Но смысл этих толкований ещё предстояло осознать.
Дни ударного труда
Однажды на рабочих местах сотрудников появились странные предложения о выезде на несколько месяцев в сопредельные города-спутники, где им предлагалось продолжить свою трудовую деятельность с условием безвозмездности данного трудового вклада при отсутствии денежного содержания. Новоявленный руководитель никак не стал комментировать ошарашившую всех новость, только угрюмо буркнул однажды в курилке:
- Распустились тут, интеллигенция понимаешь,..
Вопросов задавать никто не стал: составили график и вскоре в машинном зале образовались пустоты рабочих мест, напоминавшие лесные проплешины. Николай и Наташа с большим трудом смогли вписать себя в одну совместную вахту (так назывался новый почин), и вскоре уже поезд нёс их в новые дали, носившие теперь название депрессивных территорий. Настроение было приподнятым – романтика дальних поездок всегда казалась привлекательной, особенно учитывая возможность познакомиться с произошедшими изменениями, красочно описывавшимися в ежедневных репортажах комментаторов, которые бодро повествовали об энтузиастах из глубинки.
Однако действительность не оправдала ожиданий столичных романтиков. Следы разрушительной деятельности были видны повсюду: ветхие строения требовали серьёзного ремонта, многие дома зияли пустыми глазницами оконных проёмов, перемещение по территории, которую именовали депрессивной, был затруднено из-за отсутствия регулярного транспортного сообщения. Так что до назначенного места добираться пришлось пешком.
Жильё оказалось на удивление пригодным для нормальной жизни: покинутое бывшими хозяевами в явной спешке, оно содержало практически все необходимые для ведения домашнего хозяйства аксессуары, включая посуду и даже пока ещё годные к употреблению консервы. Наташа быстро оценила обстановку:
- На первый месяц хватит, потом посмотрим, с ухмылкой сказала она, на самом деле явно не представляя, как быть потом. Душевного порыва Николай не почувствовал – он уже слишком хорошо изучил свою подругу, чтобы обманываться на счёт её реальных ощущений, хотя за дело взялась с оптимизмом, только каким-то деланным.
- Ничего, - усмехнулся в свою очередь Николай, вот всё здесь наладим, а там о нас не забудут. И показал пальцем, где находится там.
Работы оказалось невпроворот: надо было проводить зачистку территории от остатков произведённого на неё неблагоприятного воздействия, или побочного эффекта – так звучал новый эвфемизм. Требовались особые средства защиты, но на двоих выдали только один спец-костюм, поэтому решили работать поочерёдно, чтобы избежать пагубных последствий. Утром на вахту выходил Николай, в то время как Наташа выполняла функции домохозяйки, после обеда менялись ролями. Однако вскоре у смотрящего (так звучала здесь должность куратора работ) возникли сомнения в такой расстановке, о чём он в достаточно жёсткой форме заявил молодым. Договориться всё-таки удалось, хотя и не сразу: часть своего времени Наталья теперь отдавала на благо общества, занимаясь уборкой в домике куратора, что засчитывалось в качестве особого вклада в благоустройство жизненного пространства. Кому принадлежало это пространство, скромно умалчивалось, но ребят сложившаяся ситуация вполне устраивала. Тем более, что никаких установок относительно порядка выполнения работ дано не было, уложения здесь не действовали, и как определил для себя Николай – весь внутренний распорядок основывался на мыслизмах (как определили выкрики руководителя), которые выдавало сознание смотрящего.
Так прошло три месяца – хорошо, что ещё лето оказалось нежарким (описываемые события происходили именно в это время года), а вот зима стала бы для всех большим испытанием: никакого снабжения так и не наладилось, перед социумом стояли масштабные задачи, не до сантиментов, все блага откладывались на потом, как результат всеобщей деятельности. Так что спасали чудом сохранившиеся во дворе дома посадки, которые заботливо культивировала Наташа, обнаружившая, к удивлению Николаю, немалые познания в хортикультуре.
Жизнь в новоявленной коммуне складывалась по каким-то своим, недоступном пониманию законам, более похожим на то, что когда-то называлось в определённой среде понятиями. Отпечатавшиеся с детства в подсознании Николая принципы общежития выглядели здесь как азбука Морзе, преданная забвению и остававшаяся достоянием немногочисленных посетителей сохранявшихся технологических музеев. Нечто, когда-то именовавшееся моралью, всё-таки иногда проскакивало в поступках коллег, но стало настолько редким явлением, что вызывало скорее изумление и никак не согласовывалось с укрепившимися среди коллег новыми подходами к социализации. В то же время, демагогия и лицемерие, возмущавшие до глубины души, стали рядовым явлением, причём озвучивавшиеся позиции, в том числе на вечерних отчётных сборах, неизменно противоречили всему происходившему вокруг.
Видимо, согласия в верхах всё-таки удалось достичь: устанавливались новые модели мышления, создавались уникальные синтаксические словоформы, формировался особый взгляд на историю, предлагались неожиданные дискуссионные стандарты. Николая потрясала безапелляционность и кричащая нелогичность происходящего; явные внутренние противоречия обескураживали, ставили в тупик и ошеломляли настолько, что он терялся, не понимая, как реагировать на очевидную бессмыслицу умозаключений гениев новой иерархии. Венцом всех творений стало заявление о судьбоносности многовековой истории, всегда дававшей человечеству наглядный пример рыцарства и справедливости.
