просвечивающими на солнце ушами, он постоянно что-то жевал, и постоянно подтирал нос. От этого шмыганья и жеванья становилось тошно, но как откажешь в общении человечку, который ничего плохого тебе не сделал, а наоборот, вертится рядом с таким угодливым выражением лица, что язык не повернется отогнать?
Через несколько месяцев он уже досконально знал привычки обитателей дома. Кто когда развешивает белье, у кого какие простыни, подштанники, фуфайки, кто когда возвращается с базара, и что несет, у кого что булькает в кастрюле и шкворчит на сковородке, - тонкие мальчишеские уши горели от любопытства и нетерпения быть в курсе всего.
К Волку он тоже попробовал было подойти, но тот не выказал ни малейшего желания общаться. После двух-трех попыток мальчишка понял, что успеха не добиться, а может и родители наказали не лезть к старику. И все может быть было хорошо, если бы не сезон созревания тута.
В этот год природа расщедрилась, ветки словно войлоком были облеплены карминными ягодами – каждая из них готова была взорваться от малейшего прикосновения, но до полной спелости было еще далеко. Полная спелость – это густая южная ночь, это волшебные чернила, пропитанные солнцем! Везир знал это и охранял дерево еще больше.
То ли черт дернул неугомонного Йемишбаша, то ли показалось, что Везир дремлет, но мальчишка предпринял отчаянную попытку одним молниеносным движением очистить ближайшую ветку. Подкравшись, он мгновенно выбросил руку и ухватил ветку, но не успел сорвать и пяти ягод, как раздалось угрожающее «Гр-р-р!» и повинная рука была перехвачена железными пальцами.
- Тута неспелого захотелось, сынок? – издевательски захрипел старик. – Сейчас получишь!
- Вот, дядя Везир! – раздался детский голосок.
Везир оглянулся, не разжимая пальцев. На него, ясно улыбаясь, смотрел сын новых соседей и протягивал старику его же палку. Тонкие уши горели на солнце, и вся его фигура выражала услужливость.
Волк сузил глаза, разжал хватку и не спеша взял палку. Затем на глазах побледневшего Самира резким движением переломил ее через колено.
- Значит, ты принес мне палку, чтобы я ударил твоего соседа?
Ничего не понимающий мальчик радостно кивнул. Во дворе повисло нехорошее молчание.
Везир долго смотрел на ребенка. Назаров помнил этот взгляд и сейчас. Трудно сказать, чего в нем было больше- гнева, боли или усталости. Волк смотрел на ребенка, тот по-прежнему светло улыбался и уши его так заманчиво горели на солнце... Назарову показалось, что у старика заходили желваки на скулах...
-Иди домой, - наконец сказал Волк. И тихо прибавил: - Скажи спасибо, что маленький.
И так сверкнул на него глазами, что мальчишка убежал, разревевшись.
В эту ночь плохо спалось жителям двора. Каждый обсуждал в своем доме дневное происшествие. Но, странное дело, никто не назвал Везира волком, кроме новых жильцов. Из их дома слышались крики почти до утра. Женщина кричала, что ни дня не останется в этом гадком дворе и доме, рядом с этим сумасшедшим дедом-зверем, который напугал ребенка. Мужчина отвечал чуть виновато и лениво, что ей не о чем беспокоиться, что он нашел хороший вариант обмена, и не драться же ему с выжившим из ума стариком.
Через неделю они съехали. И никто их особо не провожал, разве что мать Назарова, да еще несколко сердобольных соседок, но и те больше для того, чтобы не уронить честь двора.
О них быстро забыли. Будто бы и не было этих жильцов. А новые оказались людьми веселыми и нечванливыми, быстро стали своими. И все пошло по прежнему. Везир-Волк с новой палкой так же зорко охранял дерево, чтобы ни одна неспелая ягода не была сорвана торопливой рукой. Дети росли, учились, уходили в армию, женились, выходили замуж, родители их старели, а Везира-Волка казалось и время не брало – так же сидел под тутовником, опершись на палку, только побелел совсем. Белый волк...
Когда его не стало, стол накрыли под тутовником. Усыпанные красными ягодами ветки свешивались над скатертью, но никто не сорвал даже одну.
- Хороший человек был, - нарушил молчание отец Назарова. – Правильный.
Молчаливая,очень постаревшая родственница старика всхлипнула. И в ответ ей отозвалось еще несколько дружных всхлипов. Будто не Везира Угрюмого Волка провожали, а самого доброго человека.
А больше всего плакал высокий плечистый парень Самир-Йемишбаш, к тому времени уже отслуживший в армии. Плакал как по родному деду...
После Везира-Волка тутовник как заколдовали. Перестал плодоносить и начал крениться. И проезд загораживал, и тени никакой не давал, и листва поредела, а спилить ни у кого рука не поднималась...
Назаров доел бутерброд, кинул еще раз взгляд на дерево и вернулся в дом. Он порядочно прозяб, хорошо, что от стенной печи веяло жаром. Это были старые дома, еще дореволюционной постройки, почти во всех были печки-голландки, газа они поглощали много, но протапливали дом гораздо лучше электрических печек.
Надо было хотя бы как-то начать статью. Назаров попытался настроиться на опостылевших Симу К., Алика З., на загулявшего Одиссея с его Пенелопой и понял, что не сможет. Перед глазами отчетливо встал Везир-Волк, его тяжелый, полный иронии и скрытой издевки взгляд. Назаров еще раз перелистал сборник, подумал немного, и решительно выключил ноутбук.
В редакции удивились внезапному отказу Назарова, но потом смирились. Сборник рассказов в роскошном бордовом переплете с золотым обрезом вышел с предисловием другого критика. Вступительная статья о психологизме современной прозы получилась отменной! Молодые авторы остались очень довольны.
записала с его внутреннего монолога!!!