Незадолго до того, как шестеро друзей встретились на Пласа-дель-Соль.
Эта толстовка смотрится на нем ужасно. Ему никогда не шел красный цвет, да вдобавок она ему велика. Неужели мать не знает, какого роста у него одежда?
Бруно чуть-чуть подрос, и теперь, по крайней мере, уже не стыдился, что он самый маленький в классе. Более того, он даже надеялся, что когда-нибудь одним махом станет изрядно выше.
Нет, толстовка и впрямь просто ужасна. Бруно снова заглянул в гардероб: для души – ничего. Все ношеное, старое, страшное. Да что же это такое! Неужели из зимней одежды нет ничего, в чем он не выглядел бы фриком? Ему позарез нужны обновки, чтобы можно было пойти на вечеринку. Не то чтобы он часто куда-то ходил, но в таких случаях как сегодня, ему нечего надеть. Подумать только, студенческая вечеринка – а у него нет ничего путного! Да уж, касаемо того, что болтается на вешалке, пора брать бразды правления в свои руки. Мать и так слишком долго властвовала над его одежонкой.[прим: фрик – человек, отличающийся ярким, необычным, экстравагантным внешним видом и вызывающим поведением]
Вот черт! Так что же все-таки надеть? Хотя, если хорошенько подумать… какая, к дьяволу, разница. Никто на него и не взглянет. Красная толстовка, на крайняк, хотя бы теплая. Бруно посмотрел на себя в зеркало и громко цокнул языком: какой кошмар!
В кармане джинсов пискнул смартфон, извещая о поступившем сообщении. Бруно достал свой BlackBerry и еле слышно прочел вслух:
“Поторопись, чувак, иначе нас убьют. Мы и так уже опаздываем.”
- Да иду я, иду, – проворчал Бруно себе под нос. Ну и зануда этот Рауль! И чего ему неймется? Все равно девчонки не уйдут, а дождутся их, и, разумеется, ради него. Ради Бруно никто бы ждать не стал, разве что Мария. Она хорошая, добрая, и всегда прощает все его промашки. В их компании они с Марией – гадкие утята, во всяком случае, сейчас. А вот раньше всё было совсем иначе. Они впятером создали свой “Клуб непонятых”, потому что были не такие, как все, но с годами многое изменилось: Валерия стала симпатяшкой, Эли – красавицей, Рауль – лидером, а Эстер... Эстер – это просто Эстер. Она стала одной из них, хотя присоединилась к “непонятым” чуть позже. Эстер никогда не обзывала его карликом и не издевалась над маленьким ростом. Всегда улыбчивая, с аккуратненькой челкой, свисающей на лоб, она была мила и приветлива со всеми...
- Привет, меня зовут Эстер. Рада с тобой познакомиться.
Под красной шапочкой ее зеленые, лучистые глаза были прекраснее всех глаз, которые он когда-либо видел. Они сияли как-то по-особенному... а может, ему просто казалось... А ее манера морщить нос, когда она смеялась… О, боже!
- Привет, я… Коррадини. Бруно Коррадини.
Ну и дурак! Угораздило же так глупо ответить! Прямо, как в фильме про агента 007 – Бонд, Джеймс Бонд!
- Коррадини? Это…
- Да, как у Ченоа, но мы не родственники, а просто однофамильцы. [прим: Ченоа(наст.имя: Мария Лаура Коррадини Фаломир) – сценический псевдоним популярной испанской певицы с аргентинскими корнями, что в переводе с аргентинского означает белая голубка]
- Надо же, а я и не знала, что у Ченоа такая фамилия, – улыбнулась Эстер, и пояснила: – Только я не это хотела спросить, а про твоего отца. Он итальянец?
Ну и ну: болван в квадрате! Она, чего доброго, подумает, что он самодовольный индюк, кичащийся своей фамилией. Ничего не попишешь, паршивое начало.
- Нет, аргентинец. Он родился в Буэнос-Айресе. Так же, как и дед.
- Вот здорово! У меня никогда не было друга-иностранца.
В эту минуту он и втюрился в нее. Плевать, что Эстер приняла его за иностранца, хотя он коренной мадридец и родился в самом центре столицы. Она сказала это так непосредственно и простодушно… И как же красива она была!.. Друг. Прошло всего полминуты, как они познакомились, а она уже считала его своим другом.
Бруно целыми днями думал об Эстер. Он был болен ею, но не говорил о своей любви. Он молча страдал и плакал до тех пор, пока не смог больше терпеть эту муку. И тогда он решился написать ей письмо и сказать обо всем:
“Привет, Эстер.
Мне кажется, пришло время признаться тебе в своей любви. Эстер, я без памяти влюбился в тебя. Дни напролет я каждую минуту думаю о твоих глазах, о твоих губах, о твоей улыбке… Да что там минуту! Я, не переставая, думаю о тебе каждую секунду, ты вся моя жизнь! Но, я не хочу страдать еще сильнее. Я не решился поговорить с тобой, потому что не вынесу, если ты откажешь мне, глядя прямо в глаза, но я признаюсь тебе в любви, если ты отметишь мое имя крестом.
С кем из этих ребят ты хотела бы встречаться, если бы они тебе предложили?..”
И далее шел список из двадцати имен. В нем были абсолютно разные ребята: страшные, красивые, высокие, маленькие, из старших классов, толстяки, спортсмены… и он.
