Историю эту мне рассказал мой знакомый, назовём его, скажем, Иосиф. И хотя история совсем не о нем, пару слов Иосифу стоит уделить тоже, уж очень интересный экземпляр этот мой знакомый. Вообще и знакомым его назвать трудно - сказать честно, я его и видела-то один раз издалека и мельком ещё в конце (страшно подумать!) прошлого века, когда он приходил по своим делам к кому-то из мужчин нашей семьи. Тогда он ещё проживал в нашем городе, а потом переехал на ПМЖ в Западную Европу. Как он раздобыл теперешний мой телефон, не знаю, но иногда он звонит мне из своего зарубежья, и мы подолгу разговариваем. Но поскольку это бывает всего раз в один-два года, то это простительно.
Не знаю, почему Иосиф выбрал именно меня для этих разговоров, может, потому что я умею слушать? А когда Иосиф говорит, он генерирует идеи и обсуждает пути их воплощения. Иосиф вообще человек с идеями. Мало того, как он мне признался в последний раз, когда он говорит об одном, он может думать вообще совершенно о другом. Но это не важно, главное, что когда я слышу в трубке его вдохновенное « Привет!», я знаю, что у Иосифа уже есть новая идея, и он непременно хочет вовлечь меня в её воплощение. Хотя ему ещё ни разу не удалось втянуть меня в эти мероприятия, мы уже обсудили инвестиции в недвижимость в его стране, производство юрт, которые, оказывается, полезны для здоровья, продажу трёхколёсных велосипедов для стариков и инвалидов, медицинский туризм для венерических больных и ещё много прекрасных проектов, которые я одобрила. Но, разумеется, по уважительным причинам мне пришлось отказаться от участия в этих затеях. Когда последний раз он затеял обсуждение проекта разведения экзотических насекомых и взахлёб мне рассказывал, какая это красота, я всё же не удержалась:
- Нет, Иосиф. Экзотические насекомые – это очень хорошо, конечно, но я больше люблю собак и кошек.
- Я тоже больше люблю их. Хотя собак не всяких люблю. Собак я подразделяю на «евреев» и «немцев». Собаки-евреи преданно заглядывают в душу собачьими глазами, а собаки-немцы прямые, отстраненные и хладнокровные, прекрасные на службе.
Я помирала от хохота, а Иосиф продолжал:
- Есть, конечно, собаки других «национальностей», - пояснил он, - но их гораздо меньше. В основном все собаки – «немцы» и «евреи», так вот мне больше нравятся собаки «немцы». А вот котов я люблю безоговорочно. Но теперь у меня никого нет после Томика и Джерика. И я больше никогда не заведу котов.
- Что это за история, расскажи.
- Это, действительно, история. Ты только послушай. Снимал у меня квартиру один холостой ветеринар. Сначала показался порядочным, за аренду платил аккуратно, а потом стал задерживать плату то на месяц, то на два. А потом и вовсе на несколько месяцев исчез – никак не удавалось с ним связаться. Когда появился снова, я категорически отказался продлевать договор аренды с ним и настоял на выселении нерадивого съёмщика. В «наследство» мне он оставил изгаженные стены и сантехнику, испорченную мебель, разбитую крышку унитаза и двух котят - рыжего с белой грудкой и белыми лапами и чёрно-белого с пушистым хвостом, которых он отказался забрать с собой.
- Будет тебе память обо мне, мне брать их некуда. Ты же меня выгоняешь, - мстительно заявил ветеринар, прекрасно понимая, что я не выставлю малышей на улицу, а пристроить их в хорошие руки не так-то просто. Котята были стерилизованы (хозяин ветеринар всё же), привиты и даже имели имена. Рыжего котёнка хозяин называл Джерик, а чёрного – Томик. По словам ветеринара, они были братьями, но более разных существ в жизни я не встречал ни среди животных, ни среди людей.
Квартиру я привёл в порядок и больше не сдавал, оставив за собой, а два кота, привыкшие к этому жилью, остались жить со мной. Они подросли и окончательно сформировались их характеры. И как я уже говорил, более разных существ трудно было бы найти на этой земле.
Джерик вырос крупным, сильным и очень серьёзным котом. Он, что называется, «держал территорию», не позволяя своевольничать приблудным конкурентам. Все коты, прописанные в нашем «округе» считались с Джериком. Иногда он вступал в драки, из которых обычно выходил победителем, но случались и тяжелые последствия – и тогда приходилось обращаться к бывшему хозяину–ветеринару, который всё же не отказывал бывшим питомцам в лечении и деньги брал только за медикаменты и расходные материалы. Проходило некоторое время, Джерик поправлялся и возвращался «в строй». Он не боялся вылезать в форточку на подоконник на третьем этаже и ежедневно прогуливался по узенькому парапету, взбирался на крутую черепичную крышу нашего старинного дома. В самой верхней точке он замирал возле дымовой трубы, подняв хвост, потом, спустившись по противоположной стороне, возвращался назад и через форточку попадал в квартиру.
