Сентябрь, 2018г.
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИВАНА, ПО ПРОЗВИЩУ БЕЗДОМНОГО
(В поисках утраченных смыслов)
В финале, тема Ивана Бездомного звучит
как «пророчество надежды»; …Ивана томит неясная, болезненная тоска.
Тоска пробуждает память… то ли о долге, то ли о вине,
то ли о самом главном -
о по небрежности утраченном смысле.
«Ах!» - этому междометию нужно уделить больше времени и внимания, -…не смешите меня!
«…что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощёчину Тарквинию? Быть может, это охладило б его предприимчивость, и он со стыдом при-нуждён был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те».
Ай да Пушкин!
«…были бы не те»!
Да те же были бы, Александр Сергеевич. Мы бы других и не знали бы, кото-рые могли бы быть, и никогда не узнали бы, какие могли бы быть, хорошо, что Вы стихи написали, Ваши стихи записали, вот и знаем; а так, бедная Лук-реция пропала бы в суете цивилизаций. А сколько на самом деле могло бы быть, сколько за Вами, Александр Сергеевич, не записали?
Глава 1
Имя его было Акакий Акакиевич!.. пришло же в голову такое начало… Гоголь, одним словом!
Акакия – мешочек с прахом, который носил в руке, напоказ своим под-данным, византийский император (смотрите, мол!), чтоб показать и его при-частность к тленности, бренности, преходящести (не синонимы ли?), чтоб показать и его причастность ко всему земному.
Имя не искали в календаре, не листали, как сказано страницы, и не вы-искивали в Святцах; не выбирали из Часослова, Псалтыря или, ещё смешнее, из Евангелия или Ветхого завета; не советовались или, как говорит кума (сейчас о ней будет), «не справлялись» со знаками Зодиака или таинствен-ным влиянием на жизнь имярека драгоценных камней, ну, словом, никто и не думал о том, с каким-то именем ему будет легче, полезнее(й), а с каким-то наоборот, бесполезнее(й) жить в этом «лучшем из миров». Ах, философ Лейбниц, ах доморощенный, как говорят про него, философ Франсуа Мари Аруэ Вольтер и ах, Гоголь, ах, Николай Васильевич: «Ребёнка, - как там у Вас, - окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал что будет…»
Мать его…
Кто из соседских хлопцев наградил её счастьем?
Соседских хлопцев всех звали Иванами.
«А раз так, то и он пусть будет Иван(ом)!»
Так и получилось, и получилось, совсем как Акакий Акакиевич, только Иван Иванович .
― Хорош парень! он слишком умен, он уже гримасничает, - парень был - только что родившийся Иван Иванович!
Парень скривил, скорчил гримаску, и только кума (помните, мы обеща-ли, что сейчас появится) могла сделать такое непросторечивое заключение из, казалось бы, такой просторечивой (невинной) предпосылки.
- Он не проживет у вас долго, - добавила она, - взгляните только ему в глаза (это ещё тогда, когда младенец видел всё вверх ногами), - он думает уж гораздо больше, чем ему следует!.. (это из другого романа, о нём ещё будет).
Теперь про поэта Рюхина (это, как, когда едешь на велосипеде и вдруг личико. Резко тормозишь перед личиком… а как? перед таким, да что там го-ворить… личиком… словом через руль некоторым недокрученным сальто-мортале, и жизнь пошла по-другому), про поэта Рюхина, на которого, как все помнят: «…неудержимо наваливался день» .
Рюхин шёл вдоль канала, и луна в канале не отставала и тоже шла за ним, или перед ним, теперь этого уже установить никто не сможет, хотя и морщилась, морщась от мелкой ряби. Было назначено на… не то, чтобы на конец света, но на конец, которым всё равно заканчивается любое начало. Моветон, mauvaise ton… хотя, что тут дурного? Столько авторитетов утвер-ждало, что конец обязательно будет, если было начало или наоборот, что ес-ли было начало, то и конец будет обязательно… - так это все те, эти, которые пытаются сконструировать некую, как они её называют, конструкцию, кон-цепцию мироздания, такую философскую, а некоторые так и с Господом Бо-гом пытаются поиграть в «начало» и «конец»…
И вот, сначала плачешь, пытаясь понять, догадаться (я-то, конечно, сей-час, могу расплакаться и над «Красной шапочкой»), но, по мере убывания алкогольного или дурного рода влияния, слёзы высыхают, хотя не переста-ёшь восхищаться сценаристом, самим автором, а потом, дальше, дальше всё как-то вдруг наперекосяк, наперекосяк, и думаешь, а существует ли, всё-таки, такое что-то, такая вещь, которая неописуема, невозможно которую описать, в которой никак не понять где начало и где конец, и, когда сбиваешься со-всем уж!.. - то больше уже хочется узнать не про начало и конец, а по какой причине вдруг человеку приходит блажь создавать эту систему и искать при-чины его (мироздания) начала и конца. Что ему (этому поэту и человеку) неймётся?.. будто от этого что-то в его жизни изменится. Да всё придумано уже: замесили, слепили, вдохнули и отправили «…в болезни рожать детей и в поте лица есть хлеб, доколе не возвратишься в землю… ибо прах ты, и в прах возвратишься». Откуда же этот неистовый, эта кума, которой неймётся?
