" Ой да на реке, да на Тече"...

                           "Ой,да на реке,да на Тече"...

«…По непроверенным данным, станция Муслюмово, что в Челябинской области, после взрыва на комбинате «Маяк» в 1957 году, является единственным местом на земном шаре с таким высоким процентом смертности от онкологических заболеваний.»

Из газеты «Челябинский рабочий»





                            "Ой, да на реке, да на Тече"...



…Она бежала по раскисшей дороге, неуклюже, как-то совсем по-бабьи, спотыкаясь и падая, вытирая перепачканные глиной руки о промокшую юбку, и кричала, кричала не переставая, словно подраненная неумелым охотником большая птица.

Темные, промытые многодневным дождем стекла окон домов, провожали Светку пугающе-черными глазницами, и ей, наверное, казалось, что поселок вымер, и лишь бледные (словно крупные, снулые рыбины), прилипшие к стеклам лица любопытных односельчан, да редкий, вымученный лай полусонных псов вдогонку, несколько смазывали это ее ощущение…

Возле колодца, расположенного на самом краю села, Светлана неожиданно для себя остановилась, и растерянно озираясь по сторонам, прижалась спиной к черному, просмоленному, холодному и мокрому фонарному столбу.

Сквозь монотонный, шуршащий шум дождя, что-то неправильное, неестественное привлекло внимание запыхавшейся женщины.

Блюм, блюм, блюм – мелкие капли холодной дождевой воды, скатываясь по доскам навеса над колодцем, необычайно разбухнув на своем пути, срывались с тусклого, жестяного карниза и падали в мятое, оцинкованное ведро с ржавой и мокрой цепью, прикрученной к дужке…

- Куда, ну куда бежать то Господи!?- вырвалось у Светланы, лихорадочно всматривавшейся в предвечерний, мокрый полумрак.

Блюм, блюм, блюм – нудные и тоскливые эти звуки странным образом расслабляли женщину, лишая ее силы, да и желания к дальнейшим поискам.

Прямо перед ней, в метрах двадцати, мерцала лужами разбитая асфальтовая дорога, ведущая в город, за дорогой, в тумане голых, вечно-черных деревьев угадывался изгиб реки.

Р. Русская теча. – мятая табличка на врытом в землю, покосившемся столбике изредка вспыхивала в тусклом свете фар проезжающих мимо машин…

Отбросив в сторону промокший, ставший необычайно тяжелым белый медицинский халат, Светлана, повинуясь какому-то первобытному, звериному чутью подбежала к указателю.

-Я ОБЯЗАТЕЛЬНО ВЕРНУСЬ, СВЕТКА!- с трудом прочитала она крупно процарапанные чем-то слова…Должно быть гвоздем…

- Я обязательно вернусь…- машинально повторила Светлана эти три слова, и безнадежно цепляясь скользкими, обессиленными пальцами за склизлый метал столбика, устало сползла на податливый, насквозь пропитанный водой, глинистый песок обочины…

1.

- Да вы что Сан Саныч?! В конец охренели!? Что же вы меня под самую Чишму засылаете.…Там же запретка, мертвая зона, до «Маяка», рукой подать… Что трава? Хороша!? Да я и сам знаю, что хороша.…Да потому и хороша, что радиация…Трава машет до подбородка, а деревья чернеют с листвы.…Видел я все это, да и вы, Сан Саныч видели.…Ну, нельзя же,…вы же понимаете, что нельзя там косить.…Да моя коровка, Звездочка моя, после такого сена, небось, чистым стронцием доиться станет…

Молодой, мосластый мужик – Володя Рощин, играя желваками, подошел к распахнутому окну, и обстоятельно выбрав из пачки более прочную, не мятую папироску закурил, с шумом выдыхая дым и обиженно поглядывая на председателя…

А тот, невозмутимый, словно огромный перекормленный кот, да и чем-то (усиками своими редкими, что ли?) и в самом деле похожий на котяру, покачивался на стуле, и, не глядя больше на раздосадованного Володьку, согнав губки в трубочку, насвистывал шипяще что-то неопределяемое на слух, но определенно совейское…

- Ты пойми Рощин - первым не выдержал затянувшейся паузы председатель.

