ОФИЦЕР рассказ
Фамилия этого молодого немецкого офицера осталась неизвестной. Знали только что зовут его Курт. А появился он, в уже оккупированной Карповке с танковым полком, временно базировавшемся в этом селе.
В ту зиму фельдмаршал Манштейн рвался на выручку к окруженной, советскими войсками, армии генерала Паулюса. Здесь он группировал свои силы перед решительным наступлением на Сталинград. А пока… Пользуясь короткой передышкой, немецкие солдаты безобразничали по селу, в котором остались только старики женщины и дети. Баба Даша, тогда ещё не старая женщина, была свидетельницей этой истории. Она мне её и рассказала.
Шёл декабрь 1942 года. Немец получив по соплям под Москвой направил свои силы на Сталинград. Только здесь его тоже встретили не с пирогами. Многое фрицев раздражало в России. И неудавшаяся быстрая война и бездорожье и суровый климат, а главное откровенное негостеприимство мирного населения. Да и откуда ему было взяться, тому гостеприимству, когда налетели как коршуны, хозяйничают в селе как у себя дома. Всё сено в деревне сгребли, чтобы свои поганые танки, от авиации, под стога маскировать. Всех своих расквартировали по избам,- хозяев в погреба.
Курт поселился у бабы Даши. Культурный такой обходительный молодой офицер, хотя по русски не бельмеса не понимал. Идёт ли Дарья Ивановна за водой, за дровами ли, он сам ведра возьмет – в избу занесёт. И себе не поз –
волял хамства и солдат своих одёргивал от мародёрства и принебрежи – тельного отношения к мирным селянам.
Был ещё в том полку, наглый такой, высокомерный, толи ефрейтор, толи сержант, но не офицер – точно, по имени Ханц. Всё на губной гармошке фашистские марши играл. И где он не появится, жди беды. Где собаку пристрелит, где мальчонке пинка даст, где ведра с водой на пол опрокинет. Знайте мол кто здесь хозяин. Всюду своим автоматом людей пугал и улыбался своей слащавой губастой рожей. В селе этого Ханца боялись и ненавидели больше других. Другие они конечно тоже бедокурили, но больше всех хулиганил этот самый Ханц.
Отобрал он как то раз у одной старухи курицу. Идёт с ней по селу – щерится, а старух следом причитает, отдай мол, самим есть нечего хоть в гроб ложись. А он старуху в снег толкнул и дальше пошёл.
Увидел это дело Курт, забрал курицу да и вернул старухе. А Ханцу что то долго на своём немецком языке втолковывал. Нам то не понятно, но видимо ругал, потому как стоял перед ним этот Ханц на вытяжку не живой, не мёртвый. Побледнел весь от злости, а желваки ходуном ходят. Да и что толку душегуба ругать, с него всё как с гуся вода, а беда не заставила себя долго ждать.
В тот день Курт получил письмо от невесты. Была у него невеста с которой они познакомились и полюбили друг друга перед самой войной. Пожениться не успели, да и не решался Курт жениться. Завтра на фронт а на войне всё бывает. Она писала что любит и ждет его, что очень скучает. Он и сам очень скучал, в душе проклиная эту войну, разлучившую их. Здесь в заснеженных степях под Сталинградом, её любовь была ему дорога как никогда. Она давала ему шанс выжить в этой страшной мясорубке и при этом остаться человеком.
Вечером Курт шел по улице полностью окунувшись в свои воспоминания и мечты о встрече. Под сапогами поскрипывал снег, и вдруг…
По ушам резанул душераздирающий крик. Где то совсем рядом, и ещё смех мужской смех. Курт бросился на шум доносившейся из ближайшего двора. Здесь он увидел возле банька двух немецких солдат крепко держащих за руки
вырывающуюся, рыдающую старуху, а в бане истошным голосом кричала девушка, - Нет, нет, нет… пусти сволочь. Курт рванул дверь.
На деревянном полу прислонившись к стенке сидела молоденькая, лет шестнадцати, девушка и заливаясь слезами судорожно старалась обеими руками прикрыть свою наготу. Здесь же, на полу валялась её разорванная одежда. И Ханц, этот урод Хонц. В одной руке он держал автомат, а другой нервно пытался стащить с себя штаны. Курт выхватил пистолет и выстрелил…
На другой день Манштейн пошёл на Сталинград. Ушёл и танковый полк из Карповки. Только не долго им пришлось повоевать. Побили их, ох как побили…
Как то утром гнали через Карповку в сторону Воропонова колонну пленных немцев. Вид у этих горе вояк был плачевный. Серьёзная битва сдула с них арийский лоск и шли они теперь не как великая армия великой Германии, а как оборванцы замотанные в разное тряпьё. Одетые в белые полушубки автоматчики, сопровождавшие колонну, строго следили за порядком и не подпускали к пленным никого. Селяне стояли молча, насупившись провожали их удовлетворённым взглядом. Никто не проронил не слова. Слышно было только как хлюпает мокрый снег вперемешку с грязью под ногами этой, когда то самонадеянной, армии. И вот в этой хлюпающей тишине вдруг раздался голос Дарьи Ивановны:
- Баба посмотрите, это же Курт!
Да это был он, только похудевший, заросший щетиной, с перевязанной грязными бинтами левой рукой. Он тоже их увидел и как то грустно улыбнувшись опустил голову.
- Бабы да что же мы стоим, ведь это же Курт.
Женщины с галдёжем двинулись к колонне. Ближайшие автоматчики преградили им дорогу.
- Вы что бабы с ума сошли, куда прёте?
Женщины на перебой стали объяснять кто такой Курт, и как они ему благодарны.
- Это вам мои хорошие к начальству надо, сказал один из автоматчиков, мы же ничего не решаем. Наше то дело телячье, добавил другой, знай охраняй.
Несколько женщин побежали к стоящей неподалёку легковушке, возле которой о чем то беседовала группа старших офицеров. Наспех рассказав худощавому генералу про Курта, женщины стали просить.
- Товарищ генерал, освободите вы его, за Бога ради, нельзя ему за одно с этими аглоедами. Мы вас всем миром просим…
- Не могу я так просто освободить, но мы разберемся, сказал генерал и приказал вывести Курта из колонны. Его посадили в машину и увезли.
Спустя несколько дней, в Карповку приезжал капитан. Ходил по дворам, расспрашивал про Курта, что то записывал, а вечером уезжая сказал.
- Не волнуйтесь товарищи. Раз дело обстоит так, то всё будет в порядке.
Курта мы больше не видели, закончила свой рассказ баба Даша. Как уж там сложилась его судьба, мы не знаем. Дай то Бог чтобы счастливо, а уж мы за него помолимся.
Август 2014г.
