Александрия.Глава 12. Тот самый камень

обличье.

- Да ещё при всем народе.

- И тогда он умер? – с почти угасшей надеждой молвила девушка.

- Как бы не так. Мне хорошо было видно, что он хрипел и дергался, когда его тащили к виселице, чтобы вздернуть, как последнего бродягу.

- Как ты мог слышать его хрип с храмового портика?

- Говорю тебе, что я это слышал и видел, точно сам вздергивал его.

- Крысе - крысячья смерть!

- Зато падальщикам будет чем поживиться.

- Теперь до следующих календ стервятники пировать будут.

- Труп врага хорошо пахнет.

- Лидия, ты разве не рада, что эту злобную крысу постигла заслуженная кара?

- О нет, ты ошибаешься. Но наш список ведь ещё не закрыт. И я хочу вот что сказать вам…

- Не торопи события, сестра, префекта завалить - это тебе не куратора управы пырнуть.

- Здесь нужна тщательная подготовка. Иначе погорим, как Темеху.

- Вот кто радовался-то в преисподней больше всех, слушая вопли гниды Планка.

- Да, скольких мы потеряли за этот год…

- Но и наши враги не обрадовались.

- Ага, особенно советник не обрадовался, - оба снова беззвучно засмеялись.

- Знаете, вот что я думаю - префекта мы должны отпустить, он ведь не причастен ко всему этому злу, - тихим, но решительным шепотом произнесла Лидия, воспользовавшись заминкой в разговоре.

Приятели перестали смеяться и смолкли в темноте, словно обдумывая её слова, что не могло не приободрить девушку – если сразу не возражают, значит понимают, что она права.

- Как скажешь, сестра, - к радости девушки произнес после недолгого молчания Хетти. Однако её смутила слишком явная отстраненность и безразличие в его голосе.

- Прекрасно. Значит всё, расходимся...

- Не спеши. Ещё несколько слов.

- Ладно, - нетерпеливо бросила девушка. Что бы он ей ни сказал, ей не было до этого никакого дела. Куда больше волновало, чтоб в общине не заметили её отсутствие. И чтоб удалось возвратиться так же неприметно.

- Ты очень красивая, и к тому же не дура, я сразу одобрил выбор братишки. Хотя он был и младше, но во многом гораздо толковее меня, признаю это. И невесту по себе нашел.

- Ты что, шутишь? – не веря собственным ушам и досадуя на себя, за то, что остается здесь и слушает эти глупости, проговорила Лидия.

- Девушка, мой брат – Синухе - мертв! Какие могут быть шутки?! – с внезапной злостью проговорил Хетти. – А ты, Лидия - ты для всех нас была и остаешься его невестой. Поэтому сейчас ты отправишься следом за ним в преисподнюю, и скажи там братишке, что его убийцы сдохли в муках! Расскажи все, что мы только что тебе рассказали, порадуй его...

Раньше, чем девушка успела что-либо ответить, Хетти вдруг повалился на землю, растворившись во мраке.

- Вот и всё, - сказал Бата, расправившись с приятелем прежде, чем тот успел расправиться с ничего не подозревавшей Лидией. – Испугалась?

- Должно быть, в нем помутился рассудок… - проговорила ошеломленная девушка, едва приходя в себя от этой быстрой череды событий, произошедших за один миг.

- В нем? Да нет, Хетти как Хетти, - невозмутимо отвечал ей тихий голос из темноты - Бата склонился к трупу, чтобы забрать свой кинжал, загнанный под ребра товарища, и кинжал убитого, валявшийся поблизости в траве. – Он сразу решил, что после того, как ты поможешь расправиться с убийцами, то отправит тебя в преисподнюю к Синухе.

- О Господи… - только и произнесла девушка – вероломство Хетти поразило её в самое сердце.

