МАРЛЕЗОНСКИЙ БАЛЕТ ИЛИ X-ФАЙЛС...

- Хорошо знать иностранный язык, - сказала кошка…

- Это кому как, - подумал я после выхода нашего крейсера в океан из одного южного порта со странным названием Бомбей, а ныне Мумбай.

На этот крейсер я попал, можно сказать, по блату. Мои однокашники, прибывшие раньше меня к месту службы, распределили «пароходики» между собой, а мне оставили этот «мастодонт» с гордым названием «Адмирал Сенявин».

- Ты, Шурик, у нас, в первую очередь, военный переводчик. Это ж надо, защитить дипломный проект по механической специальности на английском языке. А потом уже - военный инженер-механик.

- Хотя, это понять сложно. Звания-то у нас - инженер минус лейтенант.

В общем, «Адмирал Сенявин» флагманский корабль флота, а значит ходит много, а значит за границу, а значит, нужны переводчики. Вот, Шурик, тебе и карты в руки, - говорили мои дружки заплетающимися языками, отмечая свое прибытие на флот.

Короче, получил я назначение на крейсер «Адмирал Сенявин» командиром трюмной группы. На флоте издревле трюмных называют – «Короли», т.е. короли воды, говна и пара.

Командир дивизиона живучести Миша Ткаченко, человек весьма эрудированный, очень преданный семьянин, выдавая мне зачетный лист сказал:

- Ежели Вас матросы не будут слушаться, сигнализируйте мне…

И начал инженер минус лейтенант Сашка Ильин изучать трюмное дело и устройство «флагманского каютоносца», как еще называли «Адмирала Сенявин». Сигнализировать дивизионному, не терплю я этого дела, не приходилось – личный состав помогал усердно, у него я многому научился.

И вот... Минуя проливы, «Адмирал Сенявин» вошел в Индийский океан.

Дня через три, вызывает меня командир эскадры:

- Лейтенант, я ознакомился с Вашим личным делом. Вы мне подходите, будете у меня переводчиком.

И все.

И началось.

Первый акт Марлезонского балета.

В иностранном порту утром после подъема военно-морского флага Командир эскадры:

- Лейтенант! Готов?

- Так точно!

- Марш в машину!

Второй акт Марлезонского балета.

В иностранном порту вечером, после поличной поверки, командир дивизиона Миша Ткаченко:

- Лейтенант! Пааа-аа-чему четвертая холодмашина не работает?

Лезу в трюм, в отсек холодмашины №4.

И так каждый день, пока стоим в иностранном порту.

Третий акт Марлезонского балета.

Как-то пригласили нас на вечерний раут, на авианосец «Викрант».

Поднимаемся на полетную палубу. Смотрю, рядом с комэском его флагофицер Женя Недоруб (очаровательный мужик, очень грамотный и добродушный). Переводчик им не требуется.

- Ну, - думаю, - и, слава Богу, хоть пивка попью.

Не получилось. Подходит ко мне дивизионный и уже слегка заплетающимся языком говорит:

- Слюшай, трюмный, что-то я в их язык не врубаюсь.… А там Большой Зам (заместитель командира корабля по политической части) с английским консулом разговаривает, ни хрена не понимаем. Зам то кроме «дринк» и «йес» больше из иностранных языков ничего не знает. Пойди, ты ж у нас толмачъ!

Английский консул, подтянутый, высокий седовласый мужчина, пытается понять, что же ему внушает наш Замполит.

А наш Большой Зам, уже тоже слегонца поддатый (хоть и вечер, а температура плюс 27 и влажность 100 %, а это все усугубляет общее состояние организма), пытается «вбить» в буржуазную голову англичанина, что у нас на корабле столько-то процентов коммунистов и столько-то процентов комсомольцев. И, что все это вместе взятое воинство, с огромным успехом решает поставленные боевые задачи здесь - вдали от родных берегов.

Консул, со звериным выражением лица, благоговейно внимал. Он был воспитанным англичанином.

К их разговору прислушивалась жена консула, типичная англичанка – высокорослая и поджарая, как скаковая лошадь. Англичане с детства обожают лошадей, по-этому так на них похожи.

Политинформация закончилась, начался обыкновенный треп. Лица у англичан из лошадиных сразу приняли человеческое выражение.

