Если выйти за пределы Каденсы в северном направлении, долго идти по прямой через однообразное и скучное село, спуститься по ветхим деревянным ступеням мимо хижины с большим и громким курятником, пройти по полю и дальше по мосту под сенью высоких деревьев, дающих летом густую тень, в которой течёт едва ли нанесённая на карту речка, берущая своё начало незнамо где, а после повернуть влево – в общем, если следовать этому нехитрому курсу, можно рано или поздно оказаться на большой широкой поляне, через которую бежит узенькая тропинка. Чуть выше, на пригорке, в объятьях тенистых деревьев – деревянный домик, окна которого всегда темны. Мало ли в округе таких домов, унылых разорённых временем жилищ, которые люди не сберегли?
Да, душа твоя давно отлетела, и ты теперь подобен навсегда упокоившемуся, зарывшемуся в донный песок кораблю, куда и солнечные лучи уже не заглядывают… В задумчивости я делаю ещё шаг и… чувствую что-то твёрдое. Бросив взгляд вниз, я замечаю под ногой нечто серое, ещё через мгновение – несколько успевших уже врасти в землю костей, а в довершение всего – ужасный череп, который я тут же по опыту определяю как лошадиный. Да, вот оно – то самое место. Но для чего я сюда пришёл?
В Каденсе я не был давно. Так давно, что многие деревья, которые я когда-то видел маленькими, теперь давали усталому и утомлённому летним зноем путнику щедрую тень. Говорили… впрочем, мало ли что можно наговорить? И стоит ли слушать пьяниц, которые подсаживаются к тебе в пивной и занимают разговорами в надежде под конец как бы невзначай пожаловаться на безденежье и получить хоть пару мелких монет «на лекарства», чтобы не возвращаться домой к ворчливой жене с сухим желудком? Но тут я вдруг слышу в горячей полуденной тиши едва уловимое шипение, взгляд мой вновь падает на череп, из пустой глазницы которого выползает на свет Божий и угрожающе шипит змея. Я отхожу. «Когда придёт весна и зацветут поля, в цветах полевых меня ты найдёшь»…
…Кайтран, склонный к одиноким блужданиям, в тот день уехал далеко от дома. Сначала он гнал своего коня по полям, потом через лес – убежище мирных дриад, где растут чудесные цветы-колокольчики и журчат в прохладной тени мрачных столетних елей бегущие с окрестных гор ручейки – затем, когда небо нахмурилось и птицы застыли в молчании, предчувствуя неизбежную грозу, повернул куда-то вправо, надеясь вернуться домой окольным путём, которого, впрочем, как следует не знал. Но Кайтран, будучи человеком молодым и отчаянным, вовсе не собирался ночевать в лесу, и хотя эта вздорная мысль как-то поначалу закралась в его голову, он отринул её решительно и быстро.
Вскоре Кайтран уже гнал испуганного Ириона неведомыми дорогами, то и дело замечая справа и слева сверкающие стрелы небесного гнева, за которыми неизбежно следовали рычащие громовые раскаты. Яростно хлынул на землю ливень. Было уже темно, и вот всадник увидел на пригорке среди деревьев какой-то свет. Приглядевшись, Кайтран понял, что ему повезло – это был свет человеческого жилища, на подоконнике которого зажжена была свеча.
Вскоре молодой человек стоял уже у порога. Он постучал, потом постучал настойчивее. Не сразу, но через какое-то время услышал он: «Кто здесь?»
- Меня зовут Кайтран, я заблудился и не знаю дороги. Я весь промок.
Дверь приоткрылась, и Кайтран, привязав коня под деревом возле дома, вошёл внутрь. Кайтран был молод, красив и знатен. За свою жизнь, ещё недолгую, но богатую впечатлениями, он видел множество женщин, но стоявшая перед ним девушка поразила его. Она, ничего не говоря, помогла ему снять мокрый плащ и показала сесть возле печи, в которой потрескивали горящие дрова.
- А вы…, - начал он.
- Вам нужно согреться, вы промокли и продрогли.
Сверкнула молния, за окном захрапел испуганно Ирион, и девушка отошла, принявшись что-то делать по хозяйству. Её звали Роан, и была она, по-видимому, и правда очень красива. Если что и известно о ней достоверно, так это то, что была она стройна, что у неё были красивые и густые почти чёрные волосы и глаза цвета гелиотропа (впрочем, много ли могут сказать читателю эти слова?)
Кайтран, приятно согретый теплом каминного огня, встал и резко повернулся к ней. Ему показалось странным, что девушка была в доме одна, но Кайтран не знал, что дом на холме пользовался в округе странной славой. Роан остановилась, их взгляды встретились, и в глазах девушки что-то отразилось, но громовой раскат, подобный взрыву пушки над самым домом, разрушил момент, как хрупкий хрустальный сосуд… А следующая молния пронзила их обоих.
…было уже далеко за полночь, и гроза улеглась. Роан, отходившая ненадолго, села на край постели, из которой не успело ещё до конца улетучиться её тепло.
- Тебе не спится?
- Нет, - признался Кайтран.
- Если хочешь, я буду рассказывать тебе истории.
И Кайтран слушал, слушал, слушал о средневековых полумифических царях и их крестовых походах, о битвах с драконами и ехиднами, о путешествиях в Индию, о джунглях и могучих великанах-слонах, о сражениях с дикарями в тени прибрежных пальм… Он слушал, и слова Роан, звучавшие пленительно и нежно, навевали сладкий сон, продлившийся до того момента, когда над испуганным миром наконец поднялось и выглянуло из облаков солнце.
