Как ранее уже упоминалось на этих страницах, вскоре после странного и зловещего происшествия на собрании «Общества психологии и философии» и встречи с профессором Бейнардом Ридигер исчез из квартиры в пятиэтажном каменном доме на улице Восстания. Никто не знал, куда пропал метафизик. «Как сквозь землю провалился», говорят обычно в таких случаях. Некоторые думали, что он арестован и находится в каких-нибудь глухих застенках. Иные даже полагали, что Ридигера уже нет в живых. Но они были неправы.
Ридигер любил мечтать весенними вечерами, которые волновали его. И вот, в один из таинственно-синих вечеров, когда ветер над рекой тихо колыхал нежные листья ив, философ находился один в полупустой комнате. Здесь были лишь старый письменный стол, деревянный стул со спинкой и раскладная кровать. Стены холодной комнаты были обклеены пыльными голубыми обоями с потускневшим от времени золотым узором. На деревянном письменном столе не было ничего, кроме какой-то толстой тетради в коричневой обложке и шариковой ручки.
Ридигер встал со стула и подошёл к окну. Птица, которая была его сердцем, металась в своей клетке, где вместо золотых прутьев были рёбра. Учащённые удары сердца растворялись в синих весенних сумерках, как дыхание Ридигера. Подойдя к окну, он повернул ручку. Старое окно с белыми рамами и двойными стёклами открывалось медленно и трудно. Наконец Ридигер, дёрнув за ручку, распахнул окно во двор, и в комнату дохнуло свежим ветром. Затрепетало, заплясало на ветру живое пламя в его груди.
Вдруг Ридигер услышал звонок в дверь и замер. Затем послышался сильный стук. Метафизик неподвижно стоял у окна, слушая шум за дверью, где переговаривались несколько голосов. За громким стуком, не возымевшим никакого эффекта, последовал треск выламываемой двери. Через минуту дверь была взломана, и четыре человека, одетые во всё черное, оказались в бедной комнате метафизика. Но Ридигера здесь уже не было. Свежий весенний ветер, дувший в распахнутое окно, колыхал белые занавески на окне. Ридигер скрылся. Они опоздали. Подойдя к окну, один из четверых посмотрел вниз. Окно выходило на проходной двор, где было несколько старых сараев, в которых люди хранили дрова и старый хлам. Внизу никого не было видно, только с соседнего двора доносился собачий лай.
Вдруг ворвавшиеся в квартиру почувствовали запах дыма, а через несколько мгновений услышали зловещий треск огня. Распространившись, по-видимому, из второй комнаты, соседствовавшей с кухней, пламя стремительно захватывало квартиру. Пожар разрастался с такой скоростью, что казалось, будто в помещении всё пропитано бензином. Они не успели оглянуться, как всё вокруг них занялось огнём, поднимавшимся до потолка, будто дыхание какого-то фантастического огнедышащего зверя накрыло их с головой. Они опоздали. Ридигер был далеко.
В этот же самый вечер Райн собирался в гости к Келли. Придя домой, он поднялся к себе в комнату, зажёг свет и достал с полки книгу. Но от волнения Райн не мог сосредоточиться на чтении, мысли его то и дело убегали куда-то вдаль, поэтому он скоро отложил книгу в сторону и стал смотреть в окно. Над кладбищем проносился весенний ветер, но какое дело было до этого тем, кто уже не проснётся? Всё небо было затянуто облаками, обещая безлунную ночь. Райн сидел за столом, смотря то на качающиеся ветви деревьев, то куда-то вглубь этого уснувшего леса, где был виден свет, исходивший от свечей, помещённых в специальные полупрозрачные стаканы с металлическими крышками. Глядя в окно, Райн вдруг вспомнил о Ридигере. "Интересно, где он теперь, что с ним?" думал он. Ридигер казался Райну кем-то пришедшим из мира весенних сумеречных снов. Само существование Ридигера было непонятно, странно, невероятно. Жизнь Ридигера была живым примером, разрушавшим рациональные построения, бросавшим вызов разуму, доказывавшим, что Дух может всё. Но глухая тайна опустилась перед взором Райна на всё, что касалось загадочного метафизика, человека-поджигателя и возмутителя спокойствия, появление которого в Тремонте было подобно вспышке стремительного метеора.
