Сотворение любви - Глава 12

Видишь ли, это было так неожиданно. Ты был не в себе... и потом твоя подружка... Кстати, ты не рассказал о похоронах.

- И не хочу.

- Я имел в виду кремацию.

- Знаешь, давай закроем предыдущую тему, ладно? Лучше ответь, ты искал покупателя, или они подвернулись случайно?

Я ждал, что Хосе Мануэль станет врать, и считал, что не должен злиться, и все же это мне решительно не нравилось. Но нужно было знать Хосе Мануэля: он выбрал золотую середину.

- Серединка на половинку, – ответил он. – Кое-где я пару раз обмолвился о возможной продаже фирмы, стараясь не показывать своего отчаяния. Ну, ты знаешь, шепнул здесь, шепнул там, а через неделю мне позвонили.

- Я счастлив. А ты не мог поговорить со мной начистоту в этом самом кабинете?

- Я же тебе сказал, что все случилось очень быстро. Я даже не был уверен, хочу ли продавать фирму на самом деле. К тому же, если бы я сразу сказал тебе об этом, ты напридумывал бы невесть что и донимал бы меня месяцами. Это была всего лишь мыслишка, и только. Ты против продажи? Нет проблем: не хочешь продавать, так давай искать другое решение! Пойми, нам нужно что-то делать, а я никак не могу втолковать тебе это.

- Поскольку мы не уменьшили статью расходов на жвачку твоей секретарши, она наверняка списывает их на административные нужды.

- Давай займемся оптимизацией штата, сократим численность персонала.

- Оптимизация подходит для более крупного предприятия. Если мы сократим численность персонала, нам придется закрыть часть предприятия. Нам некого сокращать, иначе у нас упадут продуктивность и прибыль! Нам нужны люди на склад, водители. У нас и так всего три продавца на весь выставочный зал. Мы не сможем продолжать работать с меньшим штатом. Можно, конечно, продать пару грузовиков, снять склад поменьше и подальше от центра, но в среднем сделки и доходы будут и дальше падать, и по правде говоря, думаю, гораздо быстрее, чем до сих пор. Несколько предприятий, с которыми мы работали, уже закрылись или вот-вот закроются.

- Значит, ты считаешь, что фирму нужно продавать.

- Нет, я считаю, что ты будешь болваном, если продашь ее.

Хосе Мануэль радостно хлопнул себя по коленям, довольный нашей краткой беседой и моей заинтересованностью делами. Однако он продолжал сидеть: вероятно, у него было неспокойно на душе, или мучила совесть, но он не знал, как об этом сказать.

- Тогда…

- Когда они предложат тебе что-то, скажи мне.

- Конечно, но у меня к тебе один вопрос...

- Мой ответ “нет”.

- Ты же не знаешь, о чем я собираюсь тебя спросить.

- Ты хочешь знать, не собираюсь ли я принять участие в переговорах.

- Черт возьми, парень, ну ты даешь!

- Ты боялся, что я соглашусь, потому что я, конечно, очень важный, знающий и всякое такое бла-бла-бла, но я не слишком обаятелен, и порой болтаю лишнее.

- В общем, все более-менее так.

- Буду очень признателен, если ты поставишь меня в известность, прежде чем подписывать документы, хотя, по сути говоря, ты имеешь право продать свою долю, не сообщая мне об этом.

- Нет, я не смогу так поступить. Более того, я собираюсь обговорить с ними и твою долю, чтобы ты не оказался в скверном положении.

- Но ты же отлично понимаешь, что мы продаем фирму преступникам.

- Этого мы не знаем.

- Какая разница, существует приказ Интерпола о розыске и задержании.

- Не понимаю, как ты можешь быть таким ребенком, Самуэль. Ладно, я тебя покидаю, уверен, что у тебя масса дел. Да и у меня тоже, – Хосе Мануэль с явным облегчением встал и застегнул пиджак – как делают политики, поднимаясь с кресла перед тем как сфотографироваться, – а затем вышел из кабинета.

