Несвоевременный человек. Гл.1

Понтифик.

«Ночь. Улица. Фонарь под глазом». – Нет, это слишком драматично и травматично для начала, хоть и не без должного эффекта.
«Обед. Бар. Чашка кофе перед глазами». – А вот это для начала в самый раз.

– Ты никогда не задумывался над тем, что те из людей, кто по каким-то причинам потерял память, – это случается в основном в двух случаях, либо в результате стечений жизненных обстоятельств, например, машиной сбило, либо по так и невыясненным обстоятельствам, – как-то уж больно выборочно её теряют? – так, за между делом, которого по большому счёту и не было, – разве небольшой перекус можно за большое дело считать, – к своему приятелю по столу и по много ещё каким вещам, из-за чего его можно было даже назвать попутчиком по жизни, обратился с вопросом, не вопросом, а так, в рассуждающей словесной витиеватостью, находящийся в добродушном расположении духа, – всякая восполненность организма лёгким обедом так умиротворяет, – приятель этого выше упомянутого приятеля, а может и весь друг, с самым обычным в этих местах и в этом времени именем Гай (сейчас временной фактор больше влияет на выбор имени, нежели территориальный).
Но так как его приятель, а иногда в трудные минуты и весь друг, с не менее обычным для этих мест и времени именем Иван, недалеко от Гая ушёл, и также себя добродушно чувствовал и взирал на окружающий его мир, ограниченный помещением гриль-бара, в котором они сейчас пребывали, то он не стал перебивать ход размышлений вслух Гая, а в пол уха слушая его, продолжил наблюдать за разворачивающимися событиями за крайним, у входа, столом. И хотя для такого рода заведений, такие события, какие сейчас начали по нарастающей, в драматическую сторону раскручиваться вокруг одного посетителя, не в новинку для персонала этого гриль-бара и для его посетителей, тем не менее, они почему-то очень часто застают врасплох нерасторопных на соображение официантов, у которых должен уже быть глаз набит на тех людей, чей жизненный принцип гласит: «Чтобы  припеваючи жить, нужно жить за чужой счёт», – и они никогда не оплачивают сделанный заказ, хотя бы по тому, что они его в упор не видят своими залитыми алкоголем глазами.
И если для посетителей бара все эти разговоры на повышенных тонах и уверения в непоколебимости своих убеждений, лиц на прямую задействованных во всём этом скандале, – «бл*ть, ничего не знаю и знать не хочу», – уверяет всех и больше всего себя гражданин явно многознающий, но при этом скромный и своими знаниями не бравирующий, «всё ты, сука, знаешь и только делаешь вид, что не знаешь», – закипает в ответ нерасторопный на соображения официант, – служат в качестве информационной приправы для их времяпровождения, то для обслуживающего персонала бара, всё это рабочие будни.
И если посмотреть на всё за этим столом происходящее с объективной точки зрения, на которую никак не способны были все задействованные в этот конфликт лица, а вот Иван, как лицо постороннее, да ещё и с независимым взглядом на жизнь, – он знать не знал и не приходился родственником или знакомым ни для кого из этих лиц, – вполне мог, и посмотрел, то можно было предположить, что официант сам виноват в том, что даже не допустил (хотя не без этого), а создал все благоприятные условия для того, чтобы этот тип со столь явными самолюбивыми принципами и намерениями, оказался на том месте, на котором он сейчас оказался – на месте человека равнодушного к голосам разума и к бесполезным призывам к его совести со стороны этих людей в униформе, которые и сами уже путаются, раз утвердив этого типа в звании бесконечно бессовестного человека, тут же призывают его к какой-то совести, которой у него и отродясь не было, а если и была на начальном этапе его жизни, то он её скорей всего, давно потерял в обменном пункте.
И у Ивана даже на миг зародилось сомнение в такой уж и непредумышленности и моё дело сторона поведения, со стороны этого нерасторопного официанта, допустившего такую оплошность по отношению к этому посетителю. Да одного мимолётного взгляда на него было достаточно, чтобы всё о нём истолковать и всю его неплатёжеспособную суть понять – этот тип образцово выглядел как все те типового значения люди, которым ни в коем случае нельзя доверять и на слово верить (с ними нужно работать только по предоплате). Он был небрежно, хоть и не без модных изысков одет, слегка помят и выпачкан в допустимых местах – в основном на коленях и само собой сбоку плеч, которым он оббивал косяки и обшаркивал стены. Плюс к этому, он был облагорожен наводящим на запретные мысли одеколоном, в купе с его несколько тревожной для посторонних людей нетрезвостью, которая даже не думала прятаться, а давила на тебя до чего же пронзительным, навыкат взглядом, который достаточно удачно, с потугой на грозность, дополнял его взъерошенный вид. Ну и самое главное, что видимо и ввело в заблуждение нерасторопного официанта, этот тип обаятельно выглядел и бесконечно внушал доверие к себе – типа можешь в меня полностью верить и я тебя не подведу. И тебе при виде его обаятельной улыбки, бесконечно хотелось верить всему тому, что вид этого типа внушил тебе.
