ЧЕРНЫЙ МЛАДЕНЕЦ

Он поднимался в горы. Вначале, оставив позади последнюю городскую улицу, 
надо было спуститься  с холма.
Казалось, ноги сами бегут с пригорка и  с каждым шагом всё меньше давит на сердце 
безысходная беда. Мысли как будто освобождаются от гнёта -  он   м  шел  для того,  
чтобы подумать.
Вот и ручеек пересекает путь -  его можно легко перепрыгнуть. Имя ему - Первая Речка,  
но речкой он станет вечной, когда в него потекут горные потоки. А  сейчас в нём почти нет 
движения воды и  ясно различимы   все камешки на дне.
Наконец начался лес, его первая оградительная полоса. Он  с  удовольствием вдыхает 
запах сырых прелых листьев,  ковром устилающих  землю. Тропа между деревьями утоптана  
множеством  ног - есть ещё любители природы. 
А  есть также  любители выйти на природу. Эти подъезжают  к опушке леса на автомобилях  
и сразу же  открывают багажник. Появляются раскладные стулья, пластиковый  стол  как в  
столовой Союза  и даже  дрова. Сразу же  разжигается костар  и выкладываются на огонь 
готовые шашлыки.
Вываливаются из раскрытых дверей машины дети   и  стоят в растерянности, не зная,  что 
им делать. Женщины  дают им мячик,  но тот катится по наклону  в ручей. И  дети бегут к ручью -  
им хочется достать такие красивые камешки. Камешки обманывают их - они высыхают и 
становятся  некрасивыми. 
Он обходит стороной  семейную компанию из автомобиля  и уходит по дну оврага , начинает
подниматься  вверх. Здесь два склона. Первый склон порос кустами кизила - но плодов их в последние 
годы  никто не ел. Набеги на ягоды начинаются именно  с  этого пригорка - их  собирают и сдают 
за деньги.  
Деньги, деньги. С этого всё началось.
Говорят, над городами в небе стоит энергетический эгрегор. Эдакое массовое скопление мыслей и желаний.
С каждым прожитым днёс скопление должно нарастать   и становиться сильнее. Оно влияет на неокрепшие 
девственные умы. 
Он  взрослый самостоятельный  человек,  но и ему трудно размышлять в черте города.  Как  будто 
мысли бьются   в невидимую крепкую стану  и заставляют изменить курс. 
Он не знает,  природный ли это эгрегор или 
искусственно созданные поля -  да  и какая разница?
Ему надо свободно обдумать создавшееся положение вещей  -  сегодня, сейчас. 
Кусты кизила кончились, он преодолел первый склон. 
Широкая тропа опоясала  гору -  по ней  проехал бы мотоцикл с коляской,  если бы не огромные 
валуны,  словно специально повылазившие из земли  тут и там.
Он обходит замшелые камни  и начинает второй подъем в гору.
Второй подъем более крутой и более длинный. Стволы деревьев здесь толще  и прямее, они 
уже не наклоняются,   а стоят свободно, разбрасывая  свои ветви к низким облакам.
Лес на этих двух подъемах -  это природная преграда для городского эгрегора, пройдешь  
эту лесную полосу  и выйдешь на волю вольную. 
Щупальца городского спрессованного насилия мысли не дотягиваются 
на  горные просторы.
Вот он и миновал защитную полосу леса. 
Перед  глазами  раскинулась поляна. Весной  она прорастет мелкими цветочками чабреца, 
а сейчас только редкие кусты 
боярышника встают, протягивая голые ветви в разные стороны.
Вскарабкиваются сюда местные жители и жадными глазами обозревают -  есть еще ягоды  
или уже оборваны до самого  последнего  желтого яблочка безжалостной рукой?  Деньги...
Он пересекает длинную как рукав долину  и входит в лесной массив.  Здесь дорога широка  
и накатана колесами 
грузовых машин, вывозивших стволы  в лесхозные склады.  Идти ему по этой дороге  долго,  
всё  вверх и вверх.
Когда он был совсем молодым,  пошел работать в милицию. Никакими особенными способностями 
к  учению он не обладал.
