Народная молва, передаваемая из поколения в поколение и не отвечающая за достоверность сказанного, донесла до нашего времени описание жизни, одного из сотников. Коих в изобилии породила Запорожская сечь.
В былые времена Вольница располагалась на острове, посередь бурного и полноводного Днепра, на острове Хортица. Многое изменилась в тех местах, но память людей хранит в себе необычные и незамеченные другими события, которые косвенно откладывают, пусть небольшую тень, на многокрасочную картину далёких и кровавых времён.
Пан сотник, казак серьёзный, ни кто не видел на его лице улыбку, в каком бы радостном или разгульном веселье не находилась дружина. Даже в минуты всеобщего веселья, когда казаки предавались различным утехам он с угрюмым видом, думал о своём и в тайные мысли не впускал никого из товарищей.
Службу нёс как того требовал обычай, не отступая от правил продиктованных жизнью. С неодобрением относился к казакам, которые пропивали всё, что добывалось в набегах и походах.
Сурово карали лихих бойцов, кто по пьяному делу затевал драку и мог убить товарища. По законам вольницы, такого возмутителя порядка живьём закапывали вместе с убиенным собратом. Но пан сотник, если ему поручали привести приговор в исполнение, обязательно сдирал с провинившегося казака кожу. Посыпал тело солью и затем приказывал подручным: закопать труп и ободранного убийцу в степи, в одной могиле.
Не все старшины одобряли подобное отношение к людям, даже высказывались по этому поводу: - С каких это пор казаки уподобились басурманам! -
Но, все, же приходили к выводу, что дисциплина держится на страхе, а сотник дисциплину блюдёт! Претензий к нему не предъявляли.
А то, что молодые казаки не любят Сотника, так плох тот командир, на которого смотрят без страха. Это, как в больших семьях, где на отца смотрят со страхом и почтением, там послушание и дисциплина, там порядок.
Страх в сотне присутствовал, а насчёт почтения, можно посомневаться.
Выпало тому сотнику поручение, охранять Польскую казну, ту, что из Кракова везли в Киев, для нужд посольского двора. Опасаясь за её сохранность, выделили Ляхи охрану не малую. Да и с атаманами договорились, что бы ни случилось какой шкоды, дать в помощь сотню казаков, для обороны посольского поезда.
Накликали беду чрезмерной заботой. Что там, в степи случилось? Ни кто не ведает! Широка степь! Только птицы в поднебесье, могли, поведать тайну, но птицам не до людских дел. Пропал посольский поезд! Через неделю, подобрал казачий разъезд полумёртвого сотника, израненного, без оружия, в изодранной одежде. Он не мог поведать о том, что произошло с остальными людьми, а главное, что случилось с Польскими деньгами? Сколь не разъезжали по степи казаки, не находили и малейшего следа от сводного отряда. Сотник выжил, но и ничего вразумительного не мог сказать. Похоже, что помутился разумом, нес страшную околесицу, от которой все присутствующие крестились и второпях уходили, оставив умирающего безумца на попечение монахов.
Монахи не обращали внимания на буйство и бешеные крики раненого. Врачевали раны, а когда тело начинало биться в пляске святого Витта, привязывали сотника к ложу и со дня на день ждали смерти, как избавления от мук телесных. Но на всё воля божья! Раны затянулись, падучая отступила, а Сотник из крепкого казака, оборотился в немощного калеку. Ни способного, ни то, что саблю, посох нищего удержать в ослабевших руках.
Выбрался Сотник на закате из кельи монастырской, в кою его определили помирать. Храня за пазухой краюху хлеба и фляжку с водой. Едва передвигая ноги, шел навстречу восходящей луне. Пошел в ночь, дабы монахи не остановили.
Серебро степных трав смыкалось за Сотником. Хотя, какой он теперь Сотник, его сотня сгинула, в степи.
Он медленно брёл по степи. Изредка поднимая голову и вглядываясь в звёздное небо. Когда заалела полоска зари, лёг на землю, умостив под ухо шапку. Высокие травы сомкнулся над ним. Сотник, прошагавший ночь, заснул на сырой земле. Если бы в двух шагах от этого места проехал Конный, то не увидел бы человека лежащего меж разномастных стеблей высокой травы, покрывающей степь.
Этим и пользовались доведённые до отчаянья крестьяне, бегущие от жадных господ, отыскать в степи беглеца было невозможно. Казачья вольница регулярно пополнялась беглым людом.
Проспав день, сотник, под вечер пожевал хлеб и выпил глоток воды из спрятанной фляжки. По всему видно, что он знал, куда ему идти. За недолгое время пути сотник непостижимым образом изменился, к нему вернулась сила. Это уже не еле двигающий ноги калека, а бодро вышагивающий крепкий человек и посох в его руках выглядел не опорой для больных ног, а скорее оружием от ночного врага. Сотник быстро набирал сил и прошагал расстояние в три раза большее чем в первую ночь.
- Вода и хлеб подходят к концу, а путь долог. - Раздумывал шагающий в ночи путник.
Вдали послышалось конское ржанье, блеснул огонь костра. Сотник упал на землю и по-пластунски* пополз в направлении огня. Вплотную подполз к костру. Глазам предстала картина. Беззаботные путники, съев припасы, допивали остатки вина из фляжек.
