Во дворце Адриана только и было разговоров, что про внезапную болезнь супруги наместника. Во время обеда, на глазах многих званых она внезапно заметно побледнела и, скрючившись на своем ложе, разразилась отчаянными воплями. Перепуганные гости, а также все излишне любопытствующие были тотчас удалены из таблиния, а к корчившейся в муках Сабине спешно призвали дворцового лекаря. Кто-то заговорил об отравлении, но в большинстве своем, памятуя о судьбе первой жены префекта, люди сошлись на выкидыше.
Точно к тому же выводу пришел и сам префект, ибо был уверен, что травить его жену было некому и незачем. В ожидании приговора от лекаря Аттал не находил себе места. Теперь он не сомневался, что его прокляли. Когда-то он изгнал из Александрии всех колдунов, а зря, зря он не сжег их всех тогда прямо на площади вместе с их инвентарём. Если Сабина умрет, то больших доказательств не требуется – он проклят. И напрасно он возлагал надежды на свою юную супругу. Несчастная Деметрия хотя бы одарила его сыном, а эта девочка не успела даже выносить младенца.
- Хвала богам, о сиятельный, твоя супруга вне опасности и уже завтра сможет снова радовать тебя своей красотой и здоровьем, - доложился лекарь, представ перед наместником после нескольких часов проведенных около больной.
- Так её все же отравили? Этого не может быть.
- И да, и нет. Это действительно отравление, но то, что произошло – случилось по её собственной воле.
- Что ты такое говоришь, почтенный? Зачем Сабине травить саму себя?
- Не себя, а свой плод, о сиятельный, - почтительно склонился лекарь.
- Ты понимаешь, что сейчас обвиняешь Сабину в убийстве моего ребенка? Ты уверен в своих словах, почтенный? Готов отвечать за них?
- Все симптомы говорят об этом, о сиятельный, - внезапно осипшим голосом отозвался почтенный лекарь, снова низко кланяясь наместнику, - но я не смел бы этого утверждать, если бы не свидетельство наперсницы твоей супруги, которая сама все рассказала мне.
- Что именно она тебе рассказала?
- Пантия оказалась очень словоохотливой, а кроме того, девушка сильно напугана болезнью своей госпожи, и из всего что она наговорила было ясно, что твоя супруга пила специальный травяной отвар, чтобы избавиться от беременности.
- Что за чушь, откуда она его взяла?
- О сиятельный, я уверен, что у этой девушки найдутся все ответы на твои вопросы. Судя по всему, у неё нет желания покрывать свою госпожу.
Намереваясь досконально все узнать об этом деле, Аттал без промедления велел призвать в свои покои ближайшую подругу супруги. И очень скоро Пантия предстала перед наместником – нарядная и сверкающая побрякушками, по изобилию которых можно было равно судить и о щедрости госпожи, и о кичливости рабыни.
- Поведай-ка нам, красавица, отчего занемогла твоя госпожа. Чем лучше мы с почтенным Никанором будем осведомлены, тем быстрее поможем ей оправиться от болезни, - обратился к ней Аттал, кивнув на лекаря, державшегося поодаль.
- Исида разгневалась на неё, о сиятельный, тут и раздумывать нечего! - уверенно и без раздумий отвечала девушка.
- Это жрица Исиды так сказала?
- Нет, о сиятельный, я сама знаю это наверняка.
- Как ты можешь знать помыслы богини?
- Исида любит меня и потому открывает мне свои помыслы, - объяснила девушка, сверкнув благостной белозубой улыбкой.
- Прекрасно. И за что же богиня разгневалась на твою госпожу?
- О сиятельный, великая богиня на то и богиня, чтобы гневаться на смертных безо всякой причины.
- И то верно. А раньше, стало быть, богиня всегда благоволила ей?
- О да! Ведь раньше с Сабиной никогда не случалось такой беды!
- Какой беды? Прошу, поведай нам, что это за беда такая? Мы тебя для того и позвали сюда, чтобы ты нам подробно рассказала о той беде, что постигла твою госпожу по воле великой богине.
