«…вы ничего обо мне не знаете – пусть это навсегда останется так. От Вас я ничего не требую и не жду, но я поистине счастлив говорить о том, как Вы прекрасны. Зеркала никогда не врут, как не врёт внутреннее зрение, которое в отличие от зрения внешнего, дневного видит саму суть вещей, как видел её древний Демокрит.
Вы спросите, зачем я пишу Вам. Я Вас люблю. Вы спросите ещё, почему я в таком случае не сделаю, так сказать, официальное признание, почему не объявлю своё имя, не назову себя. Я не могу этого сделать. Я хочу одного: чтобы Вы не лишали меня возможности иногда писать Вам и кое-что присылать с курьером…»
Глубоко вздохнув, Алиса отложила странное письмо, напечатанное к тому же почему-то на пишущей машинке. Незнакомец писал ей впервые, но почему он не открывал своего имени? Боялся отказа? И при чём тут Демокрит? Алиса когда-то слышала об этом таинственном древнем греке от своего учителя… материя и атомы, атомы и пустота, жуткий смех безумца… от этих мыслей ей стало как-то не по себе. «Начала Вселенной суть атомы и пустота, все остальное лишь считается существующим», всплыло откуда-то из неосвещённых глубин памяти. «Как странно», подумала девушка.
Хотя незнакомец писал ей впервые, Алиса уже несколько раз получала присланные с курьером пышные и, должно быть, весьма дорогие букеты пурпурных астр, великолепных роз и алых хризантем, которые девушка заботливо ставила в вазы и от аромата которых чуть ли не кружилась голова. Родители девушки только переглядывались. Впрочем, Алисе как раз недавно исполнилось восемнадцать лет, а это самое время думать о женихе. И хотя Алисе и было странно впервые в жизни получать посылки от анонимного почитателя, она с удовольствием любовалась очаровательными цветами и наслаждалась их ароматом.
Но теперь особое волнение переполняло её. Весенний день шёл к концу, но уходящее солнце ещё золотило крыши огромного Риона, через открытое окно доносились с мостовой стук копыт и людской говор. Волнение, вызванное загадочным письмом незнакомца, хранившим на себе аромат какого-то изысканного парфюма, прибавлялось к волнению по поводу завтрашнего дня: завтра должны были прийти гости, а именно Рейлинг и его родители. Рейлинг – молодой человек восемнадцати лет, будущий офицер королевской армии, которого Алиса знала уже много лет. Родители уже не раз намекали девушке, что этот человек стал бы для неё прекрасной парой. Ещё раз вздохнув, Алиса села на подоконник и стала смотреть вниз. В Рионе были уже сумерки.
***
Прошло несколько дней. Алиса не ходила, а словно летала на крыльях – Рейлинг наконец сделал ей предложение, начались приготовления к свадьбе. Она уже и вовсе забыла о странном письме, но слуга вдруг принёс ей ещё одно – также напечатанное на машинке.
Алиса поспешила открыть конверт, прочесть написанное и спрятать в ящик стола.
Письма от почтальонов и курьеров всегда получал слуга. Вручив письмо отцу девушки, господину Энлиху, слуга уже поспешил удалиться, но господин Энлих задержал его у входной двери.
- Нет ли письма для моей дочери?
- Есть, - ответил слуга и почему-то опустил взор.
- Интересно, от кого?
- Письмо принёс курьер. К сожалению, на конверте ни имени, ни адреса.
- Что ж, это плохо.
- Что прикажете делать?
- Пока ничего.
- Позволь поинтересоваться, кто тебе пишет и присылает подарки? - спросил отец, представитель старого аристократического рода и владелец банка, входя в комнату Алисы. – Ведь это, по-видимому, один человек.
- Но я сама не знаю. И это чистая правда.
- Но этот человек откуда-то знает о тебе. Откуда? Вот вопрос.
- Я не имею понятия. Он не раскрывает своего имени.
- Это должно прекратиться. Ты представляешь, как это выглядит? Ты – будущая жена офицера. Скоро ваша свадьба. Каково это?