Сложившейся атмосфере соответствовала реакция коллег, показавших себя с неожиданной стороны: с пеной у рта разоблачалось чьё-то тлетворное влияние, модной стала так называемая «минута истины», где каждый обязательно рассказывал о своих недостатках и предпринятых шагах с целью их преодоления и так далее – идеологическим новациям не было видно конца. Немного поразмыслив, Николай пришёл к выводу, что причина таилась в сложившейся вокруг атмосфере: тональность задавалась на самом верху, просачиваясь через все возможные каналы СМК во все слои социума. В итоге большинство повело себя сообразно новым обстоятельствам – не имея чётких устоявшихся взглядов, а возможно, и желая сохраниться в рамках формирующихся принципов, все просто поплыли по течению, внимая и следуя истинам, которые извергали новые златоусты. Аналогичным стало и повседневное поведение коллег – беспринципное, по большей части лицемерное, с массой подтасовок и передёргиванием очевидных фактов.
Зато с Наташей всё было по-другому, как прежде. Маленький островок прошлой жизни.
Новая концепция развития, выданная наконец-то верхами, получила название политической кооперации. Будучи итогом компромисса различных группировок, идея оказалась сыроватой, расплывчатой и не давала чётко выраженных ориентиров, а предложенные неоднозначные формулировки допускали множество толкований, что стало поводом для серьёзного беспокойства Николая. Напоминало то самое déjà-vu, повторения которого не очень хотелось.
К счастью, вахта подошла к своему завершению и уже сложившаяся пара вернулась домой исполненные оптимизма, с надеждой на нечто неизведанное, радостное, как часто бывает после длительного отсутствия и отвыкания от привычной обстановки.
И вдруг, опять – наваждение, странное такое, пугающее даже. Ночью.
Сон третий
Комиссия оценки лояльности и когерентности умонастроений состояла из двух сухопарых джентльменов (почти живые реликты) и одной дамы. Последняя скучно смотрела в окно, всё происходящее её явно не интересовало. Как успела шепнуть спутница Николая, Наташу однажды приглашали на подобные посиделки в качестве представителя неравнодушных соотечественников, но она тогда смогла отвертеться (что, кстати, было не так просто). Перед заседавшими лежал какой-то листок, прочитать удалось только одно слово в конце, да и то – его обрывок: что-то вроде «..ватно»; на стене висела эмблема, где корявым почерком кто-то вписал: «In hoc signo vinces», «Сим победиши». Немного ниже – совсем несусветное: эмблема с изображением собаки, несущей в пасти факел – символ ордена Доминиканцев. Николай успел подумать – как же всё срослось в единстве неодолимом..
– Итак, - начал председательствующий, - к нам поступила информация о неблагопристойности поведения и немотивированно-агрессивном настроении, отрицании Вами основ нашего бытия, выразившегося в сомнениях и неуверенности в правильности предначертанности и нелепости сотворённого. Признаёте ли сии деяния и готовы ли покаяться за совершённое ?
- Простите, - начал свой ответ подследственный (если так можно охарактеризовать вопрошаемого), - но мне кажется что ничего мы не совершали, о чём..
- Вопросы здесь задаём мы, - сразу прервал второй заседающий, так что отвечайте по существу: готовы или нет ?
- Ваша честь, - опять и теперь уже робко продолжал Николай (хотя очень хотелось добавить приставку «бес..»), - нельзя ли поподробнее изложить суть предъявленного нам в свершении недостойного и крамольного ? Не подумайте, что мы под сомнение ставим Вашу полномочность, просто не очень понятна сущность вменяемого…
- Да уж какие тут сомнения – всё запротоколировано, документально. Ошибки, как известно, нами не допускаются, имеющимися компетенциями с полномочиями подтверждено. А вменяется Вам высокомерие, себялюбие и вседозволенность – вот что вменяется. Так что лучше сразу во всём признаться – тогда послабление может сделается, а иначе..
- А иначе что, - вдруг понесло новоявленного Остапа, - решение если принято, то зачем мы здесь, непонятно. Оглашайте, и дело с концом.
- Порядок есть порядок, закон вам не закон? И что тут непонятного, какие сомнения? Забыли, где находитесь ? Поскромнее давайте, и не юлите, отвечать умейте, раз сотворили..
- Да это не я сотворил, а Творец. Путаете Вы что-то, Ваша честь. Потому и в толк взять не могу никак.
Тут взмолилась спутница, зашептала – кончай бодягу, всё уже решено, не видишь что ли ? Признавайся во всё, что скажут, и дело с концом – глядишь штрафом отделаемся, потом поумнее будем.
- Ах ты богохульник неуёмный, богоборцем заделался, лик светлый очернить задумал ? Кто научил, где, когда, говорить! Всех всё равно вычислим – не сомневайтесь !
- И всё-таки о чем вы спрашиваете, не пойму никак, - продолжал Николай.
- Не понимает он, видите ли ! Сей же час всё поймёте, недостойные вы наши, объясним. И за цинизм и отступничество от принципов, сомнения высказанные отвечать пора. Ну так что – будем