- Я между делом тоже не волшебник, и участки у меня из ничего вырастать не могут, ну вот не получается тут, хоть плачь…Границы еще в сороковые утвердили… Ты из колхоза вышел этой зимой? Вышел…Добровольно? Добровольно.…Вот и не плачь! Сначала членам колхоза - это закон! И тут ничего не попишешь…Конституция так сказать. Потом - новоявленным фермерам…Их тоже обидеть нельзя, грамотные сволочи: законы знают. Чуть что, сразу в газету, а еще хуже в райисполком.… А уж все что останется - одиночкам. Таким как ты, Володя.… Так что если хочешь с травкой к зиме оказаться, бери, не задумывайся.… Набегут: и этого не увидишь.…Да и то сказать: ну кто эту самую радиацию видел? Может быть, и нет ее давно уже? Оцепление уже несколько лет как сняли, электричество с прожекторов отключили, да и колючку с заборов давно уже наши же людишки поснимали… Последний раз спрашиваю: берешь покос – иди в кассу плати, как полагается. Нет - коси по полянкам, но попадешься на колхозном сене - не обессудь, привлеку.…Как пить привлеку…

- Эх, Сан Саныч – выдохнул дымом Володька и, прикрыв окно, пошел к выходу…

- А еще говорил, с отцом моим вместе воевал…Ладно, хрен с тобой, пиши покос за рекой на меня со Светкой.…Авось пронесет…

…А трава по вдоль речки и в самом деле уродилась прекрасно…Высокая и все еще совершенно зеленая, словно нетронутая летней жарой, она порой достигала Володьке до подбородка, вызывая у мужика радостное предвкушение хоть и тяжелой, но небесполезной работы, сулившей по зиме нечто сродни случайной находки, чуть ли не халявы…

Спутав накоротко передние ноги послушной своей кобылки, Владимир размотал тряпицу, коей аккуратно было замотанно само косовье, острое как бритва и звонко-поющее даже при легком щелчке ногтем, сбросил рубаху и, посмотрев на только-только выползающее из-за горизонта, заспанное еще солнце, повел для пробы первую полосу, параллельно руслу Течи.

- Эх, хорошо! Эх, хорошо!- Словно успокаивая, придерживая себя самого, он шел и шел вперед, мерно передвигая босыми ногами по росной траве, и поворачиваясь всем корпусом, отбрасывал литовкой очередную порцию скошенной зеленки…Радость, самая обыкновенная радость коренного мужика переполняла душу Владимира, и ни мошка, со звоном крутящаяся перед лицом и норовящая забиться в глаза и полураскрытый рот, ни пот, тягучий и разъедающе - жгучий, не могли омрачить прекрасное расположение его духа, и лишь вид черных, совершенно голых вековых деревьев, стоящих поодаль, нет-нет, да и подпортит ощущение радостного, удачно начатого такого утра.

А деревья стоящи по правую руку от реки и в самом деле вызывали у Володи чувство необъяснимой тревоги ,если не сказать страха: толстенные черные ветви тянулись к живительному солнцу, но что-то неподвластное разуму и противное самой природе мешало ожить этим уснувшим, погибшим великанам. На фоне яркой, сочной зелени травы, черные остовы навеки уснувших деревьев. Черное на зеленом.…И еще что поразило Рощина в странном и безмолвном этом лесу, так это полное отсутствие птиц среди его ветвей.…Даже вороны, с их вездесущностью и не брезгливостью не кружили над мертвыми его кронами и лишь кое-где, расхристанными кочками среди черных ветвей торчали их давно уже брошенные и сопревшие гнезда…

- Да что же вы здесь сумели такого, страшного натворить то, люди!? -пробормотал он, сплюнув окурок в траву и пройдясь оселком по лезвию косы вновь пошел вперед, чувствуя с каждым взмахом литовки, как утренняя роса высыхает и трава становится все жеще и тверже на срез…