Стреноженные кони паслись в стороне. Сотник затаился. Сон сморил двух юнцов, познающих воинское дело и лишь тот, постарше, не спал, а ленивым движением вострил саблю. Тихо шоркая точильным камнем.
Создавая видимость караула, беззаботно сидел лицом к огню. Хотя по уставу, должен находиться в стороне от костра, спиной к свету.
Бесшумно шагнув из темноты, Сотник, свернул караульному шею. Оттащил труп караульного казака в сторону и снял с пояса трупа кинжал.
Тихо вошел в круг света, молодые казаки спали, не ведая беды. Рука вонзила в глаз кинжал, другая, прикрыла рот, дабы убиваемый, мычаньем не разбудил собрата. Как только зарезанный перестал сучить ногами, Сотник задушил спящего юнца, дабы кровью не испачкать одежду. Не обращая внимания на трупы проверил сумки, вытряхнул ближе к огню содержимое и не найдя ничего съедобного, оголил живот у молодого трупа. Вырезал печень, насадив её на кинжал, медленно поджарил над угольями костра. Съесть печень сырой он почему-то не решился, хотя знал, что в древности воины поедали печень поверженного врага.
Вздохнув о том, что не хватает соли, неторопливо ел добычу. Чуть отдохнув, стянул с трупов одежду. Кафтан старшего казака одел на себя, а всё остальное разложил по сумкам.
Сноровисто выкопал кинжалом яму, закопав трупы, скрыл следы преступления. Хорошо утоптал землю, засыпал всё трухой и прошлогодними бодыльями. Лишь плотно набитые сумки, притороченные к сёдлам, говорили о злобном деянии, происшедшем в этой ночи.
На следующую ночь Сотник ехал верхом на рослом жеребце, сзади привязанные за недоуздки шли кони, добытые разбоем.
Слегка покачиваясь в седле, размышлял: - Ни уйди он во время из монастырской лечебницы, то его неминуемо постигла бы беда. Монахи ожидали прибытие дознавателей, которых весьма интересовал сам факт пропажи посольского поезда.
Они специалисты и определят, что раны неглубокие и нанесены самим Сотником. То монахом не ведомо, а вояку дознавателя, сложно провести ложными ранениями и показной слабостью. -
Положившись на защиту сил, которым он тайно поклонялся, Сотник, ориентируясь по звёздам, ехал вглубь степи, туда, где не пролегали тропы.
С помощью тёмных покровителей, с которыми якшалась его бабка, он завёл в гиблое место отряд. За время пути умело натравил на Поляков, своих бойцов.
Напали неожиданно, ночью, во время сна. Поляки полегли под ударами кинжалов. Сотник шептал: - Поляки враги, их надо уничтожить! - Дождавшись, когда золото и трупы закопают в земле, скроют, замаскируют, место. Увёл казаков.
Польских коней бросили в степи, сняв ценную упряжь. Конь не пропадёт, он или вернётся в конюшню или обретёт нового хозяина.
Казаков постигла страшная участь. Отравил, Сотник пищу! Долго умирали побратимы. Луна зашла за тучи, дабы не видеть творимую подлость. Привычно закопал трупы, отпустил коней в степь, долго смотрел на прогорающий костёр. Когда уголья сложились в единое красное пятно, перед ним возникла картина его далёкого детства.
Жил он с бабушкой в Киеве, на одной из городских окраин, в гнилой лачужке. Когда в доме появлялся кусок хлеба, это считалось праздником. Они были беззащитны перед живущими рядом такими же, нищими, как и они. Бабка слыла колдуньей и пестовала внука, как могла, потихоньку передавая ему тот арсенал знаний, которым обладала сама. Их семья подтверждение того, что душа проданная дьяволу не является залогом богатства. Только бабы обращались к старой ведьме за помощью, дабы избавить дитя от болезни, а вечно пьяные мужики грозились утопить её в Днепре, за неудачи в разбойных делах.
И как-то по пьяному делу, сильно побили старую ведьму, разворошили лачужку по брёвнышку, искали золото добытое колдовством.
Тяжело умирала бабка, не хотела чёрная душа покидать тело. Ведала старая, что ждут её муки Адовы на той стороне бытия. На третий день уцепила внука за руку и, что-то горячее зашептала ему в ухо, парнишка одеревенел, перестал выдёргивать из когтистой лапки руку, внимал с открытым ртом, то, что шептала умирающая бабка. С последними словами старая знахарка испустила дух. Хватка ослабла, сухая рука бабушки с деревянным стуком упала рядом. Долго сидел внук у мёртвого тела. За полночь поднялся, стащил в кучу всё, что могло гореть. Достал из печки угли сунул их под кучу тряпья. Убедившись, что огонь весело взялся за дело, перекинул через плечо лямку нищенской сумки с остатками хлеба, оставил открытой дверь и шагнул в тьму. Сзади разгоралось пламя. В ту ветреную ночь, этот район города выгорел полностью. Многие, кто по пьяному делу спал мертвецким сном, сгорели в своих избах. Искал народ лихого хлопца, но без толку, нет его в Киеве. Так и решили, или сгорел он вместе с бабкой, или забрали его черти к себе в услужение.
Но только получилось не так, как думали погорельцы. Дошел он до казачьего стана, где и пристал к лихому люду. Несколько раз ходил с набегами в Туретчину, проявил себя как лихой, не ведающий страху казак и постепенно дослужился до Сотника.
