своему дизайн-прорабу: «Альвидас, мне не нужна пластмасса!» Под пластмассой, впрочем, подразумевалось всё ненатуральное. Вот за эту-то хозяйскую к натуральному любовь Гаврила — натурально! — здесь три с лишним года и трубил.
По звонку-то дело было плёвым. Сбить аккуратно камешек вокруг него, сложить где-нибудь сбоку в строгой последовательности, а когда Васильевич приладит на звонок медный кожух с незатейливыми витушками, залепить обратно. Большой, с левого от звонка края камень треснет, ясно, на сей, третий раз, но: «хочу — так хочу». Жалко, конечно, — скурпулёзно всё замерялось так, чтоб камешки обнимали коробочку, как родную. Но не впервой уж клочок этот многострадальный «бомбить»: кабелёчек тоненький, пущенный «слаботочниками» к звонку без толковой защиты, не единожды перебивали. А Гаврила скотиной бессловесной каждый раз восстанавливал. Впрочем, на этом доме с одного раза мало что делалось…
— Сколько это будет стоить? — Вопрос был, опять же, для проформы: чтоб «лохом» не быть. Хотя теперь уж было явно поздно…
— Сколько скажешь. На пару тысяч, думаю, потянет.
«Сколько скажешь»! Скажи, сколько хозяин нужным посчитает заплатить!
Ладно, тогда я сейчас разберу, пусть они коробку устанавливают, а завтра, нет — послезавтра, залеплю. Так же вот — утречком раненько.
— Да ты можешь и вечером.
— По вечерам теперь — дивись, Григорий Викторович! — я на танцы хожу!
— На танцы? — по-доброму, искренне рассмеялся Гриша.
— Да-а! А ты как хотел — жизнь началась! Жена отправила: подруге её — в школе они вместе работают — партнёр был нужен. Да я-то её знаю тоже двенадцать лет. Мужик её, кстати, мичманом служит — пили с ним несколько раз.
Отставной военный, сунув руки в карманы куртки, покачался с пятки на мысок и, глядя в сторону, завёл:
— Послушай, Лёх, а ты не допускаешь такого варианта… Эта подруга говорит твоей жене: «Задолбал уж этот пьяница — солдафон!» А твоя: «Да мой тоже — вроде и нормальный, а денег с ним ни фига нет». — «Да? А меня бы он устроил!» — И Гриша
обернулся ко мне.
— Значит, Григорий Викторович, вы хотите, чтобы я танцы бросил? — Его участие вызывало уважение. Так что уж пришлось задать этот вопрос — опять для проформы («Фиг дождётесь!»).
— Я хочу, — Гриша впервые за всё время вдруг положил мне руку на плечо, — чтобы у тебя в семье всё было хорошо. Так что завязывай с какими-то там жены подругами!..
Вы очень вовремя вспомнили о моей семье, Григорий Викторович!
Хотя спрос с Вас здесь был невелик…
В считанные минуты управившись с работой («ломать — не строить!»), я ушёл по-английски. Не попрощавшись (Гриша спустился в подвал, где ещё шла работа), не обернувшись ни на вертящийся флюгер, ни на дивный дом. Хозяин которого сказал
незадолго до окончания: «Мы никогда не забудем, что ты для нас сделал. И если тебе вдруг понадобится работа…»
Я невольно прибавил шаг.
* * *
На этом особняке крутились только двое — я и флюгер.
Однажды флюгер сняли — перекосился и заклинил: не выдержал, железный!
— А кто хозяин-то? — в первый же день первым делом поинтересовался я у отделочника Славы, помогавшего, вместе со своим напарником Олегом, разгружать мне камень с бортовой машины.
— Олигарх, — пожал плечами Слава, — местный.
Почему-то Слава расположил к себе безоговорочно и сразу. Чего никак нельзя было сказать о напарнике его — Олежке. Долговязом и худом. С колючим взглядом мутных глаз.
— Кто-то плевался — загружал, мы плюёмся — разгружаем: жизнь один большой затяжной плевок!
Глубокая мысль!
— Слушай, — в сторонке поинтересовался я у Славы, — а друг твой, случаем, в местах, э-э, не столь отдалённых не пребывал?
Слава невнятно пожал плечами:
— Ну, о таких вещах, наверное, надо у него самого спрашивать.