- Ну и ладушки! – радостно воскликнул Рощин, устало, потягиваясь и вытирая косовье пучком травы.- На сегодня, пожалуй, и хватит, а то завтра не встанешь…

Он положил косу в телегу, распутал лошадь и, прихватив ее под уздцы, не спеша, пошел по направлению к полуразрушенному, бревенчатому мосту, невесть, когда переброшенному через речку. Полуденное солнце, отражаясь в прозрачной воде сотнями зеркальных осколков, слепило глаза, и Володя, присев на теплые лаги невольно засмотрелся на струящуюся у него под ногами воду. Солнце бликовало, в струях расплавленного хрусталя воды, ртутные, продолговатые пузыри воздуха выныривали из-под округлых обломков красного гранита и, лопаясь на поверхности обрывками пенных кружев, уносились под мост, неуловимые и ажурные. Рощин присел на теплые горбыли моста, закурил и, сплевывая горькую, тягучую слюну в воду лениво, бездумно провожал взглядом пенные пятачки слюны, где-то в подсознании удивляясь странной безжизненности небольшой этой речушки.

- Ах, мать моя женщина!- вскричал вдруг пораженный внезапной догадкой Володя и даже привскочил в испуге: среди зеленого моря травы, вдоль илистых, тронутых чернотой берегов текла, бежала неизвестно куда мертвая, идеально прозрачная река. Настолько мертвая, что даже на валунах, кроваво-красных и извечно влажных не колыхались, сопровождая потоки воды, зеленые гривы шелковых водорослей. Да и вездесущая рыбная мелочь не носилась взад и вперед в поисках упавших в воду зазевавшихся насекомых.…Не было ее здесь, мелочи этой самой, рыбной,…не было.

Выплюнув окурок, Рощин поспешил прочь от этой сволочной, сулящей прохладу, мертвой реки под странным, старинным названием «Русская теча», в твердой уверенности, что уж Светку, супружницу свою он сюда ни за что не приведет, даже сено ворошить.…Даст Бог и без нее справится.

2.

Вот уже целую неделю, Володя провел на покосе в районе злополучной речки. Постепенно забылись первые страхи, и все реже и реже Рощин посматривал в сторону черного леса…

- Высох да и высох, хрен бы с ним…-

Лениво думалось ему, час за часом отваливая влево от себя, отточенным жалом косы, метровые захваты тяжелой, зеленой травы. Погода стояла жаркая, и скошенная зеленка сохла буквально на глазах, становилась блеклой и легкой. Мужику уже некогда было разъезжать взад-вперед, домой и обратно (того и гляди зарядят дожди) и он, соорудив на берегу, небольшой шалашик оставался ночевать в нем. По утренней и вечерним росам, Рощин косил, а ближе к полудню, в самое пекло ворошил и переворачивал подсыхающее сено…

Русский мужик, тем более, если природа щедро оделила его силой и трудолюбием, по натуре, наверное, самый доверчивый и бесшабашный, с легкостью относящийся ко всему, что выше его понятия и разумения, тем более, если потенциальная опасность не имеет ни запаха, ни вкуса. Одним словом уже на третий день, Володя смело купался в столь испугавшей его по первости, реке, собирал и жарил вечерами на раскаленной сковороде, собранные под черными деревьями необычайно крупные и абсолютно не червивые белые грибы, растущие здесь в изобилии…

Постепенно, в пойме «Русской течи», один за другим вырастали высокие, тугие, отливающие золотом стожки, для верности, обложенные по сторонам березовыми загогулинами…

… Корова издохла под новород. Последние дни она уже не вставала и лишь встречала зашедших в хлев людей, Владимира или Светлану укоризненным взглядом крупных, отчаянно грустных и влажных глаз, да глубоким, необычайно громким вздохом…

- Прости нас Звездочка!- ластилась к издыхающей скотинке Светлана, подсовываясь к ее мягким губам с печеньем или соленой горбушкой, виновато почесывая завиток кудрявых светлых волос на крутом, коровьем лбу.

-…Лучевой лейкоз, несомненно, он.- Подслеповатый, пожилой ветеринар, не заходя в дом к Рощиным, сунул в руку Володе какую-то