Пантия неуверенно оглянулась на лекаря – ведь она только совсем недавно рассказала ему обо всем.
- Я уже все рассказала почтенному лекарю, - проговорила она, с обидой поджав губки, - но могу повторить все заново слово в слово, чтобы ты, о сиятельный, уверовал, что я не вру.
- Наш почтенный Никанор не слишком хорошо разобрал твои слова, очевидно потому, что он не имеет понятия о таких вещах.
- Неужели? Да каждая умная женщина в городе знает, как избавиться от нежелательной беременности, - заносчиво бросила Пантия, не обратив ни малейшего внимания на то, как при этих словах изменилось лицо префекта.
- Если ты говоришь про сикис, то его отвар нельзя употреблять вовнутрь, – назидательно проговорил лекарь, весьма уязвленный последним замечанием префекта.
Пантия в ответ лишь презрительно фыркнула.
- Сикис для деревенских дурочек. Моя матушка делает отвар из артемидиной травы, который вполне можно пить, если в правильном соотношении разбавить его водой, - подбочинясь, огрызнулась она в ответ на никчемные нотации.
- Ну и ну! А почему не вином, можно спросить?
- Можно и вином, какая разница, - пожала плечами девушка.
Теперь настала очередь лекаря презрительно усмехнуться.
- И скольких женщин в городе покалечила твоя матушка? К артемидиной траве надо обязательно добавлять прозерпинину траву и руту, или хотя бы отвар укропа.
- А кто тебе сказал, почтенный, что она не добавляет собачью пятку и руту? – насупившись отвечала девушка. - Моя матушка, хоть и не училась лекарскому делу, но совсем не глупее тебя будет. Ха! Так я и рассказала тебе весь рецепт, нашел дуру!
- Оставь нас, почтенный, - остановил их спор наместник.
Лекарь, нижайше склонившись, поспешил удалиться, радуясь, что так счастливо избежал сиятельного гнева.
- Значит ты утверждаешь, красавица, что Сабина пила отвар твоей матушки, чтобы не вынашивать ребенка?
- Ну да, о сиятельный, так и есть, - тут же сменив заносчивость на почтительную скромность проговорила Пантия. Уж она-то была достаточно хорошо воспитана для того, чтобы понимать, с кем и как говорить.
- Разве она не знает, что предназначение женщины в рождении ребенка?
- Конечно, удел всех женщин - рожать детей, о сиятельный, это ты верно говоришь, но ведь Сабина не все, она особенная! – Пантия бойко уставилась на префекта, ожидая подтверждения своих слов.
- И в чем же её особенность? – неожиданно для себя услыхала она.
- Как в чем, о сиятельный? Да ведь Сабина – первая красавица и лучшая танцовщица Александрии! Разве ты сам простил бы ей, если бы она позволила себе превратиться в подобие сырной головы?!
- Действительно, это так. Но точно ли богиня раньше никогда не гневалась? Я имею в виду, отвар твоей матушки всегда и без всяких последствий помогал ей?
- Всегда.
- И как давно она его уже пьет?
- С тех пор как она стала твоей счастливой избранницей, о сиятельный, - без запинки вымолвила Пантия – она вовсе не имела намерения выдавать похождения Сабины.
- А разве, когда Сабина разделяла ложе со своим отцом, она не пользовала это средство?
- Что-что?! – девушка едва сдержалась, чтоб не расхохотаться в лицо наместнику, и только вынужденная почтительность заставила её сохранить серьезность, услыхав подобное. - С кем?! О сиятельный, как можно и помыслить такое!
- Может быть она просто не говорила тебе?
- Ну нет! Я все знаю про Сабину, мы росли вместе и никогда не расставались!
- Тогда кто был её первым мужчиной, если это не её отец?
- Не знаю, - удивилась поставленная в тупик девушка. - Никто.
- Не лги, если не хочешь отправиться в дознание, - с доброй отеческой улыбкой предупредил Аттал.