Меня не слишком беспокоила необходимость ухода с фирмы, меня тревожила пустота: дни и ночи на террасе в компании телевизора или без него, в заросшей грязью квартире, потому что рано или поздно я перестал бы сражаться с собственной расхлябанностью и инертностью. Возможно, я даже стал бы слишком много пить и перестал бы отвечать на звонки друзей. Я взял телефон.

Карина ответила так быстро, словно ожидала моего звонка с трубкой в руке.

- Опять повесишь трубку?

- Зависит от тебя. Ты играешь в теннис?

- Нет.

- А в сквош?

- В жизни не играл.

- Тогда придумай сам какой-нибудь предлог для встречи, мои уже исчерпались.

- Ну например, ты хочешь знать, почему Клара не желала, чтобы я рассказал тебе, что она бывала у меня дома. Тебе интересно узнать о сестре что-то такое, что ты даже не представляла.

- Это не предлог. Это причина.

- Мы можем пойти в музей Прадо, если хочешь.

- Кто бы мог подумать, что ты увлекаешься музеями, искусством.

- Об этом сестра тоже ничего тебе не говорила?

- Я начинаю думать, что она о многом умалчивала. Хорошо, что ты не любитель спорта, а то мне пришлось бы тряхнуть стариной. Ладно, поход в музей кажется мне достаточным оправданием для новой встречи. Это ведь не будет выглядеть так, словно я пошла напопятный, правда?..

Мы встретились в среду, в шесть вечера. Я перебирал в уме картины, которые хотел посмотреть вместе с ней: “Собака” Гойи, зал “шутов”, Давида Караваджо, картины Балдунга Гриена, “Лежащий Иисус” Вальмиджана, “Венера и Адонис”. Придя в Прадо вместе с кем-то, я почти всегда следую этому маршруту. В университете я изучал не искусство, а экономику, но во время учебы, познакомился с девушкой, которая по вечерам раз в неделю, в день бесплатного посещения, ходила в Прадо, и как-то раз я решил составить ей компанию, интересуясь, скорее, ее синими глазами, нежели музеем. Такую, почти морскую синеву, не сыскать в палитре ни одного художника. Карлотта заранее подобрала три картины и пошла прямиком в тот зал, где висели именно они, не обращая внимания на остальные шедевры. Я пошел за ней и сел рядом. Минут десять-пятнадцать мы внимательно смотрели на картину – именно столько времени уделила каждой из них моя подружка. Я молча слушал соблазнительный голосок своего гида, негромко и неторопливо рассказывавшего о своем ви́дении картины. Мы договорились, что я не стану перебивать ее, а если мне понадобится что-нибудь сказать, я сделаю это, когда мы выйдем из музея. Обычно Карлотта – родители которой, к слову сказать, уроженцы какого-то городка в Экстремадуре, насмотревшись европейских фильмов, по своей прихоти удвоили согласную “т” в имени дочери, сочтя это экзотичным, – мысленно проводила экскурсию для себя самой, долго думая над тем, что привлекало ее внимание, и вспоминая мифы и библейские сюжеты, если картина была на эту тему. Она согласилась терпеть мое присутствие с одним условием: я подлажусь под ее привычку, в которой изменилось лишь одно: теперь свои мысли она тихонько шептала вслух. По средам, в шесть часов, мы встречались у двери музея, получали бесплатный входной билетик, и я в счастливом неведении о том, что ждет меня сегодня, шагал по залам, лестницам и коридорам. Иногда Карлотта выбирала уже виденные нами картины, но ритуал оставался неизменным. Даже не будучи знатоком искусства, ты получаешь несказанное удовольствие, подолгу рассматривая картину, обращая внимание на какие-то мелочи, связывая определенную технику с той или иной эпохой, снова и снова вспоминая истории, зачастую кровавые и трагические, временами поучительные, а порой печальные.

