на противоположную полосу.
— Так, поехали обратно, — потерянно произнёс он. — Если так — поехали!
Вот трюкач! Цирка бродячего. Артист — театра погорелого!
— Не занимайся фигнёй: нас же люди — хорошие, наверно! — ждут!
— Поехали! — опять вроде как не слышал Слава. — Бы’чку он ещё будет включать! Если ты думаешь, что я хочу тебе плохого!.. Если ты думаешь, что кто-то, кроме нас с Джоном,
тебе поможет…
«Вона как»!..
— Возвращайся на своё Ушакова — ты, видать, без своих друзей не можешь!
Так, прямо скажем, монолог. Наигранный, с фальшью. А уж комедия и вовсе дрянная…
Теперь, вдобавок, мы «верта’ли взад»: спасибо, Гаврила, что с Ушакова ты «сбёг»! А ещё, что литовца-фирмача каменным своим рукоделием залучил, через которого Слава теперь заказы получает, на которые тебя с нервотрёпом тягает, за которые тебя же ещё и строит, жучит, да стружку снимает!
— Да — может, я отмороженный на всю голову!..
Я тоже начинал об этом думать…
— Но я вот такой! Я бы, как ты, там работать не стал бы!
Дурость ситуации усиливалась ещё и тем, что в кармане пыльной моей рубашечки, прикрывающей модным своим вырезом дыру — от широкого шага — штанов (а ещё поклёп вкруговую наводили: «Медленно идёшь»!), не было ни копейки: говорю же — я Славе верил больше, чем себе. И идти в такой одёже через весь город в субботний, уже выходной полдень было немыслимо.
Так что и дверью, как следовало бы, не хлопнуть было никак: сиди, называется, теперь на сиденье ровно, на кочках не подпрыгивай!
Да я и сидел: жирно другу — настоящему! — будет, если дёргаться начну. И когда отъехали уже порядком — на середине, верно, пути — спокойно, но веско произнёс:
— Я номера жены и сына сейчас в телефоне стёр, а ты назад разворачиваешься.
— Зачем?
— Мобильник-то я там, на виду оставил — вместо себя. Ткнутся — мало ли чего: ребята-то тревожные… Вертай давай, не дури — люди ждут. Уж они-то точно не виноваты, что мы с тобой, а я на Ушакова, договориться не можем.
Слава принял на обочину и заглушил двигатель.
— Просто ты их боишься, — обречённо вздохнул он.
— Я боюсь одного: быть пидором.
Слава в задумчивости почесал двухдневную щетину подбородка.
— Говоришь-то ты всё правильно…
Сбившийся с пути микроавтобус развернулся вновь и покатил, грохоча, по направлению той самой улицы, с конца которой судьбой уж было предначертано вскоре начаться новому моей жизни отчёту. Времени Любви.
