гастрабайтерам. Возможно, там вы сможете найти себе место.
- Ясно. Ладно. Делать нечего. Поехали, – решил Блум.
Икэ-Ар забрался в гравемобиль, Блум запихнул на заднее сиденье рядом с мальчиком рюкзак и гитару и уселся с другой стороны. Когда граветакси покинуло территорию космопорта, уже смеркалось.
- Как же Вы не боитесь ехать? - Удивленно спросил он у водителя.
- А я себе дорогущую спутниковую систему навигации поставил. Долго копил на нее, зато теперь могу возить даже в такую непогоду.
- Круто...
За окнами гравемобиля ничего не было видно, только тьма и снег. Иногда Марку-Николасу казалось, что они никуда не едут, а просто стоят на месте при включенном двигателе, и только когда машину качало назад или вперед, он понимал, что все-таки она двигается.
Где-то через полтора часа они достигли пригорода.Таксист высадил их и гравемобиль исчез в снежной тьме. Им пришлось наглухо застегнуться и поднять воротники. Ледяной ветер хлестал, замораживал и сбивал с ног, бросая холодный колючий снег целыми сугробами в лицо. Марк-Николас надвинул на глаза капюшон темно-синего плаща, сохраненного им со времен его принадлежности к уннехтам и одетого поверх куртки.
Он огляделся. Сквозь пургу огоньки фонарей и окон были еле видны. Пригород представлял собой городок одноэтажных домиков из силикальциевых блоков, с улицами, похожими на лабиринт. Городские власти считали это жилье ветхим, так как оно было построено очень давно для первых поселенцев. Однако их не сносили и старались поддерживать в относительном порядке, так как они приносили властям кое-какой доход. Здесь теперь селились те, кто прилетал сюда, ища лучшей доли, а, главное, работы. Жилье, хоть и ветхое, но с исправными коммуникациями, сдавалось в наем за небольшую оплату.
Путники медленно брели сквозь ветер и снег по улицам. В некоторых окнах горел свет, некоторые были темны.«Из какого же окна на нас глядит наше счастье?» - думал Блум.
Они продвигались очень медленно, глубокий снег, доходящий порой до колен, мешал идти, ветер и метель становились неприступной стеной. Если Марк-Николас как-то шел, то для маленького центалиона это было просто невыносимой пыткой. Икэ-Ар терпел. Они сбились с пути, кружа в лабиринтах улиц. Нет. Так дальше не пойдет. Мы просто не дойдем до города. Если бы еще знать, куда идти! Икэ-Ар хуже всего, он маленький и не привык к таким походам. Он тут замерзнет. Попробую постучаться. Может быть, нас впустят?
Уннехт поднимался по ступеням, заваленным глубоким снегом и звонил в двери разных домов. Ему никто не открывал. Иногда в окнах сразу гас свет. Но куда бы тот ни позвонил или ни постучал, везде не было никакого ответа. Дойдя до домика на отшибе, в окнах которого было темно, они остановились. Марк-Николас подумал, что, может быть, хозяева спят, и ему стоит позвонить, вдруг откроют. Он добрался до двери и вдавил копку звонка. Еще и еще. Внутри было тихо.
«Похоже в этом доме никого нет», – подумал с грустью Блум. Он спустился со ступеней. Мальчишка весь согнулся от холода и почти сел в снег. Он плакал.
- Мы замерзнем тут! Марк-Николас, я очень-очень замерз!
Спутника Икэ-Ар самого пробирало до костей, хорошо, хоть плащ спасал от хлесткого ветра. Не представляя, что делать дальше, он положил свой рюкзак на ступеньку и сел на него, подозвав мальчика, он усадил его на колени и завернул в свой плащ. Икэ-Ар еще плакал, но ему стало немного теплее. Марку-Николасу и самому было не так уж и сладко. Он плохо чувствовал собственные руки и ноги, а лицо, по его ощущениям, будто обмакнули в гипс. Пытаясь что-нибудь придумать, он бессознательно полез в потайной карман куртки. Металл гармоники был холоднее льда, и он попытался согреть ее дыханием.
Неожиданно в окне вспыхнул свет. Дверь открылась. Какая-то женщина вышла на порог с бытовым прожектором в руке и осветила сидящего на ступенях дома мужчину, который тут же повернулся.
-Эй, ты!- прикрикнула она. – Тебе чего тут…
Тут же прожектор выпал из ее рук в глубокий снег.
- Марк-Николас?! Ты?!
Блум встал, придерживая Икэ-Ар на руках.
- Лорья…
Икэ-Ар вырвался из рук Марка-Николаса, шлепнулся в снег и бросился к женщине, которая подхватила его.
- Мама!
- Дитя мое…
Лорья плакала от счастья, обнимая своего сына. У Блума словно камень с души свалился. Он почувствовал облегчение, умиление и радость. Он был счастлив, что все так закончилось. Он подошел к ним и обнял их двоих. И когда Лорья посмотрела в его лицо, она увидела, что из его голубых глаз текут слезы радости.
Она спохватилась:
- Что же мы стоим? Вы ведь замерзли совсем!
Марк-Николас подобрал свою гитару, рюкзак и прожектор и вошел в дверь вслед за Лорианаэ Укэ.
На Мясоедовской живет)