Знал,  что институт ему не одолеть,  и на техникум он не замахнулся. Ему тогда никто
не рассказал,  что память можно  развивать,  заучивая наизусть  стихи. 
Что чем больше заучиваешь,  тем легче запоминаешь. Чем больше  читаешь -  тем 
тем богаче развивается речь - количество переходит в качество. Он боялся учебы, 
как черт ладана. 
Служба  в Армии и физическая подготовка дали   ему путевку на
 работу в милицию -  выполнять приказания  он умел.
И  тут же жизнь подломилась  неожиданной женитьбой -  как в плохом 
 сне: кажется,  надо проснуться, и всё кончится,
но никак не проснуться,  сон затянулся  и не вырваться из его многоступенчатых ходов.
Он был человеком скромным и до крайности наивным. Наивным в том смысле,  что не 
мог дать отпор, когда посягали на его свободу.
А вот Люба - она всегда  знала,  чего хочет и как это заполучить. На танцах она 
первая подошла к нему и пригласила  
на белый вальс. Потом попросила проводить её  и в отчем палисаднике 
отдалась ему со всей страстью опытной женщины.
Летние месяцы пролетели быстро,  а  в сентябре  его вызвал начальник 
милиции и спросил -  думает  ли он узаконить брак
с известной ему особой или будет подавать заявление об уходе  с работы ?
Сказать,  что он был удивлен - значит, ничего не сказать о его состоянии духа. 
Жениться он не хотел,  но и стать безработным 
он не предполагал вовсе. Все,  что у него было -  это его работа  в уголовном 
розыске, чем он жил, дышал, мыслил.
Он расписался с Любой  и она переехала жить к нему в дом. Родители, которые 
не понимали, как оказалась в их доме 
рослая,  плечистая беременная  Люба,  и Люба,  которая ни  в чем не уступала его 
родителям -  этот хаос выдавливал его из  стен дома,   он дневал и ночевал на работе.
Раскрываемость повысилась и начальник милиции снова вызвал его 
к себе в кабинет. Помня о первом вызове, он даже  думать не хотел,  какие неприятности 
сегодня грозят ему -  но  тут   
ему вручили ордер на двухкомнатную  квартиру.  Двухэтажный  дом на три подъезда 
был построен на самой окраине города,  у леса. 
Ниже  ничего построить нельзя - там сыпучий склон спускался к  Первой Речке.
Квартира меняла в его жизни всё -  они с Любой  переехали в с вои хоромы,  а  в марте родился Лешка.
И  с тех пор его жизнь приобрела смысл -  он не только получал радость на работе, но и дома.
Дорога поднималась и поднималась -  ответвления уходили вправо и влево. Он шел и дышал 
полной грудью - это же  не воздух,  а нектар. 
Лес, горы  и море -  всего какие-то десять километров  вперед.
Не  пропустить бы  поворот ко Второй Речке. Все повороты похожи друг на друга, как 
близнецы. Все,  кто нечаянно проходят нужный поворот,  понимают это,  уже  когда  
увидят старый дуб. Многие называют его "столетним",  но это неверно, жизнь его 
измеряется не менее пятисот  лет.
На подъеме к армянскому монастырю, когда  Лешке было уже четыре года, они 
высаживали саженцы  дубов. Там  и столбик вбит -  на нем четко проставлен год -  1984. 
Так  там дубы выросли всего- навсего только толщиной  в руку, некоторые немного больше. 
А  чтобы  стать такими,  как  старый дуб,  им расти и расти - столетия.
Вот и нужный поворот к речке. Дальше он пойдет по руслу. Больше часа надо подниматься 
по руслу,  то по правому берегу, а то по левому. Это нелегко -  под ногами скользят камни,
ветки низкорослых кустов целятся прямо в глаза. 
С  сыном у него ничего не получилось. Сколько не читал ему сказок,  сколько стихов с ним не учил.
Он  смотрел наивными отцовскими глазами и ничего запомнить не мог.
Он идет по пересохшему руслу Второй Речки - камни пошатываются под ногами. 
Учился с Лешкой с первого класса и по десятый. Что не знал  в  свои годы в старших 
классах - узнал теперь,  но сыну передать не смог.
