Давно это было. Тогда осенью всех студентов посылали в деревню, чтобы помочь тамошним хлеборобам собрать вовремя урожай. Для этого на втором курсе нас и отправили в село Орловку. Не спалось мне как-то там ночью, и вышел я на улицу покурить.
Конец сентября стоял. Заморозки еще не упали, но воздух в такие ясные ночи уже был донельзя прозрачен и ломок: месяц холодно светит, звезды в небе будто кристаллы и мерцают загадочно - глаз не оторвать.
Стою на крыльце, сигарету разминаю, и так одиноко вдруг на душе мне стало, словно на всей земле я один остался. Тут вижу, в поле у речки костер горит. «Пойду к людям, - думаю, - скажу спичек нет. Покурю у костра – не прогонят ведь», - и пошел.
До речки не близко было. Пока по дороге шагал – ничего, а в поле свернул, о борозды спотыкаться начал. Хотел вернуться, да костер манит: колеблется – то притухнет, то вспыхнет, аж искры летят. «Рыбаки, наверное, или охотники», - думаю.
Подошел ближе – смотрю, два старика. Один в малахае старом ветки в огонь подкидывает, другой в плащ брезентовый кутается. Рядом с ними шалаш горбится, на костре чайник, а поодаль ружье лежит. Старики заслышали мои шаги – насторожились.
- Стой, - говорит тот, кто в плаще. – Кто идет?
Скомандовал и к ружью потянулся, хорошо, его напарник руку на стволы положил, не дал взять.
Шагнул я еще раз другой и остановился у костра.
- Здравствуйте, - говорю, - прикурить бы мне, спички кончились.
Старики молчат, разглядывают меня, я – их. Оба они щуплые, бодрые. Тот, кто в плаще, чернявый, резкий и глазами будто сверлит, у другого, в малахае, лицо круглое, брови белые и глаза спокойные, добродушные.
- Кто такой? – спрашивает чернявый.
- Студент.
- Ты мне тут дурака не валяй. Какой студент?
- Картошку мы убирать приехали.
- Остальные где?
- Спят.
- Ты чего бродишь?
- Не спится.
- Ишь, не спится, - недоверчиво говорит чернявый и вдруг спрашивает строго. – А кто с бахчи давеча арбузы таскал?
- Какие арбузы?
- Гляди-ка, забыл уже, - усмехнулся чернявый, потом сдвинул брови и блеснул глазами. – Не беспокойсь, не обманешь. Я под тобой на три метра в землю вижу. Теперь попался, сполна ответишь.
Растерялся я, не пойму: то ли он страху на меня нагоняет, то ли всерьёз задержать собирается, а кругом поле, ночь и нас только трое. Чернявый настроен решительно, а старик в малахае все чего-то молчит.
«Вот, - думаю, - попал в историю по своей глупости. Покурил у костра называется, а завтра еще у своих посмешищем стану». Хотел я было объяснить, что к чему, но чернявый только насмешливо губы кривит, мол кого обмануть хочешь, и поворачивается к белобровому.
- Арестуем его, - говорит, как дело решенное, - а завтра милицию вызовем, пусть протокол составят.
- Чего ж арестовывать, - отозвался белобровый, - воровать-то все равно нечего – бахчу убрали, караулим для вида.
Чернявый с досады даже сплюнул и говорит с горечью:
- Все людишек жалеешь. Жалей, жалей. Вон Переяров…
- Опять ты про Мишку.
- Опять, - упрямо подтвердил чернявый. – Под корень изводить надо было это семя.
- Нельзя всех, кой-кого исправлять надо.
- Много ты их наисправлял. Я, брат, людишек насквозь вижу. Страх у них должен быть. Нет страха и порядка нет. Надо бы как: не хочешь по-человечески жить – к стенке.
- Тебе дай волю.
Спор у них, видимо, был давний, увлеклись, обо мне забыли. Осмелел я, присел на корточки, выкатил из костра уголек, прикурил сигарету, да так и остался сидеть. Слушаю, как припираются старики, и думаю: «Самое время в кусты, а там в посадку. Не догонят. Стрелять будут – не попадут: ни зги не видно».