- Что ты собираешься сделать?
- Я найду этого человека. Что он тебе написал?
- И что ты… с ним сделаешь? – спросила Алиса, которой стало почему-то жаль анонимного поклонника. – Он прислал стихи… А ещё… о Демокрите, помнишь, был такой философ? Как странно.
- Скажу, чтобы ничего больше не присылал. Ни букетов, ни писем. Хватит.
- Но…
- Ничего не хочу слышать. Этот человек откуда-то узнал о тебе. Узнал, где ты живёшь. Значит, он за тобой следил, а может быть продолжает следить сейчас. Всегда ли ты вечером, зажигая в комнате свет, закрываешь окно?
Девушка снова вздохнула и почему-то покраснела. Иногда она даже ловила себя на том, что пыталась угадать внешность незнакомца. Порой к ней закрадывалась мысль, что человек этот, должно быть, имеет какое-то внешнее уродство, из-за которого никак не хочет назвать себя. Что ж, это было довольно-таки правдоподобно и кое-что объясняло. В то же время, судя по дорогим букетам и изысканному аромату парфюма, человек этот был состоятелен. Потом воображение начинало рисовать ей горбатого карлика с огромным носом, чахнущего где-то над своим золотом, как царь Кощей. От этих мыслей становилось весело и смешно, и Алиса закрывала лицо ладошкой, чтобы никто не слышал, как она смеётся. «Если это действительно так», думала она, «это очень забавно. Бедняга! Но чем же ему помочь?»
В иные разы девушка думала, что назвать своё имя незнакомцу мешает всего лишь излишняя застенчивость. Алисе за свою недолгую жизнь не раз приходилось слышать с разных сторон восторженные комплименты мужчин, поражённых в самое сердце: девушка и правда была очень красива, отличалась знатным происхождением, а к тому же находилась в самом расцвете своей красоты.
***
Вернувшись после разговора с дочерью в свой кабинет, господин Энлих достал с полки увесистую книгу с обложкой без надписей. «По словам Антисфена, упражнялся он и в том, чтобы разными способами испытывать свои представления; для этого он по временам уединялся и даже сидел на кладбищах. По возвращении из странствий жил он в крайней бедности, так как все свое добро он истратил; на пропитание в бедности давал ему брат его Дамас...»
Так писал знаменитый Диоген Лаэртский, оставивший множество свидетельств о жизни и учениях древних философов. Закрыв книгу, Энлих стал в задумчивости ходить по комнате. Вспомнил он и жуткую историю (только забыл, где слышал) о том, что Демокрит якобы сам выжег себе глаза, чтобы образы окружающего мира не мешали философскому созерцанию зрением внутренним. Конечно, всё это могло быть лишь легендой. Как бы то ни было, Демокрит этот всё равно производил впечатление подлинного сумасшедшего.
Отца Алисы легко было понять. Родители девушки ни в коем случае не желали расстройства брака, вопрос о котором был уже решён: свадьба должна была состояться через месяц. В том, что все эти цветочные букеты и письма от одного человека, Энлих не сомневался: не сомневалась в этом и Алиса. Да, поначалу интрига приятно волновала её, а роскошные букеты словно говорили ей, что она – настоящая принцесса. Ей льстило такое внимание, да и вообще – какой же девушке неприятно получать комплименты, а если ещё и от чистого сердца, если взамен от неё ничего не ждут… Правда, теперь слова отца не давали ей покоя. Ведь этот человек как-то узнал её адрес. Что, если он тайно следил за Алисой? Это было опасно. Всё это порождало тягостные, тревожные мысли. Сначала неизвестный поклонник казался девушке каким-то забавным чудаком, а теперь она думала, что человек этот, возможно, не так уж безобиден, а может быть и вовсе помешан. Но разгадать этот иероглиф Алиса была не в силах.
***
Однажды ясным воскресным днём господин Энлих вошёл в комнату, где, сидя на мягком диване, Алиса читала какую-то книгу и пила жасминовый чай с шоколадным печеньем.
