- Миха-ай! – похоже, батя снова нетрезв. – Ми-ишка! Ты где, сучонок мелкий?
Наверное, лучше не высовываться. А то если на глаза показаться, так все, можно считать, что день потерян. А Мишке еще на улицу успеть бы – там старшие воздушного змея запускать хотели, может, и он увидеть успеет.
- Ми-иш! – не унимался батя, уже начиная стучать в стенку кулаком. – А ну иди сюда!
Похоже, у отца лопнуло терпение, раз кулаком. Мишка шмыгнул, утер нос рукавом фланелевой рубашки и, замявшись, вылез из своего укрытия. В кухне стоял газовый котел, который так добродушно гудел в зимние вечера, что сидеть за ним было одно удовольствие. В такие часы мечталось о каком-нибудь чуде – самом настоящем, «зимнем», сказочном. Например, чтобы батя пить бросил и на санках повез Мишку кататься. Вон другие катаются со своими отцами – веселые, хохочут. А Мишка только завистливо смотрит в окно – мать не пускает его одного на горку, а батя все время еле на ногах стоит.
В общем, незавидная жизнь была у Мишки. Мать на работу в город ездила, работала посменно, батя в деревне пахарем был, сезонно устраивался, когда в трактор заливали, на поля ездил. В такие дни маленький Мишка с восторгом сидел в кабине с отцом, крепко цепляясь за огромный трактористский руль. Но чаще тракторист заливал в себя, потом технику сменили, старые трактора никому не нужны стали, отец и запил совсем.
Мишка подрос, в этом году ему в первый класс идти – вот мать и пошла работать в две смены, чтобы сына в школу собрать. На батю надежды никакой – пьет и бьет. Мишка однажды подслушал разговор матери с бабушкой, и понял, что мать хочет отца выгнать. Тогда он узнал про страшное слово «развод», ему стало тягостно, что больше не будет мамы с папой вместе – теперь мама отдельно и папа тоже отдельно. Вот подали родители на «развод», ждут вызова в суд. Только бы не назначили на 1 сентября – все-таки первая линейка школьная, Мишка очень хотел, чтобы в первый класс его повели оба родителя. Вроде как семья…
- Михай! Вот ты где! А ну, сгоняй к бабе Зине, скажи, чтоб на меня записала.
Ясно. Опять пол-литра хочет. А баба Зина уже жаловалась матери, Мишка сам слышал, что батя задолжал навалом, век не расплатится. Батю жаль, что он безденежный такой, но и мать жаль, что колотится с утра до ночи. А бабу Зину не жаль – она как барыга (слышал Мишка такое презрительное слово от бати как-то), у нее всегда деньги имеются, а все прибедняется, будто нищая.
- Мишка, ты уснул, что ли?! А ну давай дуй скорее к бабе Зине!
Мишка снова шмыгнул носом, утерся и вышел из дома.
Вечерело, ветер стих и про запуск воздушного змея уже благополучно забыли. Вместо этого Мишка, идя по улице с вытянутыми вперед руками, крепко державшими банку с противно воняющей мутной беловатой жидкостью, увидел кучку столпившихся ребят. Старшие. Они о чем-то возбужденно переговаривались, что-то замышляя.
Мишка услышал голос Упыря, местного пастуха, хулигана-заводилы и внутренне сжался. Боялся он Упыря, ох как боялся! Упырь – крепкий, кулачищи сильные, ему даже быков за рога хватать не страшно. А еще бахвалится постоянно, как на пастбищах ворон руками ловит, как зайца зазевавшегося живьем раздирает. Мишка сначала не верил, думал – сказки! А однажды увидел, как Упырь коров по дворам разводил и весь в кровавых пятнах был, а на плече болталась тушка убитого лисенка. И по-настоящему испугался. С тех пор пастуха подальше обходит.
И что они там обсуждают, вот бы посмотреть тоже, хоть на секундочку прикоснуться к той, «взрослой» жизни!
Мишка замедлил шаг и прислушался, старательно глядя себе под ноги. И услышал:
- Давай, Санек, держи его! На хвост привяжем консервную банку, пусть обосрется от шума!
- Да тише ты, не торопись! И где такого задохлика нашел только? Он же от шума коньки отбросит сразу!
- Не боись, не отбросит! Давай, вяжи ему задние и передние вместе! Да покрепче, посмотрим, как он со связанными лапами от моей Белки чухать будет!
Живодеры, пронеслось в голове Мишки. Нашли бездомное животное и мучают. Уроды! И как только таких земля держит!
