Сотворение любви - Глава 8

Карина ни в чем не виновата, и у меня не было повода злиться на ее приветственный мимолетный поцелуй в щеку; на то, как она подняла принесенную ее бутылку вина, будто должна была что-то отмечать; на ее торопливые шаги; на то, как стремительно ворвалась в мою квартиру, будто к себе домой, а теперь неторопливо рассматривала мебель, картины, фотографии по дороге в гостиную, скрупулезно изучая каждую собранную мной вещицу, словно милостиво дозволяла мне владеть ими. Карина шла так медленно, что я споткнулся о ее каблук и нехотя, через силу, извинился.

Меня бесило ее присутствие, как бесят иногда последствия собственных решений, но ведь это я сам позвонил ей и пригласил придти в порыве родившегося желания узнать побольше о Кларе. Я мог бы порвать ее визитку или сунуть в коробку и забыть про нее, как и про многие другие карточки, уведомления, просроченные лекарства, давние записные книжки или вырезки из журналов, которые я храню до тех пор, пока снова не наткнусь на них когда-нибудь, сам не понимая, зачем хранил. Я сам виноват, что встретился здесь с девушкой в красном костюме, похожем на тот, что был на ней в день похорон. Такой фасон абсолютно неуместен для личных встреч – слишком элегантный, слишком официальный, он идеально подходит для встреч деловых. В таком костюме не сядешь на землю и не хлебнешь пивка прямо из горла бутылки. К тому же, в глубине души я уже не был уверен, что хочу услышать ее рассказ о моих мнимых отношениях с Кларой, догадываясь, что мое желание, очертя голову, влезть в чужое прошлое и стать героем не своего романа – не более чем ребячество. Мне стало совестно, точно так же, как было совестно смотреть по телевизору определенного рода передачи. К слову сказать, до того, как сломался телевизор, я временами посматривал шоу, в которых люди рассказывали о своих сердечных проблемах, выставляя на всеобщее обозрение свои несчастья и недостатки, хвастаясь своей ненавистью и злобой. Впрочем, хватало меня всего на несколько минут, я быстро переключал телек на другой канал, потому что мне казалось, что эти эпизоды жизни были слишком личными и безусловно важными для главных героев, и я был здесь третьим лишним. Публичные обсуждения личной жизни сродни порнографии. Мужчины и женщины показывают нам то, что мы хотим увидеть, отлично зная, что не стоит смотреть снафф-видео наших несчастий, выставленных напоказ трупов наших душ, пыток, которыми мы терзаем сами себя для того, чтобы сделать нашу жизнь более значимой: дескать, смотрите все, на ваших глазах я приношу себя в жертву, чтобы доставить вам удовольствие, я попираю свое достоинство, унижаюсь, выставляю себя на позор и поругание. “Се человек”. [прим: Снафф-видео – короткометражные фильмы, в которых показываются настоящие убийства без использования спецэффектов, с предшествующим издевательством и унижением жертвы;

“Се человек” (ecce homini) – фраза, сказанная Понтием Пилатом при бичевании Христа и возложении на него тернового венца незадолго до распятия]

Тем не менее, я позвонил Карине – и вот она здесь, пожалуй, такая же взволнованная и напряженная, как и я. Вполне вероятно, она тоже спрашивает себя, зачем пришла. Что двигало ею – нездоровое любопытство или желание узнать, каким был любовник ее сестры? Возможно, она хотела представить Клару со мной, узнать, что мы делали, а что нет, ласковый ли я мужчина, и лучше или хуже того, каким она меня представляла? А может, ее согласие на мое приглашение было просто способом вернуть себе частички неизвестной ей Клары, тем более, что подвернулся походящий момент узнать получше свою сестру и ее тайные делишки. По сути, мы сродни грифам прошлого, приученным рыться в падали, оставленной нам собственными ошибками и недостатками. Как птицы, срыгивающие сожранных ими червяков или насекомых, чтобы накормить птенцов, мы тоже исторгаем из своего нутра все полупереваренное, словно, съев остатки еще несколько раз, мы сможем переварить и усвоить эту пищу, бесповоротно сделав ее частью нас самих.

