Чудище

С тех пор как Сенька перебрался с хозяюшкой в город. Фомке (местному лешему) скучно стало, сидит на пенечке горькую думу думает, кручинится:
«Сорокам хвосты повыдергивать не всласть, грибников пугать не в радость, да и эхо передразнивать не в удовольствие».
Бормочет себе под нос горемычный, что-то ему только понятное.
«Навестить друга сердечного, да где его сыскать. Город огромен, заплутать можно.
Ищи меня, говорит: домище ого, памятник ого-го, на дереве листья во. А как разобрать, кто такой памятник, а деревьев у нас и здесь полно.
Вот раньше деревенька близенько, наведаешься к Сеньке. Кур попугаешь, кудахчут родимые, так тебе под ноги и бросаются. Зинку (кошку) за хвост потяну, та на дыбы. Спинку выгнет, коготками
— Цап-царап, мяу!
Тут Жорка, зубы оскалит, глаза горят, землю ногами рвет. Вот он на тебя уже несется, ты припускаешся, а он тебе вдогонку,
— Тяв, тяв!
Да малой еще, а гонору. Весело, а сейчас что, скукота полная. В лесу здесь кого разведешь, пади все серьезные, важные.
Погляди Лиса Марыся, шубку себе недавно новую приобрела. Ходит вся така важная, словно барыня.
Старую собаки задрали, прошлой осенью. В курятник к Филипу повадилась, рисковая, никто не смел. Филипп уважительно говорили деревенские, да лесные, черный пес знавший свое дело. И что ее туда понесло.
Намедни бобры серому волку клык выдрали. Вою стояло, все лесные жители сбежали, соболезновали, да советами подбадривали.
Ну, а если хотите знать все новости нашего дикого леса. Это к Антонине Кузьминичне местное бюро, обо всем и обо всех, все дамочке известно».
Так рассуждал сам с собой леший, коротая деньки.
Стояло лето, дикий лес утопал в зелени, фрукты да ягоды краснели и наливались.
Лесные жители заполняли закрома: сушили, варили, вялили.
Одному Фомке было все лень.
Он целыми днями грелся на солнышке, мечтая побывать в гостях у домового. Сорока белобока, по небу летела, тараторила:
— Объели, объели! Кража! Кража! Куда мир катится!
Объели, — почесал затылок Леший.
«А кого объели и кого обокрали?» — подумал он.
— Ой, что это деяться лесняне, средь бела дня. Морковь у зайца пообглоданная, у волка петрушка понаткусана, у белки грибочки ополовинены. А у лисоньки косточками вяленой рыбки земля усыпана.
Яблочками наливными, да сливками синюшными, травка то возле деревца усеяна, и то все испробованные, да подглоданы. Что деяться братцы, да сестрицы, что деяться, куда лесной мир то катится.
Зимушку зимовать как будем? — причитала неугомонная.
«Я не безгрешен, люблю пошалить, там, сям. Но это уж совсем хулиганство, прямо беспредел».
Солнышко село за горизонтом, филин пропел ночную песенку:
— Финн, Финн. Фу, фуу.
Вечерком на поляне медведь сложив сухие веточки, чиркнув спичкой, разжёг огонь. Языки пламени играли в глазах присутствующих, освещая все вокруг.
Лесной народ волей-неволей обсуждал, как выявить вредителя поселившегося в лесу. Бурно заколоть поднять на колья, заставить съесть все кусты барбариса оставшиеся не тронутыми. Костер погас, утомившиеся звери разбрелись по берлогам, норам, избушкам. Пришли ли они к единому соглашению, о да.
— Сегодня после полудня и начнем. Найти преступника и обезвредить, наказать.
— Вылавливать будем по двое.
— Вздремнем до полудня.
— Да, пожалуй, — позевывая лесные жители, разбрелись по домам.
Фомке достался косой:
" Вот еще морока, с ним возится. Каждого шевелящегося куста шарахается, и что мне делать с таким напарником«.
