Изгиб гитары жёлтой...

Когда Юрик первый раз появился на школьном концерте, сидящие в зале одноклассники, зашушукались: «Поглядите, наш очкарик, и тут хочет быть первым!»
- Ну, ботаник… Везде ему выскочить надо!
- А сел-то… Сел, словно настоящий музыкант!
- А бабочку-то нацепил, вот умора!
- А важничает-то как…
И неизвестно, как долго  шепоток продолжался бы  в том же духе, если бы классная руководительница Марина Сергеевна строго, почти грозно,  не посмотрела на самых болтливых. После этого разговаривать им уже не хотелось, и насмешки стихли.
А Юрику, который волновался, потому что первый раз играл на рояле со школьной сцены, со страху казалось, что он проваливается в какую-то тёмную яму. Сел «настоящий музыкант» за инструмент с большой робостью, хотя со стороны это было совершенно незаметно. Бабочка, которая неизменно украшает грудь музыканта, немного сместилась, но мальчик от волнения  не замечал этого. А что до слов, что Юрик «важничал» - это уж и подавно не подходило к его состоянию. В музыкальной школе он выступал на концертах часто, но там в зале сидели «свои», которые точно так же, как и он, умели играть: кто на фортепиано, как Юрик, кто на скрипке, кто на баяне или аккордеоне. А вот перед «чужой» (хотя какая она была «чужая» - слушатели учились с ним в одной школе!) публикой он играл впервые. Руки у него дрожали, хотя из зала этого видно не было. Небольшая дрожь ощущалась и в коленках, когда он правой ногой нажимал на педаль, чтобы придать звуку более долгое и глубокое  звучание. Впрочем, «Турецкое рондо» Моцарта, да ещё и в облегчённом варианте, по счастью, не требовало частого нажатия педали.
Закончив игру, Юрик встал, вышел из-за рояля, быстро нагнул голову, что больше было похоже на кивок, чем на поклон, и чуть ли не бегом удалился со сцены, уверенный, что над ним сейчас многие смеются. Когда же из-за занавески, которая служила своеобразной лёгкой кулисой, он услышал, что ему захлопали, его лицо выразило не столько радость, сколько удивление. Маленький артист в белоснежной рубашке даже брови приподнял, потому что ожидал совершенно другой реакции и окончательно растерялся. И пусть реакция на выступление была положительной, второй раз на поклон  Юрик не вышел, хотя учительница, которая занималась с младшими школьниками  пением,  настаивала на этом, а в зале даже кто-то засвистел в знак того, что прозвучавшее произведение пришлось по душе.
Вообще же, над теми, кто учился музыке, ходил в танцевальную студию или художественную школу, в их классе откровенно посмеивались, называя таких учеников «маменькиными сынками» или  «маменькиными дочками». Насмешек избегали только те, кто занимался спортом и целыми вечерами пропадал в секциях. «Музыканты» же, «художники» и «танцоры» уважением среди одноклассников не пользовались. Отчасти, может быть потому, что незримая черта между  теми, кто посещал школу искусств и насмешниками,  всё-таки присутствовала. Последние не могли похвастаться ни умением вести себя, ни наличием мало-мальски культурных манер, ни отсутствием грубоватых слов в речи. Была и другая причина, почему «спортсменов» предпочитали не трогать и лишний раз обходить стороной. Дело было в том, что баскетболисты, пловцы или конькобежцы  представляли из себя ребят далеко неробкого десятка, и в случае насмешек легко вступали  драку, защищая собственное достоинство. И тогда уж беспардонным одноклассникам доставалось «по первое число».
Юрик же в драки никогда не лез, пропуская мимо ушей и «очкарика», и «бренчалку», и то и дело доносящегося до его ушей  «маменькиного сынка». Он вообще был мальчиком скромным, даже – скорее – тихим. Все эти выяснения отношений при помощи кулаков было совсем не его стилем поведения, поэтому он предпочитал молча сносить обиды и никогда на них не отвечать.



… Они  сидели у костра и молчали. Школа закончена, впереди были выпускныке экзамены.
Сегодня днём прозвенел последний звонок, после которого некоторые выпускники из одиннадцатого «А» запланировали необычное мероприятие -  пойти вечером в поход. В самый настоящий, с надувными резиновыми лодками и палатками. Ребята и девчонки из параллельных классов поехали кататься на теплоходе, к ним присоединились и те, кто посчитал идею похода неудачной. Но те, кто сидел теперь у костра, считали иначе и ничуть не завидовали  тем, кто предпочёл  культурный отдых туристической вылазке на природу.
Без приключений, понятное дело, вначале не обошлось.
Мальчишки, захватившие с собой удочки и решившие заодно порыбачить, потерпели со своей затеей полное фиаско. Шум и смех на берегу стояли такие, что, очевидно, рыба с испугу улепетнула подальше от этого дикого, с её точки зрения, места, вообразив, что берег оккупировало что-то наподобие разноголосого крикливого цыганского табора. Часа через полтора рыбаки, сообразившие, что планам их – поймать хоть какую-то мелкую рыбёшку – сбыться не суждено, сняли крючки и смотали леску.
Впрочем, отсутствие рыбы особенно никого и не расстроило. Потому что все прекрасно знали, что у каждого в рюкзаке или спортивной сумке были припасены консервы. Тут кому-то в голову пришла идея устроить дискотеку, и, побросав удочки, незадачливые рыбаки через пять минут присоединились к лихо отплясывающим и выделывающим невообразимые фигуры одноклассникам.