Оглядевшись, Карина присела на диван.

- Клара говорила, что вы почти никуда не выходили, – словно обращаясь к самой себе, убежденно сказала она.

- Клара преувеличивала. У меня есть друзья, с которыми я ужинаю и хожу в кино, возможно, реже, чем другие, но я не затворник.

Карина улыбнулась, опустив глаза, словно ее позабавило воспоминание, которым она ни с кем не хотела делиться. Интересно, как быстро мой обман лишит ее сна? Само собой, есть тысячи мелочей, разнящихся с рассказами Клары о Самуэле и ее жизни с ним. Я не любитель разного рода поездок и гулянок, это верно, но и не отшельник, каким, похоже являлся тот самый, другой Самуэль. Я не замыкаюсь в самом себе и не сижу в четырех стенах своей квартиры. Постепенно Карина вспомнит какие-то мелочи, которым до сего момента не придавала значения, но которые, наверняка, пойдут вразрез с ее представлениями о стоящем напротив нее человеке.

- Ты знаешь, что я никогда тебя не видела?

- Догадываюсь.

- Я имею в виду, даже на фото... Клара не хотела.

- Почему?

- Она говорила, что ты был только ее, по крайней мере, в отведенные ей выходные, и показывать тебя кому-то означало делить тебя с другими, отдавать другим частичку тебя, а ей и без того доставалось слишком мало, чтобы так расщедриться... Глупышка.

- И что?

- Да ничего.

- В смысле, я совсем не такой, каким ты меня представляла, да?

- Ты более ершистый, суровый и более непреклонный.

- Подумать только!

- Я считала тебя скользким как угорь, вероятно, потому, что мне никогда не нравилось, как ты обращался с Кларой. Она всегда была для тебя на втором месте. Ты не решался на серьезные отношения и встречался с ней только тогда, когда тебе удобно, потому я и посоветовала сестре бросить тебя. Ну вот, теперь ты это знаешь. И, тем не менее, пригласил меня прийти.

- По-моему, теперь это неважно.

- Я думала, что ты неопрятный, пониже ростом и не такой мускулистый.

- У тебя было не слишком хорошее мнение обо мне.

- Скорее, очень плохое, и, откровенно говоря, оно ничуть не изменилось. Да и что теперь ты сделаешь, чтобы изменить его, кроме того, что ты уже не сможешь причинить ей боль?

- Клянусь, я никогда не хотел причинять Кларе боль.

- Ладно, проехали. В любом случае, я пришла сюда не для того, чтобы упрекать тебя.

Если Карина пришла не для упреков, тогда для чего она явилась сюда? Я вообще не понимал, зачем она дала мне свою визитку, зачем свернула на дорожку к крематорию, чтобы дать мне носовой платок. Я терзался вопросом, не была ли она в долгу перед Кларой, и не был ли должником я сам? Может, я еще не расплатился за что-то, и потому Карина находится здесь, выдавая непреклонность всем своим видом, костюмом и осанкой. А ведь она, действительно, непреклонна! Хмурит брови, словно не желая расслабляться, никому не доверяет, словно знает, что в любую минуту ей придется защищаться или нападать.

- Ты ни о чем меня не спросишь?

- Не хочешь заморить червячка? Может, съешь что-нибудь?

- Я не о том тебя спрашивала.

- Тогда, о чем я не должен спрашивать тебя?

- О том, почему я пришла.

- Я очень рад, что ты здесь, и мне все равно, почему и зачем ты пришла.

- Не будь таким слащавым.

Впервые за время нашего недолгого знакомства Карина мне нравилась. Не помню, чтобы я вообще слышал от кого-либо это слово. Читать – читал, но не слышал. Кроме того, мне пришлось по душе, что она терпеть не могла слащавый тон соблазнителя, которым я говорил помимо воли, и прямо заявила об этом.