- Тайна раскрыта, - произнёс он.
Алиса вопросительно посмотрела на отца.
- Какая тайна?
- Теперь понятно, кто этот человек, который присылал букеты и письма.
- Неужели?
- Да. Я побеседовал с курьером. Представь себе, он ещё не хотел сообщать, от кого подарок. Какая наивность! Но пришлось его поприжать.
- И кто же? А он что… снова что-то прислал… мне?
- Да, снова букет. Но я попросил курьера доставить букет обратно. А сейчас… Я хочу лично пойти к нему. Человек этот оказался сыном моего давнего знакомого, который погиб.
- Можно пойти и мне?
- Зачем это, дочь? Для чего? У некоторых людей чёрный глаз. Ты разве этого не знаешь?
- Папа, наверное, ты не поймёшь, ведь ты никогда не был девушкой, - сказала негромко Алиса, чем вызвала на лице отца (человека по своей натуре доброго) улыбку, а затем рассмеялась сама. – Но… я тоже хочу увидеть его. Просто увидеть. И я лично скажу ему… скажу, чтобы он больше меня не тревожил подарками и письмами. Скажу, что я выхожу замуж, - проговорила Алиса, на что господин Энлих, очень любивший её, только вздохнул, а это означало, что просьбу девушки можно выполнить (он вообще не так уж часто ей отказывал). Правда, слова про чёрный глаз несколько встревожили Алису, но она понимала, что в компании отца будет под самой надёжной защитой.
***
Был уже вечер, когда в доме графа раздался звонок, а затем стук в дверь. Молодой граф жил в большом и роскошном доме-дворце в лучшем районе Риона, утопавшем в зелени цветущих садов и аллей. Дворец находился возле набережной реки, где Алиса любила в детстве гулять с папой. Жилище графа было тёмно-серого цвета, с огромными окнами и тёмно-зелёными ставнями, с четырьмя башенками, странными и загадочными гипсовыми барельефами под окнами, изображавшими каких-то чудищ явно со страниц средневекового бестиария. Больше, пожалуй, в доме из четырёх этажей не было ничего особенно примечательного.
Господин Энлих и Алиса поднялись по гулкой лестнице, перед ними шёл чернокожий слуга с невозмутимым и несколько надменным гладко выбритым лицом и с красной феской на голове. Вскоре они оказались перед дверью, которую слуга торжественно открыл перед ними. К удивлению Энлиха и Алисы их никто не встретил. Они оказались в зале, на стенах которого висели померкнувшие портреты не известных им людей, покрытые густым слоем пыли и серой паутиной. Зал производил довольно унылое, странное впечатление запустения. Недоброе чувство возникло в душе Алисы, но она шла за отцом и слугой, не произнося ни слова.
- Господин ждёт вас у себя, - пояснил негр, обернувшись. – У себя в кабинете.
Путь к кабинету вёл из зала через какой-то коридор, где также, по-видимому, жили в изобилии пауки, паутины которых по какой-то причине не подвергались уборке. Вообще дворец с его паркетными полами, хрустальными люстрами и красивой старинной мебелью казался запущенным, хотя и роскошным. Наконец, миновав ещё какой-то зал с колоннами и портретами, они очутились у двери кабинета. Слуга открыл её и…
- Я ждал вас, Энлих, - произнёс невысокий человек в элегантном костюме, сидевший за столом, на котором стояла печатная машинка, и смотревший не на вошедших, а куда-то перед собой, на стену, неподвижным взором. Во внешности его, пожалуй, не было ничего интересного. У него были короткие русые волосы, небольшие светлые усы, но взгляд… он был совершенно неподвижен. Человек не моргал, при этом зрачки его казались неестественно широкими, а сами глаза – неправдоподобно большими.
- Ждали? – переспросил господин Энлих.
- Да. Вижу, вы не одни, - сказал граф, всё так же не глядя на вошедших. При этом на лице
