НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ В ОКТЯБРЕ 1917 ГОДА ПЕТРОГРАДСКОГО ЖКХ...

психиатр! Во!
       Возле одной из дверей дремлет часовой.
      Секретарша толкает его ногой: « Не спи, служивый! Коммунизм проспишь!»
      Не дожидаясь, пока солдат проснется, она открывает дверь и, прижимая чайник к груди двумя руками, проскальзывает внутрь помещения.
       В большой комнате за огромным столом, покрытым зеленым сукном, сидит, одетая в гимнастерку и накинутую на плечи солдатскую шинель,  пожилая женщина.  Из одного угла рта она перекатывает в другой дымящуюся папиросу. Женщина кому-то диктует по телефону:
        - Нет, нет, товарищ Сергей! Так и давайте в номер, как я вам диктую – К глубокому разочаро-ванию и неудовольствию коммунальных служб, в конце года, и как всегда внезапно для них, снова наступит зима, - она делает паузу, выпускает к потолку дым и продолжает, - Вы меня поняли? Все записали? Очень хорошо. Что вы говорите? Существуют народные приметы? И что по этому поводу скажет товарищ Коба? Товарищ Коба скажет, что в приметы он не верит, а совпадения ему уже надоели. Пиши, как сказано. И бикицер!
        Она кладет трубку и внимательно смотрит на вошедшую. Поднявшись со стула, она подходит к секретарше, обходит вокруг нее и тщательно осматривает,  к чему-то приглядываясь:
      -  Душенька, - обращается пожилая дама, - Вы не находите, что надели слишком обтягивающее платье? Как, Вы, в нем ходите, ведь невозможно же дышать!
      Остолбеневшая секретарша еще плотнее прижимает чайник к груди и еле-еле лепечет:
      - Так оно же только бедра обтягивает. Выше пояса слегка открыто, - она ставит на стол чайник и распахивает шире свое пальто, - вот смотрите – только грудь прикрывает.
      - Да не в Вас дело, душенька, - повышает голос женщина, - Вы же находитесь в штабе нашей революции, где полным-полно солдат и матросов. Вы на них посмотрите – как им дыхание сперло!
А им еще с Машкиным «Батальоном смерти» воевать. Ты представляешь, что они с ним сделают.
      - Какой Машки? Каким «Батальоном смерти»? – секретарша находится в полуобморочном состоянии.                                                                        
      - Какой Машки? – смеется старуха, - Марии Бочкаревой. Ты, вообще-то, кто будешь, душенька,  и откелева? Зачем пришла? Говори мне. Я тут за секретаря. Всякие дела веду, на телефонные звонки отвечаю. Она прикуривает новую папиросу.
      -  Я  от Александра Федоровича пришла, за кипятком. Договор у нас с Вами на техническое и аварийное обслуживание, а ваши  воду в «Зимнем» отключили. Вот я и пришла.  

      Из-за окна доносятся  стук каблуков по мостовой и песня:
      - Эх, яблочко, куды ты котисся
         К Бочкаревой попадешь – не воротисся!
         Эх, яблочко, да на тарелочке,
         Если «Зимний» мы возьмем  – будут девочки!
      Дальше несется пронзительный свист и гомерический хохот. Песня и стук каблуков затихают.

