Дороги, которые мы выбираем.
Направо - налево.
Звездный путь.
Путь на Голгофу.
Дорога в никуда.
Дорога на океан.
К последнему порогу.
Но все куда-то ведут.
И куда идти? Куда они ведут?
Садишься ли в поезд, летишь ли самолетом, плывешь океаническим лайнером...
А может, ты идешь в магазин...
Или к стенке, к богатству, к безумному крику?
А когда нет выбора?
Когда дорога одна, прямая ли, кривая ли, но одна.
Желтым ли кирпичом вымощенная, либо в колдобинах.
Владимирка ли...
Злая дорога...
Опасная...
Вот она. Та единственная. Начинается...
Антон запирал ворота дачного участка. Дети толкались рядом.
- Ну что ты там возишься! - торопила его жена. - Опоздаем на электричку, следующую будем ждать около часа.
Наконец он покончил с замком, повернулся и увидел мужчину. Тот сжимал в руках ружье. Странно. Он иногда встречал его в дачном поселке, в магазине, вечно хмурого с узким лицом хищной птицы и редкой бородкой. Но знаком не был. Мужчина поднял ружье. Зачем? Младшая дочь взяла его за руку. "Папа, пойдем!" Мужчина прицелился. Господи!!! Что происходит? И тут он начал стрелять.
Очнулся Антон в больнице. Там и узнал о своей семье. Девочки умерли сразу. Жена продержалась еще несколько часов.
Похороны прошли без него.
Тонкая грань между жизнью и смертью.
Но за его жизнь боролись. Долго. И он выжил. Постарев на несколько лет.
Состоялся суд. Стрелявший утверждал, что ружье само просилось в его руки, и он ничего не мог с собой поделать. "Оно заставило меня!" - кричал убийца со скамейки для подсудимых, кривясь страшной и наглой улыбкой. Как потом выяснилось, семья Антона не была первой жертвой стрелка. Его признали невменяемым и определили в соответствующий дом.
Ледяная пустота и тоска, пожиравшая его изнутри.
И была ярость, слепая, ничем не сдерживаемая. Она накатывалась и неистово полыхала, заставляла корчиться на больничной койке, рвалась из него, кружила вихрем мрачные думы.
Антон замкнулся в себе, мало на что реагировал, механически ел, делал процедуры, почти не разговаривал.
Шло время. Он поправлялся. Медленно, но поправлялся. И когда встал на ноги, все было решено.
Будучи страстным охотником, он имел в доме оружие. Узнав, где содержится убийца, Антон долго не раздумывал. И когда тот прогуливался в больничном саду, расстрелял его, чем насмешил двух свидетелей-сумасшедших, оказавшихся поблизости. По-видимому, они полагали себя на просмотре вестерна, отчего долго и радостно хохотали.
Десять лет! Десять лет он получил за убийство убийцы. Приговор Антон выслушал спокойно. Апелляцию не подавал. Ему было все равно.
Коми АССР не самое лучшее место для отсидки. Впрочем, он не знал другого.
У него был друг детства. В семнадцать лет он сел в первый раз. Вышел через два года. Но ненадолго. Убив по пьяне в драке у пивного ларька своего приятеля, он отправился в зону во второй раз, теперь уже на взрослую зону. Двадцать два года в заключении, не освобождаясь, меняя только лагпункты. В зоне, во время мясорубки между ворами, он убил еще одного. Выбора не было. Или ты убиваешь, или убивают тебя. Вором он стал авторитетным, и только-только освободился. Начало девяностых. От сестры Антона он и узнал о приключившейся с ним беде. И в зону, где отбывал наказание Антон, полетела малява.
Его не трогали, не задевали. Можно было и не работать. Но без работы он не мог. Работа, хотя и тяжелая, отгоняла на время мысли о близких, неотступно его преследовавших. Усталость давала возможность быстро заснуть. И опять работать, работать... Катать черный камень Сизифа.
День тянулся за днем, месяц за месяцем, зима за летом. И как это не банально, но все кончается. Подходил к концу и его срок.