Утром Роан была грустна. Она ничего не говорила, но провожала Кайтрана. На дворе был октябрь.
- Я вернусь, прежде чем осень будет в зените, обещаю, - сказал он, оседлал коня и отправился в ликующую в золотых утренних лучах осеннюю даль – сначала шагом, а потом всё быстрее и быстрее, и осенний полёт Кайтрана по напитавшимся влагой полям был быстр и лёгок.
Роан жила в доме одна с тех пор, как умерла её мать. Питалась она тем, что даровал её лес. Кроме того, птицы и звери знали Роан, змеи слушались её, а лоси почтительно склоняли перед ней свои рогатые головы. Дикие птицы приносили ей хлеб, а лесные ручьи давали вдоволь воды.
Да, на дворе была уже осень, октябрь. Роан стояла возле дома, и легкий ветер срывал и стелил вокруг неё на землю разноцветные листья, которые вскоре устлали всё вокруг её дома.
Время шло, но никто не стучал больше в её дверь. Роан просыпалась по ночам от шорохов и слушала, нет ли кого у порога. А в середине осени подули, словно сорвавшись с проржавевших цепей, холодные ветры и стали нести на Каденсу холодные дождевые облака, заволакивавшие небеса чуть ли не каждый день.
Зимой лес сделался почти беззвучен, и когда Роан выходила из дома, чтобы нарубить дров, звук ударов её одинокого топора раздавался особенно далеко. Иногда ясно светило солнце, иногда небо заполоняли облачные войска, проносившиеся и исчезавшие по ту сторону горизонта навсегда, как призрачные всадники. Но всадника не было.
Прошли и месяцы томительного зимнего ожидания. Когда в мире после зимнего запустения повеяло весной и начали таять глубокие снега, Роан вышла из дома. «Когда сойдёт снег, когда придёт весна и зацветут поля, в полевых цветах меня ты найдёшь», прошептала она. Прожив почти всю жизнь вдали от людей, Роан не успела познать горечь предательства. Не успела она понять и того, что иногда люди лгут, глядя вам прямо в глаза, или дают обещания, выполнять которые они и не думают. Она думала, что Кайтран просто не может найти дорогу, что с ним что-то случилось, что на него где-то по дороге напали разбойники (легенды о лесных разбойниках она не раз слышала от своей матери). Но теперь, когда на мир повеял весенний ветер, Роан поняла: Кайтран уехал не для того, чтобы вернуться.
…когда зима наконец сползла в лесные овраги, в которых ещё кое-где лежали остатки не успевшего растаять снега, Роан выходила на поляну, где уже порхало множество пёстрых бабочек с причудливыми узорами на тончайших крылышках, подобных парусам китайских джонок. И змеи следовали рядом с ней, за ней и перед ней, охраняя Роан. И когда девушка, закрыв глаза и вдыхая медленный ароматный ветер полей, опустилась в высокую траву, в цветшие тут и там сапфировые, рубиновые, янтарные и нежно-жёлтые цветы, змеи тоже лежали вокруг неё. Так лежала она весь день и весь следующий день, закрыв глаза и вдыхая воздух весеннего цветения. Однажды какой-то путник брёл к старому деревянному мосту по поляне и вдруг… увидел в высокой траве в двух шагах от себя девушку, которая лежала неподвижно, глядя в почти безоблачное весеннее небо, полное радостного солнечного света… Тут же на него угрожающе зашипела змея, потом ещё и ещё одна, и путник сначала в растерянности и страхе отступил, а потом и вовсе побежал прочь от странного места.
И вот однажды, в середине весны, в округе снова показался молодой всадник, смотревший вокруг и узнававший места, где он уже однажды был прошлой осенью. Проехав ещё немного, увидел он в свете дня и одинокий дом на пригорке, в дверь которого он однажды постучался. Спустившись с коня, Кайтран встал в задумчивости. Он ясно вспомнил подробности далёкой осенней ночи, и что-то, подобное пронзающему удару молнии, вдруг заставило его обернуться.
Кайтран прошёл несколько шагов по отцветающей поляне и увидел, что в траве кто-то лежит. Всадник не поверил своим глазам – в траве, усыпанная разноцветными лепестками цветов, лежала девушка. Дыхание уже покинуло её. Испуганное ржание верного Ириона заставило Кайтрана снова обернуться. Он не услышал угрожающего змеиного шипения – конское ржание заглушило его... Но было уже поздно.
- Змеиная поляна, да, так и называется. Да много чем знаменита Каденса. Много чем, - повторял мой непрошенный собеседник. – Я, конечно, не богат, но много всего могу рассказать, не первый год на свете живу. Неудобно мне просить, а всё-таки…
- Да-да, конечно, держите, - ответил я и полез в карман, где как раз было несколько монет.
- …чтобы не в нагрузку, - произнёс притворно-озабоченным тоном старик.
- Держите, - сказал я и вышел, поняв, что уже не вернусь.
За дверями пропитавшегося хмельным пивным запахом и ещё чем-то не очень приятным места зеленела, росла и цвела весна, и из тёплых африканских краёв возвращались птицы, вестники грядущего светлого Воскресения и возрождения природы. Но именно в это время какими-то особенно одинокими кажутся покинутые дома, как тот дом на пригорке. И чем дальше в поля, тем чаще слышен праздничный птичий щебет, тем яснее веет навстречу тонкий и сладкий аромат цветов. И как странно видеть среди цветущего и благоухающего весеннего дня омытые талыми водами кости, угрожающе торчащие из земли. И какими загадочными кажутся некоторые человеческие души, подобные странному лабиринту.
(VII 2019)