Потом танцы надоели. Мальчишки стали гонять по близлежащей поляне мяч, а девочки, будучи от природы более хозяйственными, примостились около кустов и стали чистить картошку. Пока пацаны беспечно играли в любительский футбол, девчонки успели сварить суп из консервов и даже приготовить немудреный салат.
И вот теперь, когда ужин был позади, все сидели у костра, смотрели на то и дело появляющиеся всполохи искр, и каждый, наверное, мечтал о чём-то своём. Они ещё были все вместе, все до единого лица были знакомы. Но в глазах внезапно погрустневших барышень уже проявилась печаль, а переставшие хохотать парни, сделались серьёзными. Видимо и тем, и другим пришла в голову одна и та же мысль. Что пройдёт совсем немного времени – и жизнь разведёт всех в разные стороны. Что через год они вот так не соберутся у огонька уходящего детства. А если и соберутся, то уже не будут друг для друга такими родными.
- Чего притихли? – вдруг спросил кто-то из парней, - Юрка, где твоя гитара?
- Да вот она, - и Юрик, повернувшись назад, через секунду уже сидел с гитарой в руке.
- Ну, так давайте споём, что ли! – воодушевились девчонки, утренние форменные платьица и пышные белые банты которых остались дома. – Давай нашу любимую!
И Юрик, легко перебрав струны, взял первые аккорды, и вот уже над речной гладью, над которой словно дым, стал подниматься белый туман, тихо поплыл «Изгиб гитары жёлтой».
Дальше в округе раздались и другие песни, бардовские и просто популярные, которые звучали по радио. Девчонки спели даже песню про их любимого манного медвежонка, чем в очередной раз вызвали улыбки у  молодых представителей сильного пола.
А потом вернулись к песням, которые учили ещё в школе, вспомнили то, что пели в лагерях отдыха и с родителями на пикниках. Начинали в основном, конечно, девочки, а мальчишки подхватывали. Но, несмотря на то, что кто-то порой выбивался из ритма или тональности, пели все довольно слаженно.
Играл Юрик хорошо, даже можно было сказать, что очень хорошо. Никто уже не помнил, когда насмешливые «очкарик» и «бренчалка» отпали от него ненужными и не соответствующими действительности дразнилками. В очках он, правда, так и продолжал ходить, но теперь они придавали его лицу  не вид заумного мальчика, которого по старой памяти иногда в шутку называли «профессором»,  а – что бывает редко – служили эстетичным украшением и своеобразным дополнением к правильным чертам. Золотистая же оправа невероятно подходила к его соломенно-светлым волосам.
Когда Юрику исполнилось двенадцать лет, он стал настойчиво уговаривать маму, чтобы она записала его учиться в класс гитары. Правда, когда худенький и невысокий Юрик впервые пришёл на знакомство с новым инструментом, Андрей Павлович - учитель отделения народных инструментов, с сомнением поглядев на руки новичка, покачал головой и в глазах его сам собой нарисовался большой вопросительный знак:  сможет ли Юрик обхватить своей маленькой ладошкой гриф?  Несмотря на то, что парнишке уже было двенадцать – а именно с этого возраста и можно было начинать учиться играть на гитаре – рука у Юрика оставалась совершенно детской, и, по мнению преподавателя, к игре на таком серьёзном инструменте, как шестиструнная гитара, совершенно не подходящей.
Но Юрик на удивление оказался очень настойчивым и трудолюбивым. Левая рука его с упорством снова и снова обхватывала гриф, и маленькие пальцы вновь и вновь зажимали лады на тех местах, которые показывал Андрей Павлович. Наставник Юрика не мог не обратить внимания на упорство своего нового подопечного, потому что кроме уважения это упорство ничего в душе учителя не вызывало. Поэтому, иногда даже в выходные дни, он совершенно бесплатно дополнительно занимался с горящим желанием поскорее освоить вводный курс гитары  Юриком.
И трудолюбие было вознаграждено! Подушечки пальцев, которые поначалу с трудом зажимали струны, потихонечку привыкли к неприятным и порой немного болезненным  ощущениям. Кожа на кончиках пальцев сначала стала грубой и мозолистой, но потом обновилась и сделалась такой, что теперь мальчик уже и не вспоминал, что игра на гитаре когда-то сопровождалась дискомфортом. С гитарой же Юрик выходил на школьную сцену более уверенным шагом, да и постепенно взрослеющие одноклассники, уже не насмешливо, а очень даже уважительно смотрели на ловко перемещающиеся по струнам пальцы.
Теперь же, спев все песни, ребята молча сидели вокруг костра, а Юрик перебирал струны инструмента, тихонечко наигрывая одну мелодию за другой, отчего обстановка сделалась романтичной. Время давно уже перевалило за полночь, но уходить от костра и ложиться спать никто и не думал. Всем хотелось продолжать вот так же тихо сидеть, смотреть на пламя и угольки, которые периодически отбрасывали золотисто-красный свет и молча слушать тихие мелодии, которые выходили из-под пальцев Юрика. И сам Юрик в его светлой футболке с трикотажным воротничком и джинсах, казался слушающим его ребятам кем-то совершенно необыкновенным. А когда на его лицо изредка падали тени, он и подавно вызывал у ребят сравнение с каким-то волшебником, который сначала смог подарить им мелодии, под которые так хорошо пелось, а вот теперь его музыка несла какое-то волшебно-расслабленное состояние, в котором все  пребывали.
И всей компании было так хорошо…
И такими ласкающими душу звуками отзывались в душе гитарные переборы, что даже время, казалось, решило смилостивиться над тихонько сидевшими у костра девчонками и парнями,  и продлить им  это неизвестное доселе удовольствие на неопределенный срок…