А на воле царил беспредел. Втянутый в разборки между соперничающими группировками, был застрелен его друг. Так они и не свиделись. Уже выйдя на свободу, он съездил к нему на кладбище, положил цветы на могилу, выпил водки и ушел в состоянии сумеречном, угрюмом. Вот так сложились их жизни. Могли ли по-другому? А что сейчас говорить.
В последний год пребывания вне воли, случилось ему сблизиться с одним заключенным, эвенком, уже в годах. Якобы поджег тот бочку с бензином на каком-то предприятии. Ну, и полыхнуло...И хотя обошлось без жертв, урон материальный был нанесен значительный. Выглядел тот эвенок больным и признался Антону, что вряд ли он уже выйдет из зоны. "Пришло мое время", - сказал он. Но особой печали, казалось, не испытывал. "Может быть, там, - говорил туманно, - мне повезет больше". Где это - там, он не уточнял, но, видимо, в существовании этого неопределенного места, был вполне уверен. Эвенок много знал, говорил, что колдун, и многому научил Антона, особенно, что касалось всяких трав, настоев из них, повадок зверей, и не только человеческих.
- Жить где будешь? - спросил он как-то у Антона.
- У меня есть квартира, но я не хочу туда возвращаться. Там все будет напоминать... Ты понимаешь... К тому же сейчас там живет дочь сестры - у нее муж и ребенок. Зачем их тревожить...
- Есть одна хижина, - сказал старик. - Я в ней жил. У озера. В лесу. Там странно. Само озеро - глубины необъятной. Лес... Место, конечно, не из лучших. Но рядом река с бесчисленными рукавами. Топи непроходимые. Еще никому не удавалось пройти по берегу той реки или спуститься вниз на лодке. Да... болота. Но ты охотник. Зверя всякого и птицы - там в достатке. Потому что туда никто не заходит. Не смеет.
- Почему?
- Не зверя боятся. Говорят про диких людей, что в том лесу живут. Но я их не встречал. Кто же осмеливался в лес проникнуть... Мало кто возвращался. И не в себе они были, ходили словно пришибленные, а вскоре и оставляли те края.
- А как же ты?
- Я же колдун, - усмехнулся эвенок. - А лес тот называют Страшным. Нет, диких я в лесу не встречал, - повторил он. - Но там есть духи, есть звери... странные. Этих я видел... Дам я тебе один амулет, держи его всегда при себе, и тебя не тронут. Но на показ не выставляй. Есть на него охотники. - И он снял с себя, глубоко запрятанный под фуфайкой амулет в виде небольшого рожка, ничем не примечательного. - Воспользуйся только в случае крайней опасности - дунь в него, одного раза достаточно. Но только в крайнем случае. На самом деле - это опасно. К тебе придут на помощь, но могут потребовать плату... очень высокую.
Тут показалось Антону, что изменился в лице эвенок. Или это была игра лунного света?
- Прямо как гамеленьский крысолов.
- Есть существа гораздо опаснее крыс. Гораздо... Еще раз повторю - будь очень осторожен. Охоться. Но не стреляй в причудливых созданий. Выйдет зло.
- Как я их узнаю?
- Узнаешь.
- Как ты не боялся там жить? - спросил он его под конец.
Тот пожал плечами. И опять почудилось Антону изменение в лице старика. Нет, лунные узоры света и тени здесь не при чем.
- Я уже ничего не боюсь, - ответил эвенок. - И ты не бойся. Смерть приходит за каждым. И в основном - один раз. - Тут он ухмыльнулся. - Все дороги ведут не в Рим, а к ней. Не заблудишься.
Москва встретила, как всегда, суетой, шумом, вечно куда-то спешащими людьми, толкотней, криками, бессчетным количеством машин, грязным и удушливым воздухом.
Гадкие годы. Так случилось, что все его друзья - кто умер, кто погиб: из-за пьянства, болезней, несчастного ли случая, но и убитые были. Нехорошие годы.
