Проклятый рай или Гаити в 1793 году

им повода снова ударить тебя, - Жак не поверил в неуклюжую версию падения, - не реагируй на оскорбления совершенно, словно ты глухая или не понимаешь по-французски, так поступаем все мы, всю жизнь, а тебе нужно этому научиться...
- Приходил Рейноса, мы сложили твои бумаги в сумки и он унёс их...
- Диего умница, значит можно надеяться на освобождение!
   Факт принадлежности Жака Буарди к повстанцам так и не был доказан, но при всём этом он провёл в тюрьме почти четыре месяца…

    1793 год. Французская революция и казнь короля придали движению на Сен-Доминго новое направление. На острове тоже шла гражданская война, но в ещё более осложнённом варианте.
   Дрались чёрные рабы с белыми рабовладельцами и  французы роялисты с французами республиканцами, непримиримо и насмерть, а тут ещё против чёрных выступили мулаты, во главе со своим признанным лидером Риго, они всегда воспринимавшие себя на Антилах как особую народность.
   Вопреки очевидному, далеко не сразу чёрные повстанцы смогли объединить усилия с белыми республиканцами, увы, недоверие и расовые предрассудки слишком долго брали верх над общими целями.
  Час объединения сил пробил, когда к власти в Париже пришли якобинцы, единственные из белых, кто сумел подняться над расовым высокомерием европейцев…

   За столиками ресторана «Конго» перешёптывались вполголоса:
- Вы уже слышали, почти все плантации Севера разгромлены и сожжены рабами, толпы восставших идут на Кап! Скоро здесь будет жарко!
- Плохо или хорошо это для нас?, - с сомнением в голосе спросил хорошо одетый молодой мулат.
- Плохо?! Разве не этого мы ждали все эти годы?! На этот раз белым господам крышка, притом наипрочнейшая! Людей надо направить прямо на губернаторский дворец Бланшланда!, - худой темнокожий юноша непонимающе, с некоторым озлоблением метнул на него горящий взгляд.
- Оно и видно, что терять вам совершенно нечего.., - собеседник смотрел на юношу слегка пренебрежительно, как-бы чуть сверху вниз, - а вот спросите-ка  хозяина ресторана месье Буарди, что он сам думает об этом? Было бы недурно, если бы эта дикая толпа обогнула улицу Сен-Флорантэн. Ведь здесь живут вполне обеспеченные люди, притом не белые, впрочем, этим дикарям будет всё равно, что громить и поджигать, им не объяснить, что эти дома, кафе, собственность чёрного человека…      
- Дикари?! Вы говорите об этих несчастных в точности, как белые, это не делает вам чести! Ведь это наш народ!», - юноша отозвался резко, со страстью, - а вы в такой момент более всего переживаете за барахло и имущество, как какой-нибудь плантатор, поздравляю!
- Эта толпа рабов мой народ?! Я вас умоляю! Я учился в Париже, все мы местные антильянос, а большинство этих людей из Африки, большинство их не говорит  по-креольски, тем более, не знает французского, как с ними хотя-бы договориться, не подскажете, месье идеалист?!
  Но юноша уже сделал свои выводы, он внимательно осмотрел оппонента с головы до ног, словно стараясь лучше запомнить, и  не отвечая ничего более, вышел.
   Кайман сидел за пустующим столиком и нервно курил… Он думал о том, что положение его оставалось двойственным и оттого опасным, как собственник, он был согласен с тем, богато одетым посетителем и в то же время разгром губернаторского дворца Бланшланда, физическое устранение губернатора и начальника полиции освободило бы его от всех проблем…
   А проблемы стали более чем серьезны. Скрытые доходы вдруг перестали быть для Рандьера тайной… Произошло всё то, чего Буарди опасался еще год назад.
   Если в скорейшем времени дворец Бланшланда не будет взят, ему придётся «лечь на дно», скрыться и где же? А под носом у Рандьера, в богатом районе примыкающем к личному особняку губернатора! По принципу, самое «тёмное место – под фонарём!»