Ну а нерасторопный официант не был чужд меркантильности и тут даже не нужно объяснять, на какие мысли она его навела при виде этого нового посетителя, чуть не промахнувшегося мимо своего стула, когда он присаживался, чтобы так сказать, приобщиться к столу. И первой мыслью нерасторопного официанта, парня, в общем-то, неплохого, но у него как-то всё не складываются дела в плане разжиться деньгами (у его подруги запросы запредельные, которые и поглощают львиную долю его скромных доходов, а он к тому же ещё только студент), было желание прокатить этого типа, судя по всему человека не бедного, добродушного и не знающего своим деньгам счёту – особенно в подпитом состоянии. И вот эта-то его несколько вероломная мысль и притупила его внимание к посетителю, и как итог, он сам был прокачен и поставлен перед фактом не оплаты счёта этим, как сейчас выяснилось, не таким уж добродушным типом.
Между тем Гай, залипающим от насыщения взглядом поглядывая на происходящее за тем беспокойным столом, после того как он рефлекторно проверил рукой наличие у себя во внутреннем кармане куртки бумажника, продолжил развивать свою мысль. – И вот что интересно, – заговорил Гай, слегка повысив свой голос для того чтобы Иван, как минимум, не забывал его слушать, – так это то, что все эти забывчивые…тьфу, забывшие себя люди, всё, что касалось их личного я, как языком слизало, забывают, а вот всё остальное, касающееся их жизнедеятельности, то это всё на месте и даже не думало забываться. – Гай посмотрел на Ивана, у которого быть может, возникли замечания или вопросы к нему.
Но тот как сидел безучастно к нему, но зато весь во внимании к тому, что там происходило за тем шумным столом, где на выручку к официанту подоспел администратор и присоединился представитель службы порядка, с грозным выражением лица при себе, так и продолжал сидеть и не отвлекаться. Впрочем, он заметил этот брошенный на него взгляд со стороны Гая и кивнул ему, типа продолжай, я внимательно слушаю. И Гай продолжил, ведь он привык доверять слову своего друга.
– Да-да, понимаю, – с эмоциональным подъёмом заговорил Гай, – мышечная память, как куда более основательная субстанция, нет да подскажет забывшему своё личное я человеку, как пользоваться самим собой и присутствующими в его жизни предметами обихода. И я даже готов принять объяснения насчёт его приспособленности именно к этому историческому времени и понимания им, но только в силу его интеллектуального развития, современного политического момента – может быть, сама вокруг него среда существования, со своими нейронными сетями, этому пониманию способствует. Но вот то, что он при этом совершенно, до стерильной чистоты о себе ничего не помнит, то это меня сбивает с толку. – На этом моменте Гай видимо разгорячился и сделал паузу, чтобы остудить себя несколькими глотками из чашки.
Когда же примиряющие с действительностью пару глотков из чашки сделаны, чего недостаточно, чтобы примирить себя с самим собой, – для этого нужно что покрепче, – Гай возвращается к терзающей его мысли и своему размышлению вслух. – Как будто из человека вынули некий отвечающий за его идентификацию жёсткий диск или стержень, со своими памятливыми ячейками. И если в каждом из нас имеется такой стержень, то…– Тут Гай задумывается на неопределённое, ни собой, ни Иванов время, и спустя это время возвращается оттуда, из своей задумчивости, уже с другим, одухотворённым мыслью взглядом.
– Вот что мне тут надумалось. – Повернувшись к Ивану, обратился к нему Гай, и Иван был вынужден повернуться к нему в ответ и начать с видимым вниманием, которое он всё же разделял с тем шумным столом, слушать Гая. – Это своего рода, моя теория струн. – С воодушевлением заговорил Гай. – Где каждый из нас (в фигуральном значении, в виде того же стержня), есть часть всеобъемлющей некой образной гармоники, пронизывающей всю бесконечность пространств, из которой извлекает гармонию жизни вездесущий творец, дуновением себя вдыхая в нас душу. И наши ответные колебания от этого одухотворения (в нас гармонируют и колеблются как раз эти стержневые идентификаторы) и создают ту гармонию всего сущего, которую мы и называем жизнь. Где каждому из нас, согласно природной задумки, присуща именно своя тональность, находящаяся в зависимости от множества факторов. Где на основе создающей сущность человека, его стержня, и выстраивается всё то, что его характеризует, без частички которого не может быть вселенской гармонии. И чем выше наша восприимчивость к душевным мановениям, тем выше наша тональность. И тут не бывает без того, чтобы звуковая гамма расстраивалась и не требовала для себя настройки. Которая в лёгких случаях проводится на месте, а в сложных случаях, для основательной починки, уже приходится вынимать стержневую струну из человека, на время лишив его памяти, этой его идентификационной тональности. – Гай в пристальном внимании к Ивану замер на месте, что можно было подумать, что прямо сейчас в нём идёт настройка этой им придуманной, умозрительной струны.
– Звучит пафосно. – Иван, тем не менее, решил поддержать своего друга, в чьей голове вечно что-то такое происходит и рождает все эти основанные только на его убеждённости в своей правоте, теории объяснения своего и всего вокруг существования. И при этом сам Гай во всё это так бесповоротно верит, как будто это он не сам придумал, а кто-то более авторитетный и грамотный, и выдающийся хотя бы своими физико-математическими, докторскими степенями.
Не совсем понятно, как воспринял Гай это замечание Ивана, но он продолжает свои объяснения. – И тут главное нужно понимать, что эта вселенская гармония звуков носит характер умопостигаемости. – Тут Иван было собрался попросить Гая просветить его насчёт таких досуже заумных слов, как Гай его опережает на пол шага. – Как спросишь, это понимать? – обращается к Ивану Гай и тут же начинает достаточно художественно объяснять.
Так он перенаправляет свой взгляд от Ивана в сторону сбоку от них