Пожар Латинского проспекта.5 глава

скулёж сей, не к лицу!
Беда случилась — влип по уши наш Гаврила!
Вскружила голову бесовка молодцу!

«Люба, извини, завтра прийти не смогу — работа».

Вот так — так будет лучше. А там, за спасительницей своей — работой — и пропадём потихоньку, в другую группу перейдя.

Хорошо, что она у меня есть — моя работа. Которой я буду нужен всегда.

Столбик, в круговерти моих мыслей, вытачивался идеально. Вот как страданья творчеству помогают! Не будь у художника переживаний — и шедевры бы на свете не рождались? Хотя — на «радостях»-то лично тебя, грешного, тоже несёт — будь здоров! Но счастье — это тоже переживание: противоположный страданию полюс.

Тачай столбик свой давай, страдалец и мыслитель!..
               
Серёжки меня теперь волновали — и только! В смысле, золотые. Которые в ушах — украшения. Вернуть же ей их надо. Не те самые, но хотя бы подобные. Соврав чего-нибудь вдохновенно про круговорот вещей в природе и замкнутость круга — Гаврила
бы придумал, он мастак наплести, да на уши навесить! Вот только как угадаешь, какие они — мы же их в глаза не видели. А и не спросишь же у неё, в самом деле: «Люба, а какие они были — серёжки-то те? Ну, которые…» Ты тут заплачь ещё! Слащаво до безобразия, до тошноты.

Но придумать что-то явно надо: круг замкнуть.
               
Сладко звякнув, телефон засветился принятым sms.

«Жаль, а я уже приготовила фото. Буду одиноко одинокой одиночкой».

Вот это работа со словом!

— …Люба, ну если так, то конечно смогу я вырваться! Права же не имеет Гаврила тебя бросить — прообещался! Целую, пока!

* * *

И ведь ведал я, что после чёрной ноябрьской субботы наши хрустально-трепетные отношения не станут прежними никогда: я познал её измену. Образ святой Любви разбился вдребезги и перестал существовать. На смену явилась Любовь земная.

Но была ли она хуже?

И ведал светлым воскресеньем наш Гаврила,
Что за изменой уж Любви не будет той.
Любовь земная ей на смену приходила.
Не был Гаврила против — он и сам был не святой.