   А в это время в кабинете барона де Рандьера. Он вызвал к себе давнего товарища по карточным играм и прочим развлечениям молодого секретаря губернатора Армана де Вилье.
- Прошу вас, садитесь, господин виконт. Сами видите, что происходит, все были уверены, что это всего лишь очередной бунт грязных дикарей, который подавят со дня на день, но выходит какая-то революция по-африкански! Это что, заразно? Передалось от наших санкюлотов?! Сами того не замечая, мы расплодили у себя под носом черномазых якобинцев! Мне доносят, что болтают за столиками своих кафе образованные цветные, а ведь их слушает вся эта голытьба, прислуга, повара, садовники, сами они не посмели бы и додуматься до такого! Господин губернатор в отчаянии и в ярости, вчера, потеряв терпение, он кричал, что готов расстреливать каждого, в ком есть хоть 1/64 африканской крови! Ха!
   Де Вилье хмуро пожал плечами:
- Пусть тогда начнет со своего сынка мулата, если считает, что в этом выход…
  Де Рандьер уставился на него своим бешеным остановившимся взглядом:
- Что вы несёте, сударь?! Вы ничего не сказали, а я ничего не слышал! Ну, к делу, этой ночью я намерен взять за горло эту коварную черномазую сволочь, нашего любезного компаньона Буарди. Ты знаешь, что этот замаскировавшийся гад один из богатейших людей на Сен-Доминго? Благодаря моему покровительству, заметим прямо, а делиться не хочет, считает себя слишком умным, но мы это поправим, там есть и ваша доля, господин виконт. С такой суммой мы будем чувствовать себя как дома где угодно, и в Лондоне, и в Нью-Йорке и в Вене…
- Только не в сегодняшнем Париже, - угрюмо отозвался де Вилье, - вы не думали вернуться во Францию и объявить «священную войну» проклятым якобинцам? Вся наша беда от них, уродов!
- Я вас умоляю, - вскинул холёные руки Рандьер, - вы помните судьбу вашего соседа по плантации господина Ленормана? Он тоже решил поиграть в крестовый поход против революции, но якобинцы не понимают тонкого юмора, его казнили как роялиста и эмигранта! Хотите заменить его… на эшафоте?
- Я не тороплюсь в лучший мир, даже ради спасения трона, господин барон! Но тсс..

   Рандьер видел, что положение колониальной власти становится совершенно шатким, он решил бежать с острова, прихватив полученные с плантации доходы, но перед этим издает постановление об аресте Каймана, удобнее всего «потрясти» его именно в тюрьме, не хотел делиться? Значит теперь отдаст всё! В чём его обвинить? А вдруг он и есть тот  самый Ти Ноэль, возмутитель общественного порядка, чернокожий якобинец? Это обвинение тяжко и пахнет эшафотом.., тем лучше, за жизнь он отдаст всё..
  Удивительное дело, Жером Буарди, словно хищник, имел особенное чутьё на опасность, а для верности, имел своего человека в полиции. Он исчез из своего кафе «Конго», едва увидев из окна полицейских, он понял, что пришли именно за ним.
   Он прошёл через потайную дверь в богато декорированные нижние ярусы, миновав второй, спустился на третий, почти никому не известный. Свечи и кенкеты освещали покрытые шёлком стены и ряды пустых столиков. Пол был выложен тёсаными каменными плитами.
   Задержался, решив заглянуть в одну из комнат. Они замучаются искать, а потом ломать стальную дверь на второй ярус, о третьем же и вовсе не знают. Значит время есть…
   Отпер дверь. На кровати сидела белокожая девушка лет 20 с распущенными волосами цвета меди. Увидев Каймана, она вздрогнула и поднялась, она уже знала свирепый характер этого человека, синяки еще не сошли с ее тела.
- Не бейте меня.., - девушка смотрела на него со страхом.
  Кайман молча подошёл и, приподняв голову за подбородок стал целовать её нежные розовые губы, она не отвечала, но и не сопротивлялась. Это хорошо.. Развернув спиной, уверенно засунул руки в вырез платья, с видимым удовольствием лаская сливочно-белые груди. Она стояла неподвижно, опустив руки.
- Раздевайся, - это звучало не ласковой просьбой, а командой…

