Сотворение любви - Глава 2

Есть люди, ненавидящие понедельники. Я ненавижу пятницы. Моя работа не раздражает меня, по крайней мере, настолько, чтобы искать другую, но с наступлением пятницы у меня всегда возникает ощущение усталости и потерянного времени, принесенного в жертву, которую, по правде говоря, никто не вправе от меня требовать. Однако неотложные дела зачастую скапливаются именно в этот день, и я вынужден надолго задерживаться в офисе, а не уходить в восемь, как обычно.

Сегодня пятница. И если в пятницу первым делом ты обнаруживаешь на рабочем столе записку от секретарши с просьбой встретиться с Хосе Мануэлем, как только ты придешь, то можешь быть уверен, что день окажется очень длинным. Срочные дела в последний момент, ошибка, которую нужно исправить, какие-то требования и претензии, которые не могут подождать до понедельника.

Я стучу костяшками пальцев в дверь кабинета Хосе Мануэля и вхожу, не дожидаясь ответа. Он стоит у двери со скрещенными на груди руками, всем своим видом выражая нетерпение, словно очень долго ждал меня.

- Ты дурак, или как?

- Добрый день. Я тоже очень рад тебя видеть.

- Не беси меня, Самуэль.

Хосе Мануэль не сквернословит и не матерится, а употребляет более мягкие выражения типа: “не беси меня”, “черт побери”, “вот дьявол”, “не выводи меня из себя”, “тьфу ты, черт”. Эти выражения, слетающие с уст человека, родившегося в южных предместьях Мадрида, с головой выдают его происхождение и статус в обществе, которые он тщательно скрывает. Силясь скрывать, кто он есть, Хосе Мануэль мог бы закончить, как главный герой того фильма Вуди Аллена, в котором у героя было невыразительное лицо. Если бы я не боялся его обидеть, – а Хосе Мануэль обижается очень легко, – я сказал бы, что ему нужно было посвятить себя преступному миру: нападать на банки и ювелирные магазины. Свидетели вечно спорили бы, не приходя к согласию, был ли он блондином, или брюнетом, с орлиным или прямым носом, большими или маленькими глазами. Они не опознали бы его спустя пару дней и не смогли бы помочь составить фоторобот.

- Что случилось? Я сделал что-то ужасное? Ладно, хватит уже изображать строгого исповедника, выкладывай как на духу все, что есть.

- Все, что есть? Точнее, все, чего не будет, во всяком случае, если ты продолжишь швырять деньги на ветер. Это уже во второй раз. Что с тобой, Самуэль?

- Ты о последней смете?

- Естественно! У тебя какие-то нереальные цены на краны и инструменты. На кафель, да, нормальные – какая удача, подумать только! Не смейся, на самом деле здесь нет ничего смешного. Этот заказ в текущем году самый важный, а благодаря тебе вся прибыль идет псу под хвост.

- Не вся.

- Ну, часть, а мы существуем не для того, чтобы швыряться деньгами.

- Это можно исправить.

- Да, возможно, но я уверен, что они поторопились одобрить смету, а это торговый документ. Если они захотят, то могут подать на нас в суд за невыполнение контракта.

- Это ошибка, черт возьми, не преувеличивай.

- Вот и исправь ее. У тебя один день на исправление. Сегодня. Сначала позвони им, извинись и пошли новую смету по факсу. Так больше не может продолжаться, Самуэль. Что с тобой происходит? По правде говоря, я подумываю купить твою долю, ты потерял к делу интерес. Если бы ты был служащим, я бы подумал, что фирма тебе безразлична, но ведь ты совладелец, черт тебя побери!

И тут я почувствовал, как сильно я устал, на самом деле устал. Не только из-за сегодняшней бессонной ночи, похмелья, и даже не потому, что сегодня пятница. Я устал возиться с бумагами, устал от того, что я служащий и одновременно акционер, устал от образа серьезного, респектабельного человека, каким я никогда не хотел быть. В равной мере я устал и от друзей, которые вдруг стали подозрительно похожими на своих родителей, словно они были теми чужеземными похитителями тел, которые жили в северо-американском городке и знакомились со своими жертвами. Эти жертвы продолжали казаться самими собой, но на самом деле подчинялись извращенной воле других.[здесь и далее примечания переводчика: тут, очевидно, имеется в виду серия книг Энн Райс о вампирах]

Ничего не отвечая Хосе Мануэлю, я подошел к нему и уселся на кожаный диван, слишком блеклый для офиса процветающей фирмы. У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в новый спор по поводу стремления и настойчивости, необходимых, чтобы в будущем получить прибыль, по поводу взаимного доверия и положительной энергетики, о которых Хосе Мануэль почерпнул сведения в книгах по самообразованию для предпринимателей.

- Завтра я еду на похороны, – сказал я Хосе Мануэлю, соскребая ногтем чешуйки с дивана.

- На похороны? Кто-то близкий?

- Да, очень.

Хосе Мануэль порывисто шагнул к дивану, возможно, желая выразить соболезнования простым пожатием руки, но развернулся и сел за свой стол.

- Парень, почему ты ничего не сказал мне? Мы – компаньоны, но, также и друзья. Кто? Мать или…?

- Нет, подруга. Одна очень близкая подруга.

- Та, с которой ты ездил в прошлом году?

- Хулия? Нет, о ней я уже давно ничего не знаю. Другая. Ты ее не знаешь. Ее звали Клара.

- Ну да, ты никогда даже не упоминал о ней. Жена говорила мне о том, что она не верит в то, что ты всегда один.

- Как видишь, она была права.

- Ты никогда ни о чем не рассказываешь. Она умерла? Она была молодой? Черт, ну что за бред! Конечно же, она была молодой.

- Несчастный случай. Она объезжала пешехода. Когда мы ездили на машине, за рулем всегда была она, и каждый раз мы спорили о том, что она резко тормозила, чтобы не сбить голубя, или кошку. Я говорил ей, что она подвергает опасности нашу жизнь из-за какой-то твари. Но она отвечала, что не могла просто наехать на животное, не попытавшись его объехать. В этот раз оказался человек. Она его объезжала и вылетела с шоссе. А тот спасся.

- Давай, иди домой, смету я возьму на себя. Теперь я понимаю твою невнимательность. Мог бы и рассказать мне об этом, взять выходной.

- Мы разошлись, и я не думал, что меня это так заденет. Но, сейчас я понимаю, до какой степени мне ее не хватает. Теперь, когда ее и вправду нет.

Эта фраза получилась такой мелодраматичной, что у меня ком в горле застрял. Я был ошеломлен и растерялся. Я никогда не плел интриг, никогда не сочинял таких идиотских историй, чтобы меня освободили от работы. А самое глупое то, что я в смятении из-за невосполнимой потери, которую только что сочинил.

- В котором часу похороны?

- В одиннадцать.

- Хочешь, я поеду с тобой?

- Не знаю, ехать ли. Ее будут кремировать. Эта мысль кажется мне невыносимой.

- Ты должен поехать. Передай мне дела. Будет только хуже, если тебя там не будет. Надо попрощаться с ней, чтобы закрыть эту главу. Все дела требуют окончательного завершения. Я позвоню тебе в полдень, и ты все мне расскажешь. Идет?

- Я сам тебе позвоню. Пойду домой. Мне жаль, что так вышло, я имею в виду со сметой.

- Не переживай. Мы все уладим. Я попрошу Хеновеву исправить. Это несложно.