Несмотря на ее отказ, я достал тарелки с сыром и ветчиной, и пару следующих часов мы душевно болтали, словно были знакомы тысячу лет, но не имели случая встретиться. Я отмалчивался, если не понимал, о чем спрашивала меня Карина, или же давал уклончивые, нечего не значащие ответы, типа: “а что там по телевизору?” или “да ладно, ты же знаешь, что это всего лишь работа”, при этом с тревогой следя, не выдаст ли она жестом свое удивление или недоверие. Я предпочел сказать, что мы разошлись с женой вполне цивилизованно, не таскаясь по судам, и не разыгрывал обычный в таких случаях тягомотный спектакль, в котором два взрослых человека старались заставить другого заплатить за каждую ошибку, за потерянное время, за каждую рану и каждое разочарование: стиральная машина – за то, что ты при всех обозвал меня нудной; дети – за то, что ты досадливо пялился на мой живот; дом, машина, телевизор – за то, что заставил поверить, что я всегда и во всем могу положиться на тебя. Ничего этого не было: моя жена, которую я окрестил Нурией (Карина даже не шелохнулась, услышав это имя), ушла без упреков, без шума и криков. Она не мстила мне, просто заметила вскользь, что мы уже не были счастливы вместе, и нам совершенно ни к чему малодушно и трусливо терпеть пожизненное заключение, довольствуясь малыми радостями и покорно с этим смирившись. Думаю, мой рассказ растрогал Карину, и, возможно, я даже чуть поднялся в ее глазах, поскольку не говорил пренебрежительно о своей жене и, более того, даже намекал на некую привязанность, объединявшую нас с Нурией.

- Она ушла, просто забрала все свои вещи и ушла.

- У нее был другой?

- Не думаю, но, возможно, скоро кто-нибудь появится. Нурия не любит жить одна, впрочем, это зависит от того, с кем она живет.

- И ты не боролся?

- Ты имеешь в виду, чтобы удержать ее? Нет, Нурия была права. Думаю, у нас не было настоящего повода, чтобы жить вместе и дальше, разве что боязнь одиночества на старости лет, но до этого еще далеко.

Теперь Карина полностью ушла в себя, и задумчиво пила по глоточку принесенное с собой вино, скорее всего, готовясь задать мне вопрос, который я не мог предугадать, и которого ужасно боялся, поскольку не слишком хорошо знал свою роль.

- Если бы Клара не погибла в том несчастном случае, ты стал бы жить с ней после развода?

- Не сразу. Мне пришлось бы какое-то время побыть одному. Я не смог бы так запросто перемахнуть из одной кровати в другую.

- Но ты с завидной легкостью скакал по кроватям, когда она была твоей любовницей.

- Это было непросто.

- Для тебя или для нее?

- Я делал все, чтобы они не столкнулись. К примеру, я не звонил Кларе, если жена выходила из дому за покупками, а только тогда, когда знал, что она ушла надолго. А жене посылал по электронке сообщения только в том случае, когда, проводил выходные с Кларой, не мог вернуться домой вечером в воскресенье, и в понедельник с утра ехал прямиком на работу. Я всегда старался спустить это дело на тормозах и не накалять страсти, дабы не замарать наши отношения присутствием другой женщины, именно поэтому в квартире нет никаких клариных вещей.

Карина не прерывала меня. Она казалась взволнованной и потрясенной, и мне подумалось, что мой рассказ немного уменьшил ее список негативных представлений обо мне.

- Твоя жена знала о Кларе, подозревала что-то?

- Слушай, мне хотелось бы, чтобы ты поговорила со мной о сестре, рассказала бы, какой она была, так, словно я ничего о ней не знаю.

- Ты мне не ответил.

- Мне не хочется отвечать на твой вопрос.

Карина достала из сумочки две шпильки. Одну она сжала губами, а другой скрепила прядь волос, упавшую на глаза.

- Ладно, – уступила она, все еще держа вторую шпильку во рту, – но только баш на баш.

- Само собой.

-