Оставалось два-три приятеля, но видеться с ними ему не хотелось. Хотелось, как можно скорее уехать в те заповедные места, о которых рассказывал старик эвенок. Пожить одному год-другой, подумать... Ему есть о чем подумать. И тюремного срока не хватило. А там - пусть будет, что будет. И он притронулся к амулету, висящему вместе с железным крестиком у него на груди: тот был чуть теплый.
А теперь - к сестре. Нужны деньги. Сейчас - это главное.
Антон спустился в метро и поехал на Домодедовскую, где она жила.
- Я отдам, - сказал он, принимая от сестры нужную ему сумму. Та в ответ заплакала. Антон обнял ее и быстро вышел.
Собирался недолго. Взял только самое необходимое. Подумал, кинул в рюкзак еще пару книг, и поехал на вокзал. Этим же днем Москву оставил.
В маленьком поселке, недалеко от железнодорожной станции, где он покупал в магазине продукты, к нему подошли двое, возраста неопределенного, оба небольшого роста, коренастые, но один с гнилыми и редкими зубами, у другого же зубов вовсе не наблюдалось. По виду очень напоминали его лагерного приятеля.
Было жарко и Антон распахнул рубаху. Амулет болтался на прочной тесьме. Его-то сразу и приметили эти двое.
- Продай, - предложил один из них, тот, что с испорченными зубами. - Хорошую цену дадим. Купишь много рыбы, мяса и водки.
- Нет, - сказал Антон, надевая рюкзак.
- Продай, - заступил ему дорогу другой. И сказал с угрозой.
Антон молча оттолкнул его и пошел к выходу.
- Лучше продай, а то пожалеешь! - уже с нескрываемой ненавистью, опять сказал тот, и, забежав вперед, вновь встал перед Антоном.
- Уйди, лошадо поганое, - сказал тот сквозь зубы. - Если не хочешь, чтобы я прямо здесь вышиб тебе мозги, псам на забаву и лакомство. - Сказал скучно и потянулся к ружью.
Беззубый попятился, что-то сказал своему приятелю, который согласно кивнул головой, и они молча отступили к магазину.
Не оборачиваясь, Антон вышел к проселочной дороге.
По данному ему плану, он примерно знал куда идти. В свое время, окончив топографический политехникум, два года отработал в тайге, и ориентироваться умел.
Но пункт его назначения находился отнюдь не близко. Солнце заходило, просвечиваясь сквозь верхушки высоких деревьев, а скоро и совсем скрылось. Стемнело. Стало трудно продвигаться. Зацепившись несколько раз за корни, торчавшие наружу , запутавшись в свисавшей огромной паутине с пауками, тоже размеров немалых, и чуть не выколов себе глаз об острый сучок, Антон понял, что пора остановиться, так как в наступившей темноте идти дальше не было никакой возможности: поскольку если и есть какая тропа, то ее все равно не видно.
Он развел костер, перекусил, чем было, и лег спать, зарывшись в большие опавшие листья. Антон ворочался. Ему не спалось. До рассвета было еще далеко. Лес по-прежнему тонул в ночной мгле. Костер постепенно затухал. Ветер шумел и раскачивал деревья. Пошел мелкий дождь. Стало зябко.
Наконец рассвело. Тонкая струйка дыма поднималась вверх от костра. Туман. Значит, близко река. Он быстро собрался, взвалил рюкзак на плечи и продолжил путь.
В лесу еще стоял полумрак. Но вдруг раздался писк, другой, уже пробуждались лесные певцы, прилаживались друг к другу, притирались, и вот каждый повел свою самозабвенную партию, стараясь исполнить ее как можно виртуозней. Иногда кто-то солировал, потом его сменяли другие, не желавшие отставать, в свою очередь демонстрируя свое мастерство. Славный концерт затеяли птахи.
И вот он на месте. Увидел хижину. И не хижина даже, а вполне себе крепко сбитый сруб. Антон бросил рюкзак и сразу пошел к озеру. Продираясь сквозь густые, цепляющие и царапающиеся заросли, он разглядел деревья с глубокими отметинами-бороздами. Какая кошка точила о них когти? Рядом - обглоданные кости, следы трапезы