Мысли лихорадочно заметались. Подбежать, крикнуть: «Воры!» и смыться? Да куда ж ему, у него банка батина в руках, далеко не смоешься. Только разольет или разобьет. Потом влетит и от бати, и от бабы Зины, и от матери. Да еще там этот Упырь… он постоянно к Мишке цепляется. Знает, что ответить ему не могут, и пользуется этим.
Как же быть? Заорать что есть силы, звать на помощь? Да кто выскочит? Вон пацаны на улице весь день орут, к ним уже привыкли.
А может быть, банкой в Упыря кинуть, пока тот очухается, животное забрать и полететь домой? Ага, а остальные будут стоять и смотреть, как Мишка животное ловит.
Выкрики и глумливые смешки все возрастали, становились громче, и громче всех разносился по улице противный голос Упыря:
- Отпуска-ай! Белка, ату его! Ату!
Собачий лай смешался с гоготом мальчишек, в котором потонул писк несчастного котенка. Сначала ребята дергали животное каждый на себя, потом им надоело, что котенок перестал реагировать и шипеть, и они связали его, выпустив упыреву собаку. Лайка была упитанной, крепкой, жестокой – под стать хозяину, и с рычанием кинулась на котенка. У замученного малыша проснулся инстинкт самосохранения, он как-то извернулся, выпутавшись передними лапами и… прыгнул. Как сказал бы их сторож Пафнутий, «совершил космический прыжок» на невысокий забор. Мальчишки заржали громче прежнего, и Мишка с некоторым облегчением заторопился – надо было быстрее проскользнуть мимо Упыря и его шайки домой.
Но триумф котенка был преждевременным. Не удержавшись, он перевалился через забор и упал на грядки с клубникой, заботливо высаженной тетей Марфой. Ребята снова загалдели, сначала разочарованно, затем бодрее, потому что увидели, как через забор перемахнула Белка. В кустах не было ничего видно, но озлобленное рычание и новые писки котенка не оставили сомнений – животное встретило свою смерть.
Мишка затрясся, словно Белка набросилась на него. Он почти физически ощутил, как острые клыки вонзаются ему в руку и перекусывают кость. Заревев, он забежал к себе в дом, налетев на пришедшую с магазина бабушку.
- Стой, окаянный, ты чего! – она вовремя успела перехватить банку из рук мальчика.
- Баба, там котенок! Там Белка его дерет! Она его загрызла!
- А ну, ну, успокойся, малой! – бабушка испугалась, впервые увидев внука в таком состоянии. – Ты откуда?
- Там, там… мне страшно! А пацаны такие злые! А я не смог… я испугался! Их много, а я один! А котенок, как и я, тоже один!
Бабушка поняла только, что причина истерики ребенка – на улице и выбежала за калитку. Как раз вовремя: в соседнем огороде Белка драла кого-то, злобно рыча. Мишка выскочил на крыльцо, испуганно наблюдая за происходящим.
- Ух, окаянная! – бабушка была не робкого десятка, останавливала буйного зятя, а уж собаку остановила бы в два счета. Она схватила лопату, прислоненную к забору, и пошла на Белку, приговаривая: - Вот я тебя сейчас! А ну брось, фу, тебе говорят!
- Э, э, бабШур, - испугался за свою собаку Упырь. – А ну брось лопату…
- Я сейчас и тебя огрею! – бабушка говорила ровным голосом, но в нем слышалась угроза. – А ну отзывай свою живодерку, не то я ее на мыло пущу.
- Белка, брось! – скомандовал Упырь и собака, злобно рыча, отбежала к хозяину.
Мишка бросился к серому комочку, поднял его на руки, повернул к свету. И испугался: глаза котенка подергивались, он тяжело дышал, вся морда была исполосована клыками, шкурка – в мокрой пыли, собачьих слюнях и крови.
- Баб, чего делать? – тихо спросил он, в отчаянии желая помочь бедняге.
- Спокойно, Михай. Отнесем его в фельдшерскую, авось помогут. Давай заворачивай его в тряпки.
Позже Мишка будет вспоминать это как страшный сон. И каждый раз вздрагивать от злобного лая соседских собак, пытаясь задвинуть назад свою трусость и унижение. Именно тогда он перестал уважать себя, когда прошел мимо мучавших котенка, не вмешался. И, хотя бабушка с гордостью расскажет обо всем матери, назвав Мишку «героем», он все равно будет чувствовать стыд. Даже несмотря на то, что Зверек (так назвали спасенного котенка) выберет его своим хозяином и будет спать с ним на одной подушке.