- Я не лгу, я не знаю… никого не было, - упорствовала в своем запирательстве Пантия, начиная о чем-то догадываться.
- Поклянись Исидой.
Пантия в ужасе побледнела и смолкла, словно онемев навек.
- Ты зря отнекиваешься, - немного подождав, но так ничего и не услыхав в ответ, проговорил Аттал, - и без тебя мне все известно, я назову его, а ты только подтвердишь да или нет. Валерий Галл, так?
Краски мгновенно вернулись в изобилии на смуглые щеки девушки - она живо вспыхнула и даже топнула ногой, потеряв голову от охватившего её негодования.
- Ну уж нет! Валерий мой мужчина! Сама Исида подарила мне его! Сабина пусть забавляется с кем пожелает, но она никогда его не получит! – запальчиво проговорила она, сжав кулаки, словно собралась драться. – Пусть хоть весь мир захочет отнять его у меня, клянусь Исидой, я никому его не отдам!
- И все же тебе придется расстаться с ним, красавица, - заключил префект, узнав все, что хотел. - Ты правильно сделала, что все рассказала мне, за это я не лишу тебя жизни, но, чтобы сохранять себе жизнь и дальше, ты должна немедленно покинуть и дворец, и Александрию, и больше никогда здесь не появляться. Убирайся сейчас же, и даже не думай предупредить свою госпожу или свою преступную мать.
- Как? Куда? – испугано заговорила ошеломленная и растерянная девушка. – Но куда я пойду?!
- Стража! – холодно позвал Аттал.
Девушка исчезла с глаз быстрее песчаной антилопы.
Аттал в мрачном раздумье вышел на балкон. Он получил ещё одно подтверждение того, что боги осудили его на безумие - глупая маленькая городская девчонка ловко провела его, сделав всеобщим посмешищем. Отсюда, с балкона Адрианова дворца город был как на ладони, этот город жил своей обычной будничной жизнью, и каждый человек в этом городе знал, что наместник римского императора Клавдий Аттал ввел под свои чертоги портовую шлюху...
Тем же днем Галл собирался на службу, когда его внимание привлек необычный шум из вестибюля: слышались женские жалобные причитания и громкий говор стражников, перемежавшийся хохотом. Выйдя из покоев в коридор, он увидел Пантию, которая, по всему, отчаянно желала пройти в дом, но дежурные не считали нужным пропустить её, однако и не прогоняли - не так уж много у них было развлечений в карауле. Готовый уже обругать её за наглость и приказать солдатам выставить её вон, Галл остановился, пораженный представшей его глазам метаморфозой. Рабыню было не узнать. Вместо обычной надменности и наглости - потерянность, если не сказать забитость, вместо обольстительных нарядов, покрытых сверху донизу блестящими и звенящими побрякушками - какое-то непотребное тряпье, в которое девушка, к тому ж, тщательно куталась, словно стремясь представить собой саму скромность. Одним словом, сразу было ясно, что стряслось что-то чрезвычайное.
- Да какая ещё невеста? К чему лгать, девушка? Мы видели невесту командира, ты на неё даже не похожа, - лениво подначивал Агафон на потеху остальным.
- Та - не настоящая невеста! Это я - настоящая! – уверяла, чуть ни плача, Пантия, вызывая своим отчаянием лишь новый приступ веселья у окружающих.
- Пропусти её! – негромко приказал Галл, останавливая это представление, и направился обратно в покои. Пантия стремглав устремилась за ним.
- Что это за беда такая с тобой приключилось? – осведомился он у девушки, впрочем, без особого участия, едва они оказались за дверью. - По-видимому, твоя навязчивость и наглость опротивели даже бессмертным, раз они тебя ввергли в такое жалкое состояние.
- О мой возлюбленный Валерий, ты как всегда проницателен. Беда! Ещё какая беда! Префект изгнал меня из Александрии! – горестно вздыхая, пожаловалась Пантия.
- Да что ты, вот так новость! – без тени сочувствия отозвался Валерий. - Хотя, чему тут удивляться, рано