Да что же это? С ума он сошел, что ли? Ну да, сошел. Потерял голову, отчаянно и безнадежно влюбившись в Эстер.
“…Если ты готова встречаться со мной, я сумею сказать о любви, а если нет, то никогда не заикнусь об этом и забуду о тебе, любимая.
Завтра, после уроков, оставь это письмо вместе с ответом в дупле дерева, что на школьном дворе.
Подумай обо всем хорошенько, и, пожалуйста, не смейся надо мной, я вовсе не шучу.
С волнением и нетерпением жду твоего ответа.
Крепко-крепко целую тебя. Я тебя люблю.
Твой большой и уже далеко не тайный поклонник.”
Для Бруно в ту декабрьскую среду занятия тянулись бесконечно долго. Это были тревожные и невыносимо тоскливые часы ожидания. Отметила ли она его имя? Бруно места себе не находил от волнения. С “непонятыми” Эстер ничего не обсуждала, и это был добрый знак, а может быть, и нет. Не знаешь, что и думать! Целая тысяча лет прошла, прежде чем закончились уроки. Бруно остался в классе и наблюдал из окна, как его подружка, одна, пошла к дворовому деревцу, неся письмо в руке. Ладно, по крайней мере, Эстер восприняла его всерьез. Лицо ее оставалось таким же, как всегда, хотя она непрестанно поглядывала по сторонам. Эстер положила конверт в дупло дуба, затем достала обратно и сложила пополам, чтобы спрятать от любопытных глаз проходящих мимо людей. Только один человек мог заметить письмо: тот, кто знал, что оно в дупле.
Эстер снова огляделась по сторонам и, глубоко вдохнув, ушла.
Бруно охватило нетерпение, но он не мог сию же секунду бежать за письмом, в котором был ответ на самый важный для него вопрос. Ведь наверняка Эстер спряталась где-то в сторонке, чтобы узнать, кто же ее тайный воздыхатель.
И что теперь?
Набравшись терпения, Бруно повесил рюкзак за спину и поплелся домой. После обеда, ничего никому не сказав, он вернулся в школу – но вот ведь незадача! – школа была закрыта. Бруно громко позвал консьержа, и тот не замедлил явиться, встревоженный нетерпеливым криком парня. Бруно умолял открыть ему дверь.
- Я забыл учебник, а он мне нужен ну просто позарез. Откройте, пожалуйста, – упрашивал он, – на кону жизнь или смерть, ведь завтра экзамен.
Консьерж хорошо знал этого низкорослого паренька и испытывал к нему симпатию. Он открыл центральную решетку, и Бруно рванул, как одержимый, к дубу, росшему во дворе. Письмо лежало в дупле! Парень живо схватил конверт и помчался обратно, на ходу поблагодарив консьержа. Бруно бежал без остановки. Он хотел открыть письмо дома, когда успокоится, но на полпути не сдержался и сел на скамейку парка, чтобы внимательно рассмотреть магический конверт. Перед ним было не что иное, как желания и чувства его любимой. Ни больше, ни меньше. Интересно, нравится он ей или нет? Скоро он узнает не только это, но и всех парней, для которых ее сердце открыто. Вот только нужно ли знать, какие имена отметила Эстер? А вдруг его она не отметила? Это будет полный конец! А если отметила, то...
Пару минут Бруно обрывал лепестки ромашки. Ему было страшно, и дышалось с трудом. Наконец, он открыл конверт, вытащил сложенный пополам листок и, чувствуя дрожь во всем теле, проглядел список, составленный накануне...
Снова запищал смартфон. Ну, кто там на этот раз? Опять Рауль:
“Короче, я иду за тобой. Буду через пару минут, и тебе лучше быть готовым к моему приходу. Я позвоню по домофону”.
Какого черта они не встретились у входа в метро на Пласа-дель-Соль? Рауль с каждым днем становится все зануднее, хотя он и любит его, как брата. И это при том, что у него своих четверо. Однако быть средним братом не слишком-то выгодно: двое младших – это радость всего дома, старшим – всегда особое внимание со стороны родителей, а он – так себе, как раз третий из пяти.
Домофон зазвонил ровно через две минуты после дружеского сообщения.
- Я подойду, это ко мне! – крикнул Бруно, опережая мелкоту и сердитое ворчание матери, но домофон снова зазвонил, пронзительно и нетерпеливо. – Вот ведь настырный, неймется ему. Да иду я, иду, – тихо пробурчал он, выходя в прихожую. – Это ты, Рауль? – спросил Бруно, нажав кнопку домофона.
- Я. Давай поживее, Бруно, поторапливайся!
- Уже иду. Не звони больше, ладно?
- Спускайся быстрее!
- Сказал же, что иду. Сейчас спущусь!
Не успел Бруно открыть дверь и крикнуть родителям, что он ушел, как в домофон снова позвонили.
“Дубина”, – вполголоса выругался Бруно и сердито засопел. Ему жутко хотелось убить Рауля несмотря на то, что в этом случае он лишится единственного настоящего друга.
Впрочем, дружба не вечна, и в каких-то жизненных ситуациях всего одно слово, недоразумение или случайность могут погубить ее.
Автор: Блю Джинс
Перевод с испанского: Голубкова Вера Витальевна