Томиться в комнате Райну оставалось не больше часа. На сердце было тревожно, и в тоже время оно билось в нетерпении. За окном было как-то особенно мрачно. «Как странен этот мир – и как страшен», подумал Райн, который теперь лежал на кровати, подложив под голову руки. Книга из библиотеки была убрана обратно на полку. «Как странно, что впервые кто-то ждёт меня». Встав с кровати, Райн подошёл к окну и закурил сигарету. Дым, выдыхаемый им, растворялся во мраке весеннего вечера.
Время в этот вечер тянулось как-то особенно долго и нудно. Наконец часы на стене показали одиннадцать: пришло время собираться. Райн знал, что в саду Келли его должна ждать деревянная лестница. Окно комнаты на втором этаже, где жила девушка, должно было быть открыто. Сердце Райна начинало биться быстрее от этих мыслей. Странное, тревожное предчувствие не давало ему покоя. Но предчувствие чего именно?
Райн взял манускрипт, надел висевший в шкафу чёрный пиджак из толстой ткани, спустился вниз и вышел за дверь. Подойдя к дому Келли, он увидел, что ни в одном окне дома свет уже не горел. Было поздно. Медленно открыв металлическую калитку, он вошёл в сад и, стараясь ступать как можно тише, прошёл по дорожке из квадратных каменных плит к боковому окну, прямо под которым вдоль стены лежала старая деревянная лестница. Райн посмотрел наверх. Окно было открыто. «Значит, она и правда ждёт меня», подумал он. Приставив лестницу к стене, Райн стал подниматься наверх и через несколько секунд оказался в доме. Келли, сидевшая на полу, прислонившись спиной к своей кровати, улыбнулась и помахала ему рукой. «Привет!» поздоровался Райн. Келли поднесла указательный палец к губам: «Тише!» Райн только кивнул ей, виновато улыбнувшись.
В комнате Келли был круглый столик, на котором стоял небольшой фарфоровый чайник и две голубые чашки с красивыми золотыми узорами. Вкусно пахло чаем. Келли встала с пола и подошла к столику.
- Я заварила для нас белый чай, - сказала девушка, улыбнувшись, - ты когда-нибудь пил белый чай?
- Нет.
- Говорят, что это чай молодости и здоровья. Кроме того, он проясняет ум. А ещё он обладает особым утончённым вкусом и ароматом.
- Знаешь, я тоже предпочитаю чай. Никогда не отказываю себе в удовольствии неспешного утреннего и вечернего чаепития. Но белого никогда не пробовал.
- Всё когда-нибудь бывает в жизни впервые. Разве не так?
- Конечно. Кстати, я принёс кое-что.
- Как здорово! Теперь ты просто обязан что-нибудь почитать мне!
Келли налила в чашки чай и протянула одну Райну, после чего они, постелив на деревянном полу сложенный в три раза коричневый клетчатый плед, устроились на нём, прислонившись спиной к кровати. Райн отхлебнул немного из ароматной чашки. Ему нравилось, что чай был не слишком горячим, так что на него не надо было дуть.
- Ну вот, теперь мы с тобой на одном уровне, сказала девушка.
- Спасибо за чай, у него необычный вкус.
- Я знала, что тебе понравится.
- Интересно, как ты могла знать об этом?
- Интуиция, - снова улыбнулась девушка.
Они сидели на полу, касаясь друг друга плечами и пили белый чай маленькими глотками. В комнате было темно, и было слышно, как на стекло падают, разбиваясь, тяжёлые капли полночного весеннего дождя. Усилившийся ветер шумел листьями деревьев, росших в саду. Наблюдая, как за окном шумит ненастье, вдвойне приятно сидеть в тёплой комнате и пить чай.