Мне так и не удалось переспать с Карлоттой. Мои культпоходы продолжались, по меньшей мере, год, и всякий раз, когда мы выходили из музея, я старался продлить наше с ней общение, но самое большее на что она соглашалась, это выпить со мной пива, а потом, посмотрев на часы, пожимала плечами и говорила: “мне пора идти”, как будто ее вечно ждали где-то еще. После нескольких недель наших встреч и строжайшего соблюдения заведенного ритуала мне удалось добиться одной-единственной перемены. Помнится, Карлотта по обыкновению тихо рассказывала мне об умирающем Адонисе, которого пронзил клыками дикий вепрь, и о Венере, которая тревожилась за судьбу любимого, а возможно, и сожалела о том, что полюбила простого смертного. Я взял ее за руку, и она мигом прервала свой рассказ. Молчала Карлотта довольно долго, так что я даже подумал: “Ну вот, ты все испортил, сейчас она встанет, и походы в Прадо закончатся”, но девушка оторвала свой взор от картины и покосилась на мою руку, а потом недоуменно посмотрела мне в глаза. По-моему, она попросту растерялась, но тут же, не отводя глаз, стала рассказывать о том, как Венера делила с Прозерпиной любовь Адониса, который четыре месяца проводил с одной, четыре – с другой, а еще четыре свободных месяца проводил, с кем хотел. “Похоже, отличное решение, – заключила она, впервые позволив себе сделать замечание, весьма далекое от картины, – я бы тоже хотела так жить”. И не успел я согласиться с ее словами, давая понять, что уже четыре месяца хотел жить вместе с ней, как она принялась рассуждать о красках и цветах венецианской школы, поскольку мы рассматривали картину кисти Тициано. Чуть позднее я познакомился еще с двумя полотнами, созданными Карраччи и Веронезе соответственно.

Как-то вечером, несколько недель спустя, я в очередной раз убедил Карлотту пойти выпить со мной пивка, и мы направились в бар “де Корреос”. По дороге я вернулся к теме тройственных отношений. Мне казалось идеальным решением, если у тебя нет детей, делить свою жизнь с двумя людьми, оставляя треть года на свободное плавание, поскольку после долгой разлуки и хождений по женщинам (в моем случае) и по мужчинам (в ее) страсть раз от раза вспыхивала бы с новой силой. Каждый из нас научился бы ценить достоинства другого, не замечая набивших оскомину недостатков.

Карлотта внимательно выслушала меня и, когда мы уже входили в бар, ответила, что в ее случае речь шла бы о двух женщинах, поскольку ее никогда не тянуло к мужчинам, хотя она изо всех сил старалась в кого-нибудь влюбиться или, на худой конец, испытать волнительный трепет, поскольку боялась решиться на жизнь, которая наверняка доставила бы ей проблемы в виде споров с родителями и натянутых отношений с остальной родней. Ее семья была обычной среднестатистической семьей, не особо набожной, но строго соблюдающей традиции, касающиеся брака и крестин. Карлотта была весьма пассивной и не отличалась решительностью. Понимая, с каким трудом ей пришлось бы отстаивать свою сексуальную ориентацию, она и сама хотела поменять свои пристрастия, но ее старания не увенчались успехом. Она пыталась полюбить меня, потому что я казался ей вежливым и не приставал с поцелуями, но у нее ничего не получалось. Карлотте нравились женщины, и она смотрела не на Адонисов и Аполлонов, а на Венер и Дафн; ей приглянулась бы моя сестра, а не я. Она встречалась со мной потому, что ей было приятно мое общество, если не принимать во внимание глупую привычку брать ее за руку в музее. К тому же, Карлотта лелеяла надежду, что когда-нибудь моя сестра присоединится к нашим походам в Прадо, или же я приглашу ее на какой-нибудь праздник, где они смогут встретиться.

- Твоя сестра так похожа на Аталанту, ты не находишь? – спросила меня Карлотта. – Поэтому я снова и снова прихожу полюбоваться на эту картину. Мне всегда нравились подобные женщины, пухленькие, но с маленькой грудью, – призналась она.

У моей сестры и в самом деле слишком маленькая грудь по сравнению с широкими бедрами,