– Послушай меня, - вдруг совсем иным тоном заговорил Бата. В темноте сверкнули его глаза – и она не узнала его, словно это был другой человек – гораздо старше и строже прежнего, известного ей, - ступай-ка в общину! И запомни вот что – ты будешь жива до тех пор, пока тебе не придет на ум рассказать кому-нибудь о том, что здесь сейчас приключилось.

- Послушай, не надо меня запугивать, я не из пугливых, - хмуро отвечала в тон ему Лидия. – И спасибо, ты, кажется, спас меня от смерти.

- Кажется, - усмехнулся Бата. – С тебя молчание.

- Ясно, не дура.

Лидия исчезла.

Дело было сделано - не подкопаешься. Теперь ему оставалось только избавить общинный сад от трупа...

Вопреки опасениям Лидии, её ночное бегство из общины, так же, как её возвращение, не было замечено ни вигилами, что вполголоса беседовали около небольшого огня, разбитого невдалеке от распахнутых ворот общины, ни самими общинницами, мирно отдыхавшими после трудов прошедшего дня.

Забравшись в постель, Лидия тихонько всхлипнула носом в подушку. Мысль о предательстве друга была невыносима, может лучше бы он и впрямь расправился с ней, но зато она бы умерла, не зная этого тяжелого чувства и не подозревая о том, что проклятый Иуда оставил на земле столько своих последователей. Что же теперь - жить, никому не веря? Ну уж нет, так нельзя, лучше смерть... – преисполненная этими мрачными думами девушка, незаметно для себя, погрузилась в крепкий сон и проспала до самой зари.

Прошли дни, и вскоре ожидание радостных грядущих событий вытеснили для неё тяжелые впечатления прошлого. Близилась Пасха – праздник, который принесет ей не только ликование о Воскресении Спасителя, но и исполнение её собственной мечты – хвала Господу, она станет христианкой! Теперь уже было точно известно, что Лидия будет среди новокрещенных, - матушка Биррена знала это наверняка, - а значит, ей, Лидии, предстояло пережить её второе и истинное рождение - из бессмысленности бытия родиться в исполненную смыслом, очищенную от всех прежних суетных помышлений и дел жизнь с Богом - жизнь, исполненную служения Ему. Она воистину пополнит ряды Христова воинства, войдет в Церковь и сможет причащаться Богу на равных с остальными общинниками. А злые демоны отныне отступят навсегда и не смогут причинять ей больше зло, они будут бессильны перед её ангелом-хранителем, который теперь станет ей верным защитником.

И все это сбудется не когда-нибудь в неизвестном и далеком будущем и не во сне, а уже через несколько дней – через несколько самых бесконечных дней в жизни. Лишь одно обстоятельство смущало и расстраивало девушку – ей предстояло солгать учителю на исповеди перед крещением. Хотя почему солгать? Всего лишь умолчать – это не то же самое, что солгать. Господь читает в душах и видит, что она утаивает часть свей жизни от отца Афанасия не со зла, не из-за лживости и порочности, а только потому, что не имеет права выдать чужую тайну. Все что касается её лично, вся она – вот, на виду и не таит о себе ничего.

Как ни тянулись бесконечные дни поста, но воскресный, двадцать четвертый день месяца Фармуфа все же настал. И день этот, казалось, ничем не отличался от других: солнце так же сияло с ясно-лазурной вышины небес, а небеса так же щедро одаривали землю зноем. Но как изменились люди! Сегодня их лица светились улыбками, сегодня они надели самую лучшую и красивую одежду: Воскресный день святого праздника Пасхи пришел!

Биррена, с самой зари пребывавшая в праздничных хлопотах – веселая и помолодевшая в этом белом с золотыми узорами платье и такой же накидке, с переливающимися на солнце причудливыми браслетами из тонких витых золотых пластин на запястьях; Трифена, которая будто стала выше ростом в своем солнечном пышном одеянии, в ожерелье из жемчугов (подарок хозяйки) и цветочном, подобранному в тон платью, уборе в волосах, да и все остальные – необычайно яркие, веселые, праздничные. Главное же, что украшало женщин – их сияющие радостью глаза. В это праздничное утро лишь оглашенные выглядели неприметными серыми птахами рядом с солнечными птицами-феникс - им только предстояло войти в христианское сообщество и стать частью великого праздника вместе со всеми, а пока что они держались невзрачным сереньким особняком.