Это был удивительно благородный кот – он не воровал еду, на столе можно было оставить любую вкуснятину – Джерик бы никогда ни к чему не притронулся без позволения. Он никогда не устраивал беспорядка в квартире, не царапал стен и занавесок и ничего не грыз, никогда не гадил, где попало, по своим делам научился взбираться на унитаз и даже умудрялся, нажав лапой на нужную кнопку, спустить за собой воду, чем неизменно восхищал видавших виды кошатников. Благородный Джерик никогда не хватал никакую дрянь на улице и никогда не стал бы это поедать, никогда не стремился завладеть лучшим куском и всегда уступал место у своей миски Томику, который, сожрав свою порцию, ещё норовил урвать лучший «кусок» у брата.
Да, Томик был полной противоположностью Джерику. Я тебе больше скажу - Томик был подлец, ах, какой это был подлец! Я уже не говорю, что этому жадине всегда было мало, сколько бы он ни сожрал, ему всегда надо было что-нибудь урвать у Джерика. Мало того – это был вор, который норовил украдкой стянуть со стола хозяйский кусок, а то и выбить лапой из рук у зазевавшегося едока. А сколько перегрызенных проводов и шлангов, исцарапанных стен и разодранных занавесок в квартире было его работой! А изуродованный диван и обгаженные углы – этот подлец не подавался воспитанию. Думаешь, он не понимал ничего? Нет, он делал все нарочно, он мстил целенаправленно – гадил в обувь, в раковину и владел тысячью способов угробить настроение. В отличие от мужественного Джерика, Томик почти никогда не выбирался из квартиры и предпочитал прогулкам во дворе отлёживаться на всех диванах. Этот трус не показывался на глаза другим котам, а Джерик относился к нему снисходительно.
Как-то раз я не выдержал, и, накупив самых любимых лакомств моих питомцев, наполнил миску Джерика и, демонстративно выдворив Томика в другую комнату и заперев за ним дверь, сказал:
- Давай, Джерик, все вкусняшки тебе, этот обормот не будет тебя объедать, а то тебе почти ничего не достаётся. Ну же, давай, ешь!
Однако рыжий красавец уселся в стороне и, презрительно глядя на меня зелёными глазами, не сдвинулся с места и не притронулся к еде. И сколько я ни уговаривал его, ничего не помогло. И только когда я открыл дверь и выпустил томившегося во временном заключении подлеца Томика, который тут же ринулся к миске, Джерик согласился на трапезу. Но это ещё не всё – Джерик реально на меня обиделся. Он перестал подходить ко мне, демонстративно отворачивался от меня, переселился с моей кровати, где ночевал у меня в ногах на коврик в углу комнаты. Он держался на расстоянии и так холодно, что мне реально было от этого хреново. Я ходил сам не свой, ты не представляешь, как мне было хреново! И тогда я взмолился:
- Ну, прости меня, Джерик, слышишь, прости! Я был не прав!
Вероятно, он почувствовал это, и впервые за столько дней подошёл поближе. И когда я присел на корточки, аккуратно положил мне хвост на колено и бесстрастно уселся рядом.
- Ну и что было дальше?
- Так и жили они у меня все эти годы – благородный Джерик и подлец Томик, нисколько не меняясь. Каждый оставался самим собой. Только годы брали своё, и Джерику уже стало тяжеловато взбираться на крышу. А однажды под вечер он вернулся с улицы совсем больной, сильно кашлял. Я на утро договорился насчёт визита к ветеринару, но Джерик рано выскользнул в форточку и больше домой не вернулся. Я искал его по всем окрестным дворам, даже вывесил объявление о пропаже рыжего кота с фотографией Джерика, но никто его не видел. Наверно почувствовал он плохое и не захотел нагружать меня переживаниями. Настоящий благородный Кот! И я ещё долго надеялся, что он где-то есть…
- А что стало с Томиком?
- А Томик, этот подлец и жадина нажрался на помойке какой-то дряни. И где он только выискал это, будто бы ему дома еды не хватало. В общем, отравился он этой гадостью. Пытались мы спасти его с ветеринаром, всё что могли сделали, но не помогло. И когда я его похоронил, то и похоронил вместе с ним в моём сердце и Джерика…
А после этого я больше никого не заводил. Не могу, понимаешь?
Ну так как, экзотических пауков будем разводить?