Когда весь чай был выпит, Келли зажгла стоявший у кровати торшер с жёлтым конусом абажура и отнесла чашки на столик, после чего снова села рядом с Райном.
- Расскажи мне, о чём твоя история? Как она называется?
- Это фантастическая история, действие которой происходит в одном далёком городе на морском берегу. Но у неё пока нет названия.
- Ты не боишься, что история, которую ты пишешь, может увести тебя туда, где ты бы никогда не хотел быть? - произнесла Келли, задумавшись.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что ведь написанное тобой, незаметно для тебя самого, может стать правдой, реальностью. Что написанное когда-нибудь может обрести власть над тобой, над твоей жизнью, если ты полностью будешь отдавать себя творчеству.
- Если бы я боялся, я бы никогда не начал этого делать. Мне кажется, что заниматься творчеством можно только при условии, что ты действительно отдаёшь этому делу часть себя. Часть своей души. Да и как можно бояться того, что ты сам написал на бумаге?
- Думаю, ты прав. Я тоже считаю, что писание стихов и прозы просто ради писания не имеет ценности, - сказала задумчиво девушка. - Я готова слушать, - добавила она, улыбнувшись и сев по-турецки.
- Итак, - начал Райн нарочито зловещим голосом, звучавшим очень комично, - одним ненастным вечером…
- По-моему, все повести начинаются этими словами, - тихо рассмеялась Келли.
- Шучу. Тут нет таких слов.
Райн читал, а Келли, накинув на плечи ещё один плед, слушала. Когда он читал, перед ними открывался мир далёкой страны, казавшийся с одной стороны знакомым, а с другой – странным, завораживающим, иногда жутким и пугающим. Это была история о молодом человеке по имени Дэниел, который живёт в Леоре, городе на берегу залива, окружённом горами. Душа Дэниела, как души многих и многих других, тоскует по необычайному, пребывающему где-то в сфере таинственных снов. Дни идут, умирают и воскресают. Дремлют и колышутся, то пробуждаются, то снова засыпают беспокойным сном тяжёлые морские воды, скрывающие тёмные тайны прошлого и хранящие в своих глубинах осколки сиявших когда-то, но ныне погибших и забытых цивилизаций. Жизнь, бесконечная, полная невероятных случайностей и странных, неожиданных событий, движется в неизвестность бесконечности…
«Иногда наступают времена, когда Запредельное начинает словно просвечивать сквозь утончающуюся ткань реальности, и мир внезапно ощущает его дыхание, которое врывается всегда неожиданно, и никто не может знать заранее, где оно повеет. В такое время начинают происходить таинственные явления, и тогда загадочные подземные пещеры на какое-то время оживают, в горах начинают бить новые источники и цвести цветы, не известные ни одному ботанику, а в лабиринтах подземелий открываются доселе неизведанные ходы, уводящие в неизвестность», читал Райн.
«Когда солнце закатилось за горизонт, Дэниел повернул к дому. Путь его лежал через порт и Южные ворота. Вдруг он обратил внимание на чью-то фигуру на камне у маяка. Это была девушка, сидевшая на большом плоском камне вполоборота к нему. У незнакомки были красивые тонкие руки и тёмные, чуть вьющиеся волосы. По-видимому, она так же, как и Дэниел, сбежала от тысячеглазого портового города, чтобы побыть в одиночестве на мысе, вдававшемся далеко в море.
- Ночью будет гроза, - произнесла неожиданно девушка, в пёстром лилово-голубом платье до колен, когда Дэниел подошёл ближе.
- Гроза? – удивился Дэниел, взглянув на небо, где в просветах между низко нависавших облаков светились, тихо мерцая, звёзды.
- Да, - ответила девушка, повернувшись к нему. - Разве вы не слышите?
И всё произошло ночью так, как она сказала. Сначала небо затянуло тучами, потом закапал