Отец Афанасий – такой же красивый и преображенный, каким она однажды видела его во сне, тогда, во дворцовом карцере, – с посветлевшим лицом, и с теми же, что и у всех христиан сегодня - исполненными неземной радостью глазами – вопрошает её: отрекается ли она от сатаны. А после её ответа вновь вопрошает - сочетается ли она Христу? Голоса звучат гулко, словно колокол храма, а священная вода в купели волшебно искрится от солнечных лучей. Она словно умирает, погружаясь в неё и воскресает вместе с Христом. А из купели её встречает Биррена, со сверкнувшими алмазами слез в её добрых глазах и со светлой праздничной одеждой в руках – той, что Лидия давно сшила себе в ожидании этого главного в её жизни дня, - помогая новокрещенной облачиться в неё, и читая при этом торжественным, чуть срывающимся голосом молитву, и провожает к епископу, который, именем Духа Святого, крестит её лоб и запястья святым благоуханным миром.

Счастье переполняет её настолько, что кажется, она легко могла бы сейчас взлететь. Весь мир Христов принадлежит отныне ей. Люди вокруг поздравляют её и друг друга объятиями. Ей кажется, что это и есть рай – радостные счастливые, любящие друг друга люди в светлых одеждах, и нет зла и смерти.

После крещения все общинники с зажженными свечами в руках вместе с новокрещенными направляются от баптистерия на праздничную литургию, прежде обойдя вокруг храма с песнопениями в праздничном Крестном ходе. Рядом с ней идет, распевая молитвы, матушка Биррена. Невдалеке от себя, среди других она видит и Бату, они уже поздравили и обняли друг друга после крещения, когда он подошел к ней - такой же - преисполненный благодати, радостный и торжественный, что и она сама.

Лидия не смогла сдержать счастливых слез, когда при входе в храм ей не нужно было больше оставаться в притворе – теперь ей, как истинной христианке никто не мог воспрепятствовать, теперь она могла войти в храм и молиться вместе со всеми. Как часто она представляла себе этот светлый миг и сколько дней провела в ожидании его! Вместе со слезами радости её посетило одно неприятное воспоминание, и тут же возникла одна идея, которую она поставила себе осуществить после литургии во что бы то ни стало - в качестве своего первого подвига воина Христова. Но это потом… пока же она отмела эту мысль в дальний ларец своих помыслов, а все её обновленное существо обратилось к праздничной молитве и подготовке к её первой в жизни Евхаристии, к которой её также сопроводила матушка Биррена.

После литургии владыка Александр обратился к христианам в праздничной речью:

- Снова Пасха и ликование, братия и сестры мои! – степенно произносил епископ внимавшим ему в торжественной тишине общинникам. - И мы снова принимаем участие в той радости, которая на небесах, - вместе со святыми; ведь они издавна возвестили о таковом праздновании, а для нас в своих деяниях служили примером…

Когда праздничная литургия окончилась и люди в радостном оживлении повалили из храма, Лидии не представило большого труда, пользуясь сутолокой, улыбаясь и то и дело отвечая единоверцам на пасхальные поздравления, неприметно для матушки Биррены и остальных обогнуть храм и, скрыв лицо под покрывалом и поплотнее закутавшись в него, устремиться знакомой дорогой переулками, в сторону Бавкалеоса.

Для нехристей это был самый обычный будний день, и никто из встречных, занятых своими повседневными заботами прохожих или усердно трудившихся тут и там мастеровых и торговцев не обращал внимания на женскую фигурку, закутанную в яркое и светлое, слишком