И, должно быть из желания поскорее перевести беседу в другое, более весёлое русло, поведал залихватскую историю про здешнего краснодеревщика — красавчика! — Иннокентия, взявшего у хозяина аванс на материалы и предоплату за работу, да внезапно и пропавшего — как в воду, парниша, канул. И мобильник отключил. Объявился лишь через пару недель, в результате оперативно-розыскных — частного сыска — мероприятий, телефонным звонком Михаилу Александровичу — начальнику
охраны: «Миша! А чего это за пацаны тут?.. Миша, ты им скажи, что всё будет нормально!» — «Ну, родной, мы тебе звонили, звонили: номер не отвечает, работа стоит. Так что я теперь уж ничего им сказать не могу! Ты сам там как-нибудь разруливай, сам договаривайся теперь!»
Появился Кеша через пару дней, с синяками под обоими глазами, и на работу очень жадный.
Красавец!
Впрочем, являлся, по роду деятельности, Иннокентий на доме нечасто — наездами. Из постоянных работников, кроме Славы и Олега, были неразлучные Лёша-с-Витей (или Витя-с-Лёшей). Все они работали под началом Альвидаса, который был здесь и дизайнером, и прорабом, и генподрядчиком, и — самое главное — редкостным, ко всему, прощелыгой.
Костя, единодушно за глаза прозванный «мент», появился чуть позже. Альвидасу на горе…
* * *
А наше барбекю поднималось уже очагом, где скоро должен был вспыхнуть огонь («Вот уже, Светлана, вот!..»). Жёлтым огнеупорным кирпичом оно выходило на задуманную мной арку «а ля Гауди Антонио» — чистый эксклюзив. Которую подглядел в книге фотографий работ великого мастера и из-за которой, главным образом, это дорогущее для семейного нашего бюджета издание и приобрёл. С ведома, ясно, Татьяны: «Конечно, покупай — ты что?!» И уже тогда вознамерился я твёрдо формы арочные эти на каком-то барбекю-мангале повторить. Тем более, жёлтый огнеупорный кирпич здорово походил на тот, с картинки, песчаник.
Жертву вот только никак не мог найти.
Саша между тем подгонял — всё: в море он не сегодня — завтра уходил. Но Светлана
Зоркая, увидав уже, что получается, нынче встала на мою сторону:
— Не торопи любовь — ещё наплачешься!
Воистину!
* * *
— Сегодня Нахимов навстречу идёт: глаза — как локаторы. «Господи, Люба! Нахимов опять что-то?» — «Нет — Алексей!.. Он за меня за месяц занятий заплатил». — «Но это нормально — он же кавалер». — Я чего-то тобой, прямо, так загордилась! «Но ведь тысяча рублей — я бы Нахимову, если бы он ещё и за особу — ничего себе! — заплатил, глаза выцарапала! Давай, я тебе отдам?» — «С дуба, что ли, рухнула?» — Сообщив всё это, Татьяна серьёзно и раздумчиво кивнула в сторону Семёна. — Ты вот его, главное, этому научи!
* * *
— Так, сегодня — четверг, сегодня — стандарт, — прохаживаясь после разминки, потирал руки Артём, — возвращаемся к медленному вальсу. Вспомним то, что изучили на первом занятии — маленький квадрат, потом изучим квадрат с поворотом, соединим, и пройдём в парах.
Всего-то! Секундное малодушие ретироваться задом было подавлено почти моментально — я теперь другой! И яркий свет ламп брызгами шампанского уже покалывал всю мою сущность — вальс, как-никак!
— Ну, давайте уже начнём. С маленького квадрата начинаем, стопы в шестой позиции…
Любаша была рядом — по правую руку в заднем, опять, ряду.
— Раз-два-три!.. Раз-два-три! Стопы шлифуют паркет!
Сегодня она была в лазоревой, очень шедшей ей кофточке, подвёрнутых снизу джинсах и простеньких своих туфлях на низком каблуке. И волосы забраны в хвост…
— Раз-два-три!.. Приседаем, и выпрямляемся!.. Спуск — подъём!.. Чувствуете волны?