— Ладно, пойду вперед, а ты ступай позади, — сказал леший, и вступил вперед.
Три дня мы искали преступника, но он не явился. Тут решили дежурить по ночам.
Темной ноченькой тени нагоняющие страх, повсюду все мерещится. В ночном лесу тени оживают, что-то копошится: ухает, ахает, хлопает, шлепает, тарахтит.
Тоненькое деревце дрожит, ушастое, аль нет.
Да это же наш Зайчишка за деревцем сохранился, весь трясется, боязно ему. Леший калач тертый, сам таким промышлял. По ночам лесной народ пугал.
Выпало нам яблоньку охранять.
— Хруп, хруп. Хрум, храм, — послышалось где-то.
Заяц сжался в клубочек и отказался выходить из своего укрытия. Фомка махнул на него рукой, и направился в сторону, откуда доносились звуки.
«Огрызок, один и еще один», — леший шел по следам.
За кустом на пенечке сидела невиданная зверушка, черное облако в ночи, не разберешь какого полета птица.
«Что. Кто это?»- подумал Фомка, — никогда не видел подобного зверя.
Наткнувшись на существо ненароком, он отскочил от него. Колючая шерсть кольнуло щеку, в носу защекотало, он чихнул.
— Апчхиии!!! — тут же в испуге прикрыв рот рукой.
В лунном свете вытянутая морда существа казалась чудовищной. Она открывалась, закрывалась, оголяя белые клыки, отправляя в пасть, ягоду за ягодой. Возле зверя невиданного валялась кучка огрызков.
Испугался леший зверя невиданного, неслыханного. Боязно одному, бочком-бочком, задком, и убег наш герой.
— Ух, — тяжело вздохнул леший, видать не расслышала.
Созову ка я зверей, знамо дело вместе сподручней.
Леший созвал зверей.
Совещавшиеся притихли, заслышав шорохи в кустах:
— Это оно чудище невиданное, неслыханное, приближается.
Все прижались друг к другу.
Звери глядели на существо косматое, рогатое, существо беспредельное.
— Чертеняга лохматый, страшилище — дрожали лесняне.
Пустим вперед зайца, он малой, тщедушный, может чудище над ним сжалиться, не тронет бедолагу.
Зайчик от услышанного дара речи лишился,
Глазенками хлоп, да хлоп, обмяк, в обморок так и шмякнулся.
«Мда» — подумали звери, — " хиленький заяц попался«.
— Ну что же пошлем тогда лисоньку, Лисонька сестричка, хитра, сговорчива, может, заговорит чудо чудное.
— А где лисонька? — зашуршали лесняне, забегали.
Лисонька за пенечек за кусточек, и растаяла втечь.
— Да Фома Маркович, придется вам идти, вы у нас самый умный, авось свезет.
Почему я? — леший нахмурился, брови сомкнулись у переносицы.
Зверья много в округе. Пусть вон волк идет.
Волк все ногти об пенек обточил, дрожит как лист осиновый.
— А ты сам Медведко?
— Да как сам, ты, что же леший, ведь у меня дома внучатки, мал, мала меньше.
— Как супротив такого зверя пойду.
Вытолкнули зверя лешего.
Пошел он по тропинке навстречу зверю невиданному, неслыханному.
Смотрит, стоит чудище во мраке, на елки озирается. Заметив лешего, чудище испугалось, за дерево шмыг, схоронилось, а леший из-за веточек выглядывает. Где же то чудо юдо заморское, увидев глаза, выглядывающие из-за дерева, Леший дрожащим голосом спросил:
— Ты кто?
— А ты кто? — послышалось в ответ.
— Я леший. А ты?
— Мавлида Айресовна я, — ответило четырех копытное нечто.
— А ты что за зверь? Отродясь такого в лесу не видывал, — осмелел леший.