Камни летят из  под ног - беда... Осилил Лешка  только ПТУ  - сам отвез его  в  ближайший город,   
сам  устроил  в общежитие. Одно было утешение,  что  другие пацаны не лучше. Мышцы у Лешки 
накачаны - будь здоров! Если надо  будет дать сдачи -  выдаст по первое число,  но   драться он не приучен,
дружит со всеми подряд.

Поднимается  по руслу -  камни летят из-под подошвы.
Вспомнил,  как тяжко было на сердце,  когда  Лешка им с Любой  свой подарок преподнес -  и  шаг ускорился.
Перед  самыми экзаменами привез Лешка домой невесту - знакомиться. Слова  не сказал  -  раз!!!  И  вот они, 
стоят на пороге.
Любу чуть удар не хватил -  увидела  негретянку, за  сердце схватилась. А Лешка улыбается,  будто обычную
девчонку  в дом привел, помогает ей пальто снять,  тапки под ноги кладет.
Пришла в себя Люба,  засуетилась,  за  угощением  в кухню  помчалась. а  сама там плачет. Воду открыла -  
чтобы не слышно было в комнаты никаких всхлипов.
Идти стало невмоготу -  присел на большой валун,  отдохнуть. Стар стал для такого подъёма.
Оказалось,  Лешка подружился  с Люсьеной на почве  взаимопомощи. Неизвестно,  в чем там Лешка помогал 
девчонке,  а она  его тянула по всем предметам -  контрольные писала на  два варианта.
Теперь они ждут ребенка - шесть недель беременности.
К вечеру Лешка забрал Люсьену  и они уехали в общежитие,  а  Люба  все еще плакала,  лежа у него на плече.
Вспоминала,  как  много лет назад,  еще до рождения Лешки,  её  подруга Майя Баранова  влюбилась 
в негра. Занесло её  на вечер в медицинский  институт,  там этот негр Майку  и нашел. Конечно,  как же ему  
не обратить внимание  на  юную белорусочку.  Стройная да белокурая, душа  в   ясных голубых глазах  светится. 
Араб, кожа шоколадного цвета, губы вывернуты, длинный,  под два метра ростом.
Люба  вспоминала  уже  известную ему историю,  как-то кратко сводя  прошедшие  события к малознакомой Люсьене.
А вспомнить было что,  потому  что араб был  очень богатого папеньки сын - бедные  в  союзе  не учились.
Были у араба , видимо,  какие-то возможности -  как-то сразу  заболела мама Майи,  слегла   и через три месяца её не стало.
Араб  стал рассказывать Майке,  что негры -  тоже люди,  они хотят любить.  Майка  полюбила  этого "черного"  человека.
Как-то зашла к подруге Люба,  а  дверь открывает  араб в длинном белом балахоне - национальная одежда,  однако.
В  люльке  младенец лежит, девочка  около полугода,  но  что это была за девочка,  так  сразу и не выскажешь.
Коричневая,  как  самая смуглая цыганка,  глазенки точно черные сливы, смотрит снизу вверх,  точно мысли считывает 
и видит все насквозь,  только молчит. 
Майка  усталая,  неприбранная -  извиняется: Халаф, дескать,  все время в институте,  у него защита диплома, а она 
не успевает справляться со всеми домашними делами. Поговорить им не удалось,  араб не отходил ни на шаг. Люба ушла,  
убежденная,  что Майка несчастна.
Араб защитился  и уехал на родину. Майка осталась одна. Трудно ей было одной,  но жила - пока не исполнилось 
дочери двенадцать лет.  Тут и приехал папа на месяц. Прожил здесь годы  своей учебы  в квартире на всем готовом -  
еда да горячая вода, да женщина  под боком каждую ночь. 
Теперь вернулся  за   следующей  выгодой.
У них за дочь калым берут немалый -  объясняет Майке,  что заберет дочь -  пусть отдаст по добру,  по здорову.
А  Майка не согласна. Но и тут знает Халаф -  как выйти из  положения. Подпоил майку  специальными препаратами 
и сдал в психбольницу на лечение. Мол,  суицид  пыталась произвести  и истерики устраивает -  опасна  для  жизни.
Дочери золота накупил -  в ушки сережки , на шею да  на руки - цепочки,  тоже золотые.
Увез Халаф