Консул радостно сообщил, что был на войне летчиком, и, что никогда не забудет лихих русских парней. И назвал, почему-то, фамилии Буденного и Ворошилова.

У Зама, то ли от вечерней жары, то ли от чрезмерной дармовой выпивки, а выпить он был не дурак, опустились уши и он… «поплыл». Но плавание его было какое-то одностороннее – в сторону англичанки.

Чувствовалось, что англичанка нравится Заму, особенно то место, где заканчивалось декольте ее платья, и где лежал, да-да, именно лежал, а не висел, крестик, тихо прислушиваясь к биению ее сердца.

Он приколол к ее платью значок с изображением вождя мирового пролетариата. Англичанка вскрикнула, не то в экстазе, не то от боли – значок был на иголке, а о ее «достоинстве» мы упомянули выше. И тут же потребовала от мужа пригласить этих русских парней в гости.

- А..а…а что? Если шеф разрешит, то можно и съездить, – проскрипел Зам.

- А что у Вас есть? – добавил он через мгновение.

- К сожалению, у нас нет русской водки. Зато есть виски, «Роллинг Стоунз» и пара очаровательных дочерей, - отчеканил консул.

- Я готов! – смачно икнув, изрек Миша Ткаченко.

И было не совсем понятно – что же он имел ввиду? То ли он «готов», а может «уже го-ооо-отов»? Его лицо выражало гамму чувств – от удовольствия лицезреть красивую женщину и воспользоваться ее приглашением, до страдания от выпитых напитков – виски, пива и еще черти чего, и съеденных не то крабов, не то омаров…

Хотя нам показалось, что это были обыкновенные раки.… А, вообще-то, откуда в этой стране Индии могут быть раки?! Мы еще немного поговорили о внешнеполитических вопросах, касающихся взаимоотношений двух сверхдержав Папуа - Новая Гвинея и острова Гренландия, и стали прощаться...

Замуля лобызал англичанке ручки и все пытался заглянуть к ней в запазуху. Миша, сообразив, что англичанки ему не видеть, как своих ушей, и, что ему пора в «лю-лю», быстро «уплыл».

Все двинулись к трапу для убытия по своим – кто квартирам, кто собственным домам, кто консульству, а кто – каютам.

И тут начинается четвертый акт Марлезонского балета.

У самого трапа подбегает ко мне наш флагманский разведчик – подполковник Липский:

- Слушай, трюмач! – шепчет он, - ты только что разговаривал с английским консулом…

- Ну, разговаривал, а что?

- Догони его, трюмач! Узнай – когда из порта ушла «Андромеда»? Когда пришла, мы знаем, а вот ее уход, эх!, просрали! Слышь, трюмач, догони, узнай, а?

Узнаешь, а я тебе орден на грудь, красивый… «Октябрьской революции» называется.

Я чуть с трапа не упал:

- Ага, - говорю, - догоняю я английского консула и спрашиваю у него: Товарищ, мол, консул! Помогите. Наш разведчик подполковник Липский проспал выход Вашего судна-шпиона «Андромеда» из порта в океан. Не могли бы Вы, товарищ консул, назвать дату его выхода, а за это, я Вам отдам с красивого ордена, которым меня за Ваши сведения наградят, крейсер «Аврору» и «серп и молот» в придачу. Да, между прочим, можете сообщить и – куда «Андромеда» пошла.

Про себя думаю: этого еще не хватало, мало того, что весь вечер замовский бред переводил на язык Шекспира, так теперь – цель определена и задача поставлена. За работу, товарищ инженер минус лейтенант.

А Липский не унимается:

- Трюмач! Ну, узнай, Христом - Богом прошу. Голову оторвут, а … орден за мной. Не заржавеет.

Глаза такие тупо-просительные, и почему-то разного цвета – один серый, а другой – зеленый. Ручки к своей впалой груди прижимает, а сам меня корпусом к трапу подталкивает – вперед, мол, на консула...

- Ладно, - отвечаю, - попробую убедить консула поделиться информацией с потомком лихих русских парней Буденного и Ворошилова. Все мы здесь Рихарды и Зорге...

Спускаюсь на стенку, а сам думаю: «Как?»