   Через полчаса, переодевшись в невзрачный потёртый костюм, сняв золотые кольца, надвинув на глаза шляпу, спрятав в складках плаща пару пистолетов, Кайман через туннель покинул здание «Конго» и оказался на пустыре. Сюприз его ждал малоприятный. Полицейских было двое. Он замер. Откуда они здесь? Если тайна туннеля раскрыта, почему их только двое?
- О, месье Буарди!, - в тоне звучала насмешка, - можете не торопиться, сейчас здесь будут наши коллеги!
     Неуловимым змеиным движением, Буарди сбросил плащ, разрядил в них оба пистолета и бросился бежать…

    Укрытием себе он выбрал район, где проживали в основном обеспеченные белые люди, реже богатые мулаты. Один из самых богатых людей острова, пусть и неофициально, властный, привыкший подчинять  себе людей, Жером Буарди устроился… слугой!  В дом пожилой американки мисс Уилкс.
    60-летняя Уилкс, сухопарая «старая дева» пуританской наружности жила вместе с 25-летней племянницей, Аннабель Форбс.. Мисс Форбс судя по своей внешности и поведению обещала повторить судьбу тётки.. но что интересно, именно такие девицы более всего боятся за свою никому не нужную невинность…Это было заметно и забавно.
    Что отвратительнее всего, Буарди неплохо понимал английский, но делал вид, что не знает языка, вынуждая их говорить с ним на скверном французском. Они думали, что новый слуга не понимает их разговоров на английском и не стеснялись, глубоко унизительная, мерзкая  кличка «ниггер» совершенно заменила ему имя…

- Нет, эти французы преступно беспечны, они не знают, как следует обращаться с ниггерами! Вот у нас, в Штатах никогда такого бы не случилось! С каждым днём здесь всё страшнее для белого человека, сами французы уже бегут куда глаза глядят, скоро уедем и мы!
- Да, тётя Марта, только прежде чем возвращаться в Чарлстон, может, следует навестить дядюшку Роберта на Ямайке? У него огромная плантация и красивый дом, а мы были там всего один раз и то 10 лет назад.. Надеюсь, тамошние ниггеры еще не взбесились.. Ну, англичане то этого не допустят..Они, как и мы, американцы, народ практичный и не станут знакомить чёрных с Декларацией Прав Человека!.., - и помолчав секунду крикнула по-французски, - Пьер! Я же просила подать кофе!

  Мрачный и холодно-невозмутимый Кайман возник перед ними с подносом, который слегка дрогнул в его сильных руках,  от дикого желания перевернуть его американкам прямо на головы…
  Старуха сидела подчеркнуто прямо, резко развернув плечи,  и с вечно недовольной миной поджав узкие губы.
   Молодая американка и вовсе брезгливо отстранилась, когда, ставя дымящуюся чашку на стол, Буарди случайно коснулся её белой руки. Кайман внутренне сжался от припадка  ненависти и страстного желания сломать ей шею, но сумел сохранить спокойный вид.

  Думая, что он не понимает мисс Форбс перешла на английский:
- Этот черномазый слишком неловок для домашней прислуги, может даже статься, что он был конюхом или грузчиком в порту!  
  От такого смелого предположения глаза Буарди налились кровью.
- Нет, ты не наблюдательна, у него поразительно гладкие руки, совсем не похоже, что он тяжело работал. Наверное, просто пороли мало…Но это без разницы, ведь его услуги нужны нам совсем ненадолго и очень скоро мы уезжаем.. Ты права, милочка, сначала мы заедем к моему брату на Ямайку!

   В роли безответного слуги Буарди невыносимо страдал три недели, покорность и услужливость никак не давались ему.
  Человек с характером диктатора, он должен был, молча выносить