Я старательно тянулся в первом шаге с правой ноги, как положено — каблуком вперёд (вернее, пяткой летних польских плетёнок на сплошной, низкой подошве), чуть покачиваясь иной раз от налетающей сбоку шальной волны, но без критического
нынче крена. Чисто даже порой получалось!
— Хорошо! — хлопнул в ладоши Артём. — Теперь повороты. Тот же счёт, и те же три шага. Только первый шаг — правой! — мы идём, поворачиваясь при этом на девяносто градусов… Вот так. Раз! Левой шагаем, как в малом квадрате — два, и правую ногу приставляем точно так же — три!.. Теперь назад: левая нога, шагая назад, совершает поворот в движении на девяносто градусов, правой — в сторону, левую — приставляем… Таким образом, мы должны повернуться и посмотреть на все четыре стороны
этого зала… Что?.. Да, вы правы — идите на все четыре стороны!
Удивительно, но у меня получилось всё сразу и без затей.
Гриша, впрочем, всегда был высокого мнения о моих способностях в прыжках в сторону: «Я знаю все твои прыжки и ужимки!» Впрочем, и подставки получались неплохо…
— Неплохо! Давайте теперь встанем в пары… Стойка медленного вальса: рука партнёра вытянута вперёд, приподнята и чуть согнута в локте, держит ладонь партнёрши. Правая рука лежит на спине, на лопатке партнёрши. Левая рука партнёрши лежит на плече партнёра… Давайте пройдём разочек под счёт, а потом попробуем уже под музыку.
С Любашей получалось отчего-то коряво — я опасался наступить ей на ногу, которая раз за разом оказывалась почему-то на моём пути.
— Ты меня обходишь! — не выдержала она наконец.
Оказавшаяся тут как тут Татьяна разняла нас.
— Первый, поворотный шаг шагайте прямо в партнёршу — между её ногами. В неё!
Ах, в неё? В неё! Вон оно что!
— Она делает шаг назад левой, и точно на это место вы должны поставить правую ногу. Шагаем в партнёра — чтоб бёдра коснулись!
Да так бы сразу и сказали! В партнёршу — в неё! — шагаем! Туда, где только что стояла её ножка, грациозно отступающая сей миг назад!
— Раз- два- три!.. Раз- два-три!.. Раз- два-три!
Мы скользили по волнам вальса, плавно вливаясь друг в друга…
— Раз- два- три!.. Раз- два- три!.. Раз- два- три!
«Чтоб бёдра коснулись». — И они касались. Лёгким шелестом тёплого бриза. Вот оно что — а я-то думал, чего это у всех литературных классиков в зобу спирает: «Она!..обещала!..мне вальс!»
Уже полностью были заполнены сиденья следующей группой, а мы никак не могли остановиться.
— Раз- два- три!.. Раз- два- три!..
Вот это была гармония! Настоящая, истинная, невиданная — первый раз ведь в жизни я вальс танцевал!
Но, дабы не зачерпнуть бортами воды, надо было останавливаться…
— Всё! Всем спасибо, неплохо сегодня поработали. До вторника!
А как теперь, без вальса, было до вторника дожить?!
Отыскивая на вешалке у входа свою куртку и подхватывая сто-ящий под ней пакет с обувью, краем глаза я видел, как Любаша подошла к той самой невысокой фронт-умэнше с серьёзным взглядом серых глаз, о чем-то радостно с ней пошепталась.
— Мы так здорово смотримся! — весело сбегая по ступенькам, радостно сообщила Люба. — Женечка сказала.
Я насилу скрыл счастливую улыбку.
— Слушай, — я на ходу выудил из пакета стопку фотографий, — ты хотела посмотреть: сегодня, вот, с Ушакова плёнку напечатал.
Она взглянула с любопытством.
— Так, может, давай зайдём куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе, и там посмотрим?
И можно ли было о лучшем желать?
— Давай! Только у меня на кармане пятьсот рублей — хватит?
— Чашка кофе стоит сто рублей, — забегая вперёд, через плечо улыбнулась Любаша, — за себя я заплачу.
Ну, уж нет! Татьяна рассказывала, как однажды смеялась Люба над одним своим знакомым: «Вот это кавалер! Девки, прикиньте, мне за него в кафе ещё и заплатить пришлось».
* * *
«Круассан — кафе» — стильное, но демократичное, — находилось чуть дальше остановки, с