Подумал, но сижу, как сидел. Занятно мне стало от чего старики такие разные вместе ночь коротают. Шли бы себе по избам и в тепле до утра спали. Так нет же, караулят поле, с которого и украсть-то нечего. А они будто прочли мои мысли, замолчали, задумались – сидят, на огонь смотрят.
- Значит, студент говоришь, - повернулся ко мне белобровый.
- Студент.
- Помочь приехали?
- Помочь.
- Ночуете где?
- В сельсовете.
- В сельсовете? – переспросил старик, словно сомневался в моих словах.
- Плохо помогаете, - ядовито вставил чернявый. – Смотрел на днях – ни старания, ни сноровки, одни разговоры, а вас работать сюда прислали, не балбесничать. Верно говорю?
Белобровый послушно закивал, мол, да, именно так.
Промолчал я – боялся сказать неосторожное слово, а белобровый говорит:
- Давеча лектор приезжал, рассказывал, ракету у нас придумали: взлетит она и рассыплется облаком – город накроет, и, что ни попади в это облако, все исчезнет. Американцы голову ломают тепереча, а придумать ничего не могут такого, - и спрашивает у меня. – Слыхал про это?
Припомнил я все, что знал о ракетах, и признался:
- Нет.
- Не всякому доверяют государственные секреты, - не преминул едко вставить чернявый, - а лектор тот знающий был человек, - он помолчал и прибавил значительно. – Митька мой говорит нынче наука все может.
- Митька-то, - усмехнулся белобровый и головой покрутил. – Непутевый он у тебя.
- У него кабинет, - приосанился чернявый, - и секретаршу, говорит, дадут скоро.
- То-то он на тебя, как на секретарку, покрикивает.
- Покрикивает не покрикивает, а в городе он не коров пасет – склад на нем. Начальник.
- Ладно, пусть будет начальник, - легко согласился старик в малахае.
Но чернявый не успокоился.
- Лапотный ты, - проворчал он, - потому и пробыл сам при власти не долго.
Старик в малахае, словно ему сказали любезность, зажмурился и с удовольствием подтвердил:
- Было время: домой придешь, наганчик на гвоздик повесишь, жена щец принесет. Отобедал, наганчик через плечо и на службу опять.
И так он хорошо это сказал, что я сразу представил и погнутый гвоздик в бревенчатой стенке, и вороненный наган в хрустящей кожаной кобуре. Ждал я, что белобровый еще что-нибудь расскажет, но чернявый ехидно скривил губы:
- Размечтался. Смотри лучше, чайник кипит.
Старик в малахае захлопотал, полез в шалаш.
Чернявый посмотрел ему вслед и ко мне повернулся.
- Часом в газеты не пишешь? – спрашивает.
Опешил я, а он молчанье мое по своему понял.
- Поучительного много рассказать могу, не сомневайся. Тебе напечатать только.
Ответил я, что на инженера учусь и пожалел. Старик презрительно стрельнул глазами, пробурчал:
- Хоть бы раз какой писатель приехал, так нет, - и поджал губы.
Белобровый тем временем из шалаша вылез, бросил в чайник щепотку заварки и ладошки потер:
- Счас горяченького напьемся.
- На чай да на сахар охотников много, - заметил, как бы между прочим, чернявый.
- Воды не жалко, - возразил ему белобровый.
- Не в воде дело, не заявляйся в гости с пустыми руками.
Не хотел я уходить, да чернявый глазами сверлит, ждет. Поднялся не спеша я с корточек, бросил в костер окурок, сказал на прощанье: «Счастливо вам», - и шагнул в темень. Обдало меня сразу морозным воздухом, запахнул я куртку и зашагал к дороге. Недвижно все вокруг было, тихо, будто повымерло все вдруг и помню, думал я: «За коим лядом тащился в такую даль? Двух стариков послушать? Лучше бы спать лег – завтра вставать рано. Пропади они пропадом с их костром». Но, вышел на дорогу, не утерпел, оглянулся и все мысли из головы разом вылетели. Костер над рекой, как и прежде, колеблется, манит, так и пошел бы к нему снова.