Однако, консул не стал дожидаться общения с советской разведкой, и уехал быстро-быстро, на белого цвета «Амбасадоре», к своим дочерям и «Роллинговым Стонам».

Тем более что русская водка, которой его сегодня напоили, приказывала – Домой, домой, домой! Писать, писать, писать! Спать, спать, спать!

Стою и думаю – как до парохода добраться, на улице уже темень, ведь экватор под боком, а на экваторе день и ночь включаются по команде:

- Делай, раз – свет включился. Наступил день.

- Делай, два – свет выключился. Наступила ночь.

Подходит, опираясь на руку командира группы управления Толи Шубина, большой Зам. Ему уже хорошо, он во власти воспоминаний об англичанке и ее крестике. Приглядевшись к нему, я заметил, что у него перевернутые глаза. Останавливается возле меня и вздыхает:

- Й-й-эх-ма. Хороша, стерва. Вот, что значит порода. Это не наши, которые и коня, твою маа-ать, иэ-эээ-х, на ходу того, ха-ха-ха, естесстно. А вы что подумали?, остановят. В горящую избу зайти смогут, а вот на кухню вряд ли – наши кух-ни, ха-ха-ха, им в бедрах узки.

Зама качает. Толя, как часовой, его поддерживает, а сам все на часы смотрит.

На корабль торопится.

Стоим и слушаем замовские вздохи и ахи. Но вот возле нас останавливается такой же, как у консула, белый «Амбассадор» и выходит из него офицер местного флота:

- Господа! Давайте я Вас подвезу до Вашего корабля.

Мы, принимая во внимание состояние Большого Зама, сели и поехали.

И, вдруг, Зам раздухарился. Видимо, на него повлияли запахи, которыми благоухала машина – рядом с офицером местного флота сидела его жена. А женщины этой страны очень вкусно пахнут. И это чистая правда.

- Трюмный! Спроси-ка офицерика, может он нам ночной город покажет? – тихо говорит Зам.

- Ну, - думаю, - «Остапа понесло». А тон-то, словно приискатель Иван Пятаков из «Угрюм-реки» - «Желаю следовать в кабак!»

Тихо спрашиваю:

- А как же корабль? Ведь в 21.00 всем следует быть в кают-компании.

Толик сидит в уголочке тихо-тихо, аки мышка, а Зам, эдак, лихо, отвечает:

- Не ссыте, ребята! Вы со мной. Все беру на себя, и в трудную минуту прикрою. И, вообще, сколько у кого есть денег? На всякий случай. Поедем же по Леди стрит...

Офицер, с огромным удовольствие, согласился показать нам ночной город:

- Сначала заедем ко мне. Мне надо переодеться, а заодно еще «чуток» (это слово он произнес по-русски) дриньканем.

Замуля чуть из машины не выскочил. Жаль, адреса не знал, а то, наверное, впереди машины бы бежал.

Приехали. Сидим выпиваем, оглядываемся. Квартира большая, удобная. Прикинул ее площадь, и чуть не прослезился – в нее вместилась бы и моя квартира, и квартира еще четырех моих соседей по этажу.

Зам опять начал свои политзанятия:

- Комсомольцы! Коммунисты! Призрак мирового империализма! Всем покажем мать Кузьмы! Да, мы,… да, всех,… все мы,… все мы, как один,… как один мы все,… как нас всех, … А вас нет,… нет вас,… не-не-не трр-тр-ронем. Вы друзья…

Катаемся по городу.

Зам молчит и смотрит в окошко автомашины. Город очень красив ночью. Он им восхищается и выдает незабываемую фразу, позаимствовав ее у Высоцкого:

- Мне эту ночь не забыть никогда!...

А в это время, пока мы пили в местном парке кокосовое молоко, на корабле разворачивался очередной, пятый акт Марлезонского балета.

Ровно в 21.00 офицеры, присутствовавшие на рауте, собрались в кают-компании и принялись писать отчеты – кто с кем?, о чем?, что узнали интересного?

Я уже говорил, что все мы тут Рихарды и Зорге.

Заходит командир эскадры и ищет командира механиков. Нашел:

- Механик! А где трюмный? Мне бы душ приготовить.

Что тут началось!? Все ищут