разнообразия сказал чистую правду. – Он тревогу поднимет. Ладно, я побежал, и вы бегите.
Они побежали в сторону нашей улицы, а я напрямую к конторе. Прибегаю, а папаша сидит в кабинете и плюет в мух, ползающих по окну.
– СтаршОй, хорошо, что пришел, – обрадовался он. – Возьми графин и сходи в коридоре из бачка воды набери.
– Зачем? – не понял я.
– Во рту пересыхает, слюна не так мощно выделяется, – прояснил зигзаг своей стремительной мысли.
– Бать, мы там бомбу нашли! – выпалил я.
– Секс? – заинтересованно отвел хищный взгляд от мух. – Как говорится, секс-бомба детям не игрушка, а игрушка взрослым!
– Где? – не понял я. – Что? Какая игрушка?
– Секс-бомбу нашли?
– Нет.
– Тогда неси воду, – потерял интерес к моему рассказу и вновь нацелился на жужжащую «дичь». – И не отвлекай отца.
– Мы бомбу нашли!
– Ты еще здесь? – раздраженно повернулся. – И все еще без воды?
– На поле немецкая бомба!
– Какой же ты упрямый. Как нут прямо! Не видишь, что батьке не до игр?
– В мух плевать важнее?
– Я не плюю! – воздел к потолку перст. – Я дезинфицирую! Я с мухами борюсь на вверенном объекте!
– А если бомба рванет, – не сдавался я, – кто будет виноват?
– Где там и какая бомба? – наконец сдался отец. – Далеко?
– На поле за деревней, которое сегодня бороновали.
– Если бы там была бомба, то трактор бы взорвался, – зевнул, покосившись на окно. Оставленные без присмотра мухи вызывающе отплясывали на стекле, пятная его азбукой Морзе.
– Как сеять начнет, так и взорвется.
– Ладно, поехали, посмотрим, что за железка тебя напугала.
Мы вышли из кабинета и на отцовской машине доехали до поля. Андрюха мирно сидел на кочке и меланхолично смотрел на ржавый бок.
– Это бомба? – издали сморщился папаша, подвернув брюки и брезгливо вступая на пашню.
Подойдя, он внимательно осмотрел предмет и заметно побледнел.
– Давно лежит? – спросил нас.
– С войны, наверное, – переглянувшись, пожали мы плечами.
– Похоже на бомбу. Значит так, вы отойдите к посадке и следите, чтобы никто не подошел. А я в контору – позвоню. Да, – на ходу развернулся, – если трактора появятся, скажите от моего имени, чтобы на поле не заезжали.
Папаша спешно дотопал до края поля, как утка переваливаясь на жирных кочках, созданных мощным плугом, уселся в машину и был таков. Мы отошли к посадке и стали ждать.
– Может нам медали дадут, – мечтательно сказал Андрюха.
– Или премию, – более прагматично помечтал я.
– А лучше и премию и медали, – подхватил он.
– На самом деле, мне, скорее от матери попадет, чтобы мы не чкались по полям, – вздохнул я.
– Может и не попадет? Мы же герои.
– Попадет, вот увидишь.
Часа через два приехали саперы. Оцепили периметр и в взорвали бомбу прямо там, на поле. У нескольких домов на улице даже стекла повылетали. Ни премию, ни медалей мы не получили. А мать меня сильно избила, чтобы не шлялся где ни попадя.
– Смерти моей хочешь? – кричала она.
– Нет.
– Так какого же ты поперся к бомбе? Совсем дебил? Окончательно мозги протухли?
– Ничего не протухли. Мы охраняли.
– Точно тронулся. Весь в отца, такой же баран! От кого вы ее охраняли?
– Батя сказал никого не подпускать и трактористов предупредить…
– Так этот тот бурдулек безмозглый вас поставил сторожить?
– Ну да…
– Вить, ты Виталика оставил бомбу охранять? – пошла к развалившемуся на моем диване отцу, увлеченно смотревшему телевизор.
– А? Что?
– Бомбу сторожить ты ребенка оставил?
– Что значит ребенка? Это будущий воин! Я оставил его выполнять ответственное задание – предотвратить взрыв. Как говорится, в жизни всегда есть место подвигу!
– Ты совсем ополоумел? А если бы она взорвалась?
– Не взорвалась же.
– А что же ты сам не остался сторожить? Подвиг совершать?
– Кать, ты думай, что мелешь, – обиделся отец. – Сравнила тоже. Детей можно десяток нарожать, а я один! Да и как я мог в такую тяжкую минуту оставить совхоз на произвол судьбы? А если бы что-то случилось?
– Туебень ты бесчувственный!
– Сама посуди, если бы Виталик в милицию позвонил про бомбу, то кто бы ему поверил? И вообще, я не позволю делать из ребенка кисейную барышню! Я его научу страну защищать! Он воин, который всегда должен быть готов отдать жизнь Родине!
– Витя, а сам ты чего не готов был жизнь отдать? – ехидно, как ехидна, спросила мать.
– Катерина, у каждого свой фронт и партии виднее, кто и где должен жизнь отдавать!
– Скотина ты и лежебока!
– Сама ты скотина! А я государственный деятель! Меня партия тут поставила! Не мешай смотреть!
– Да, дела-а-а-а, – протянул лейтенант.
Ночная трасса бежала навстречу в свете фар. Деревья лесопосадок, наплывающие темной волной. В зыбких отсветах фар и не поймешь: то березка иль осина. Пунктир прерывистой разметки, бьющий сквозь глаза в цепенеющий мозг и подстраивающий под свой ритм сердца. Время от времени по сторонам мелькали скособоченные, замызганные покосившиеся деревянные домишки, подслеповато глядящие из-под резных наличников, которые, как казалось, помнили еще Наполеона. Какие-то деревеньки: сюрреалистичные и депрессивные, как сон психопата. Проскочил городок с облупленными панельными пятиэтажками. Пассажиры застыли, будто мухи в янтаре, только водитель лениво, будто нехотя, шевелил рулем да жал на педали.
– Давайте заночуем, – сказал Андрей Иванович, – а то Игорь уже носом клюет.
– Я могу подменить его, – зевнул Володя.
– Не надо. Спешить некуда. Лучше выспаться.
– Тише едешь, дальше будешь, – высказался Виталий. – Давненько я не ночевал в машине.
– Все лучше, чем в чистом поле, – сказал лейтенант.
Игорь съехал на обочину и заглушил мотор.