                                              Действие 4 – О революционной любви и совести

        В комнате, в которой общаются молодая и пожилая секретарши, из смежной комнаты приоткрывается дверь. Слышны громкие голоса.
        - Что значит ругаться!? На то она и власть, чтобы ругаться.
        Заходят Владимир Ильич и Коба. Они оживленно разговаривают,  ни на кого не обращая внимания.
        В.И. – Слушай, Коба, мы будем строить новый мир. Так?
        Коба – Так. Ну, и что?                                                              
        В.И. -  А то! Новый мир, новое понимание, новые понятия, новые русские, которых мы назовем  «советские». Так? Так. Так. Что им в первую очередь потребуется? А? Все новое. Я тебя, Коба, спрашиваю. Что им понадобится?
        Коба – Новый лексикон, я так думаю. Только где они новые слова брать будут?
        В.И. -  Слушай, а где новые слова Владимир Иванович брал?
        Коба-  Какой Владимир Иванович? Случаем, это не… (он не успевает закончить фразу)
        В.И. -  Какой - какой… Знать надо. Владимир Иванович Даль. Автор толкового словаря русского языка.  Бестолковый ты у нас, Коба.  
        Коба на минуту задумался, потом засмеялся:
       - Конечно,  я бестолковый.  У меня же нет «Толкового словаря». Но я так думаю: он ехал в деревню. На глазах у мужиков разбивал пару-тройку графинов с водкой, а потом записывал в книжечку, если, ессессно, успевал спрятаться.
        Тут они замечают двух женщин, застывших в позах скульптур из «Летнего сада».                                                                                                                                    
     В.И. - Коба! У нас, что сегодня на дворе? Март? Нет, нет. Ты глянь – красотища-то  какая?  
      Коба – Нет, Ильич. Сегодня не март, а октябрь. Хотя надо заметить, что барышня весьма симпатична. Вы, барышня, кто будете? Какого роду-племени?
      Секретарша Александра Федоровича продолжала стоять столбом, быстро-быстро мигая глазами. Владимир Ильич направился к ней.
      В.И. – Голубушка! Что же Вы молчите? Не переживайте так сильно. Ничего худого с Вами не случится. Вы же в штабе нашей всемирной революции.
      Он снимает с лацкана своего пиджака красный бант, делает движение рукой, как будто отряхивает с банта невидимую пыль, и прикрепляет его к платью молодой женщины. При этом он похотливо смотрит на ее вздымающуюся от дыхания грудь.  Он гладит женщину по щеке:
      - Вот Вы, голубушка, и стали нашей. Коба, угости молодую революционерку своей папироской. Думаю, что вскоре твои папиросы станут знамениты, как и твои усы.
     Коба подходит к секретарше Александра Федоровича и вставляет прикуренную папиросу ей в рот.
       Женщина автоматически затягивается дымом и приходит в себя. Она резко отходит от Владимира Ильича:
      - Вы что себе позволяете? Вы называете себя революционерами, а сами где-то забыли свою совесть, что тыкаете порядочным барышням свои вонючие папироски в рот. А может Вы ее забыли, потому что она у Вас грязная?
      Коба – Почему забыли? Почему грязная? А, Ильич? Она смелая - эта барышня.
      В.И. – Наша совесть чиста. Мы, просто, ею не пользуемся.
      Он смеется. Вместе с ним начинают смеяться и все присутствующие в комнате, включая и секретаршу из «Зимнего».        
                                 
                                                                                                                                             
                                               Действие 4 – Востребованный

            В «Зимнем» нервничает Александр Федорович. Появляется секретарша. К ее груди приколот красный бант. Из ее рта торчит папироса «Герцеговина Флор».

            Секретарша:  Александр Федорович! Была я в Смольном. Ну и место – светло, тепло, кипяток есть…  Правда, нам его не дали. Вот,  вместо него бумагу прислали. Кстати, Ваше же июльское распоряжение «О разделении Петроградского ЖКХ на управляющие компании
«ЖКХ «ВРЕМЯНКА» и «ЖКХ «РВС СЕРВИС». Вы что, забыли? А еще они просили напомнить, что, если мы им не переведем оплату за предоставленные коммунальные услуги, то они к нам направят судебного пристава – какую-то Аврору… Крейсер. Да, и не Вашими денежными метрами, а золотом или, как они сказали - «откатом…  от власти» (дымя папиросой, она уходит).
       А.Ф.:  Это они так развлекаются. Все в игру играют – «Новый русский буржуй» называется. А еще, судя по их «Правде», плановое хозяйство в жилищно-коммунальном хозяйстве строить хотят. Забыли, что нет ничего более безнадежного, чем плановое хозяйство, - после небольшой паузы,  - А я предпочитаю прикрыть реформирование ЖКХ во всем блеске своей славы, чем ждать, когда это реформирование всем наскучит.                    
     
