверь громко постучали. Этьен вздрогнул, испуганно стрельнув поросячьими глазками на часы. В такое время  немцы, разобрав местных шлюх, развлекались у мадам  Буве. До утра жандармерию никто не беспокоил. Он подошёл к двери.

- Кто здесь? – гаркнул он по-немецки и дёрнул смотровую заслонку.

- Пожалуйста, откройте...

Хрупкий силуэт в темноте... Этьен посмотрел по сторонам... Только силуэт, рядом ни души. На всякий случай он расстегнул кобуру и, грохнув щеколдой, открыл дверь.

- Мне нужен Огюст Фоглер, - войдя, женщина скинула капюшон.

На секунду ему показалось, что она вся дрожит, но только секунду, не более. Она стояла перед ним крохотная, с вьющимися золотистыми волосами, тонкими изысканными чертами лица... Глаза смотрели мимо него, куда-то в угол...

- Хм... Кто – кто?..

- Огюст Фоглер.

Этьен смерил её взглядом... Стройненькая, с маленькой грудью... В висках застучало...

- Огюст Фоглер? – машинально повторил он и закрыл тяжёлую дверь. – Зачем?

Он уже стоял сзади неё, уже вдыхал её запах. Она скинула дождевик, повернулась к нему и подняла глаза:

- Я должна его видеть, – и расстегнула на блузке верхнюю пуговицу.

Кадык на жирной шее дёрнулся, и Этьен шумно сглотнул слюну.

- ... видеть Огюста Фоглера?.. – его лоб покрылся испариной. – Проходи, вон туда... - он засеменил в коптёрку. – Как тебя...

- Агнесс.

- Пойдём, пойдём, ключи у меня там... - от него нестерпимо воняло по́том и чесноком...[/i]

[/i]После следующей сцены меня начало колотить. Я отложил журнал. Образ Агнесс, которая пустыми глазами смотрела на капли, стекающие с потолка каптёрки... и считала их...   Я лежал и такими же глазами смотрел в окно... До какой грани может пойти женщина во имя любви?.. Для них нет грани, нет края Вселенной, в которой они живут.

Дверь, натужно взвыв, слегка отворилась, и камеру разрезал тонкий тусклый луч света. Агнесс, запахивая разорванную блузку, сделала пару шагов и опустилась на колени. Он лежал в полумраке. Дыхания не было слышно, но Агнесс знала, что жив.

- Огюст, - тихо прошептал она, и хлынули слёзы. – Я люблю тебя.

Нежно просунув ладонь под щёку, она повернула ему голову. И, наклонившись, поцеловала в горящие сухие губы. Спазм прошёл по телу, Огюст чуть слышно застонал. Агнесс также нежно убрала ладонь:

- Если ты думаешь, что я смогу дышать, не видя тебя....

Она открыла пузырёк. Несколько капель скользнули по губам на язык. Сначала на его язык. Потом на её...

Лампы в коридоре скользили надо мной... Или я скользил под ними?.. Каталка шла плавно.

- Не волнуйтесь, - сестра улыбнулась мне. – У вас лучший в мире врач.

- Какая сегодня погода? – я улыбнулся в ответ.

- Снег, - она покачала головой, - белый пушистый снег.

- Он большой?

- Да! Ещё какой!

- В такой снег всё только начинается. Вы знали об этом?..