Я и сама не знаю кто я, но, а вообще я здешняя деревенская. История моя такова, старики мои Алефтина Игнатьевна и Дмитрий Степаныч, нашли яйцо недалече здесь на краю леску, видимо потерялась я. Вот старички меня и подобрали, верней яйцо, подобрали, обогрели, приютили. Жила я на краю леса в стариковской избушке, припеваючи, горюшка не знала. На тебе каравай, на тебе булки с маслом.
— Ты что же из дома у бегла? — спросил леший.
горемычная я не убегала, старики мои в город подались, дочурку родную наведать. Меня на соседа Фиония оставили. А он еще тот жмот. Пойди на лужок говорит, да травки пожуй, так и сыта будешь. Сам травку жуй, подумала я, и побрела восвояси, новый мир посмотреть да тебя показать.
— В город подались, говоришь, а как навсегда там останутся.
— Да фу на тебя. Не нагоняй страсти, и так коленки подрагивают.
— А что же сама в город не подалась? — спросил леший.
— Ужо больно нужно, в каменных хоромах восседать безвылазно, духота, здесь природа красота.
— А у меня там друг, да,- присев на пенечек, молвил леший, — страсть бы как хотелось наведаться к нему, погостить, да город посмотреть. Да давненько мы не сведались.
— А что же не отправился?- разговорилась Мавлида Айресовна.
— А почем я знаю, куда путь держать то.
— Сию, велико дело, бреди себе по дороге, прямиком до него доберешься и в него упрешься, -
— Легко сказать, — почесал затылок леший.
— Как заплутаю, здесь у нас слухи ходят, Петрович (кот) в город подался туда, добрался, но оттуда не вернулся.
— Ну, бывай, как знаешь, — помахало чудо юдо собеседнику копытцем, и пошла повиливая хвостом щеткой, гордо задрав голову которую украшали закрученные в спираль рога.
Рассвет солнце вставало из-за горизонта, лесные жители окружили лешего:
— И почто зверь невиданный, — твердили они.
— Кто? Откуда будет?
— Мавлидой Айресовной кличут, деревенская она горемычная. Хозяева в город подались, а ее здесь на само пропитании оставили.
— Жаль страдалицу, — пошептались звери, — а нам делать то что, такими темпами, зиму голодную встречать с порога.
— Доверьтесь мне лесняне, — отчеканил Фомка,
— Уведу я ее отсюда подалее.
— Нечто в город решили податься, Фома Маркович.
— Да так, в гости решил наведаться. Туда, затем обратно, — оправдывался леший.
-Ну, ну, — покачали головой лесняне и разбрелись восвояси.
Мавлиду Айресовну, он застал там же, под деревцом растянулась, яблоков отведавши.
-Все пребываете в безмятежьи, уважаемая.
Чудо открыло глаза и вопросительно посмотрело на лешего.
— А как насчет наведаться в город, предложение заманчиво. Сам я не осилю, дороги не ведаю, но желал бы.
Друга, домовенка Сеньку наведать, я думаю и вам не мешало, просвет узреть. Вернуться ваши домочадцы, али нет, или их город прибрал, жизнь сурова поверьте.
Мавлида Айресовна задумчиво смотрела на лешего, ища подвох:
«В чем соль? Прогуляться, я не проч. Давно хотелось мир повидать, да себя показать, а тут и шанс выпал». Нечто встало, отряхнуло травинки, соринки, приставшие к местам свалявшейся шерсти.
Протянуло лешему руку: — Ну, пойдем, — сказало оно решительным голосом.
Леший и чудо-юдо шагали по проселочной дороге, которая вела в город. Воздушные облака, белые словно вата, стали их путниками. Звери, собравшиеся на опушке леса, махали им в след:
— Скатертью дорога вам Фома Маркович, здоровайтесь с Сенькой. Возвращайтесь.
Так леший Фомка избавил лесных зверей от чуда-юда невиданного. Лесняне готовились к зиме, а леший и зверь невиданный брели навстречу неизвестному.