              Он подходит к окну.  Смотрит на Неву,  через нее на Петропавловскую крепость.
              А.Ф.:  Эх, прав был «Буревестник революции» - зачем Герцен своим «Колоколом» Володю разбудил. Спал бы себе и спал, а лучше бы ловил себе рыбу в Волге. Ее там много. Жилкомхоз ему подавай, - задумывается и с легкой иронией, – Этот Володька – надменен, как задира из кабака, и  (завистливо) эротичный – вплоть до откровенных призывов. Надо же, выдумал: «Земля - крестьянам!»,  «Заводы - рабочим!», «ЕВРО – евреям!», «Браки – отменяются! Женщина – наше достояние!»                                                                                          
             Заходит секретарша, ее грудь под легкой кофточкой, на которой алеет красный бант,  вздымается в волнении.  Она подходит к А.Ф. и присматривается к нему.
              Секретарша:  Александр Федорович!  Скажите – а почему Вы постоянно ходите в военном френче, а не носите галстук, как Владимир Ильич?
               А.Ф.:  Да, беда с этим галстуком. Того и гляди, окунешь его в тарелку с супом… Плюс, еще фанаты будут дергать за него, встречая у дверей…
               Секретарша:  Они,  кстати, Вас там и требуют.…  У дверей.
               Он поправляет повязку, на которой уложена его рука:
               А.Ф.:  Я не ранен, нет. Но моя рука парализована от миллиона братских пожатий. Я самый доступный для народа, а посему, раз требуют, так востребуемся!  Наши лозунги просты и радостны – никакой идеи в них нет, – смотрится в зеркало. Причесывает «ежик» на голове, - Пришедший к тебе народ – это феерично!
                          Он идет к народу.  Над группой мужчин, вооруженных слесарным инструментом, ярким пятном выделяется транспарант: «Бригада слесарей « ЖКХ «Времянка» ищет работу.
Интим - не предлагать!»
               А.Ф.:  Эй, мужики! Вы откуда будете?
               Голос из группы:  Мы? Да мы даже из горла будем!
               А.Ф.:  (шепотом) Вот они – незаметные герои-коммунальщики…
                           ( из этой группы к нему подходит слесарь с вантузом в руках и «ершом» через плечо,  за поясом разводной ключ, из полубеззубого рта вчерашний перегар)          
               Слесарь:  Вот вы, Александр Федорович, еще в феврале говорили, что скоро все граждане России будут свободными. Как это?
                А.Ф.:  Товарищ слесарь! Брат мой! Ты гражданин России?
                Слесарь (ошарашено): Да!
                А.Ф.:  Иди, товарищ! Иди, брат мой! Свободен!
                И тихо, чтобы никто не слышал, произносит: И я свободен…                            
                ( слесарь чешет затылок, трясет головой, плюет себе под ноги и, что-то приговаривая, идет в сторону  народа)
                Слесарь:  Их представления о свободе отличаются от моих, и, кажется, я представляю для них угрозу. Ха-ха! Они меня боятся.  Хотя  для меня они никакой угрозы, сдается мне, не представляют. А, вообще-то, мне с ними скучно и не интересно. Не интересно даже ходить по одному Питеру.
                 А.Ф. (заходит в подъезд): Так вот, ты,  какой,  человек будущего! Похоже, здесь все рехнулись!                                                                                
                                                               
                                                     Действие 5 – Кипяток

                          В Смольном вокруг телефона ходит Владимир Ильич. Он зол.
                          В кресле у окна сидит Коба и курит.


     В.И.: Замучили ходоки. Там течет, там не течет…  Что? Да, когда?
( присаживается, трет под подбородком, поправляет повязку, принимает позу     Роденовского «Мыслителя»)
Может в зоопарк сходить? От людей отдохнуть… (Думает)
Эх, Россия, Россия! Этот извечный русский вопрос – что делать?
Страна какая-то погромонеустойчивая.            
(обращается к Кобе)                                                      
К слову сказать – как тебе из «Зимнего» барышня, которая за кипятком приходила? Слышал? Говорит – холодно, мол, ихнему правительству…  Тепла просила…                                                                              
      Коба:  Видел, видел, как ты на нее смотрел, как красный бант на ее грудь привешивал. Ты эти «Маевские» штучки брось. За окном октябрь, а не март. Лучше давай думать – что