«Неймётся» - это, конечно, результат времени, времён, работы, труда, напряжения (снова синонимы) не одного поколения, это такой вот, этакий плод многих и многих жизненных сил, соков, напитавших и превративших слабую траву, нежный побег в могучее дерево. Это такой, этакий громовик Ил, который напитался ханаанских и еврейских неистовых кровей и превра-тился в пророка Илию и в крестителя Иоанна… «неймётся – это не то, что человеку вдруг пришло в голову заниматься разгадкой мироздания, пришло в голову и давай он неистовствовать. Человек, как известно, рождается, не умея произнести ни одного внятного слова, а потом учится словам. И, в зави-симости, конечно же, от слов, которым его учат (это важно: которым его учат или которым он учится) становится наш … то ли дворником, то ли пламен-ным пророком и искателем истины (результат напряжения!)
Но, если рассматривать Вселенную сквозь призму мирских интересов человека, то хотя и нельзя не славить должным образом такие ценности, как вызывающее удивление строение мироздания, блага мира, наличие всего не-обходимого для поддержания жизни человека, а также достижения человече-ского духа в искусствах и науках, распространение рода человеческого, то вопреки всему этому жизнь в этом мире более чем безрадостна.
Да, узнать бы, от чего ему неймётся.
Хотя, всякий понимает… всякий же понимает, что конец, что конец све-та – это и есть конец всякого частного лица - неймётся ему или не неймётся, - и все Ивáновы, и все поэта Рюхина страхи – это те, которые выпадают вся-кому частному лицу - поэту и не поэту, Ивану и не Ивану.
Мысли же, конечно, путались. И это пока ещё были не мысли - так, смутненькие (надо было написать: смутные, - потому что такие уменьши-тельно-ласкательные прилагательные не вызывают уважения и доверия чита-теля… ну-у, сейчас напишем), смутные (вот и написали) представления , да-же, как помните: будто на чёрном бархате обратной стороны век , - будто он уже помирал (чего там «будто»?); представлялось: лежал, люди вокруг… а, как говорят люди: у помирающего вся жизнь (его) в одно мгновение про-ходит, проносится картинками на том же, ещё пока чёрном и ещё пока барха-те. Такое, знаете, кино…
«…нужно помнить только то, что человек, лежащий на смертном одре, может иное видеть лучше тех, чем те, которые кружатся среди мира» .
Ай да Гоголь!
Родственнички и знакомые, которые и случились на этот момент, стояли и ждали.
Стояли над ним, умирающим (родственнички и знакомые), пока одна, снова же она - кума:
- Всё, отошёл! – помните, совсем как Цицерон по поводу некоторых лиц: «Отжили!»
- А Вы и говорили, что долго не проживёт, - язвительно сказал один, ко-торый был ещё тогда, ещё тогда, когда кума… бывают такие, которым хочет-ся всегда, хоть и у гроба покойника, подкусить, уязвить, уколоть, кольнуть (синонимы же, конечно), и продолжал: - а он, видите ли до таких седин до-рос, - правильнее – дожил.
- Ну, «долго», это так, для красного словца, - осклабилась кума, - можно было сказать «по глазам видно, что будет жить долго», а он бы через месяц помер от несварения желудка. ( Это сентенция кумы)
Не все догадываются, что кино может остановиться… можно остано-вить! - от киномеханика всё зависит. И здесь есть шанс. В том смысле, что с этого места можно что-нибудь поменять, повернуть, исправить (не синонимы ли?), пока кино стоит. Остановил, например, механик твоё кино, когда ты, случайно, шёл, случайно, споткнулся, случайно, упал и, случайно, разбил се-бе голову до смерти. Случайность – и всё тут! Или такое кино: ходишь ты, ходишь каждый день (положим на работу), спотыкаешься ты, спотыкаешься, каждый раз об один и тот же камень и разбиваешь, наконец, себе голову, то-же до смерти. Тоже случайность! Но другая – закономерная случайность.
Скорей, пока кино стоит, тебе-то какая разница, какая это случайность; это для вечности, всякий знает - любая случайность закономерна… да, осно-вой мироздания проще считать какую-нибудь причину, но и случайность может быть причиной и, наверное, для случайности у вечности есть причи-на… так вот скорей, пока кино стоит, убираешь, убираешь, отбрасываешь на обочину злополучный камень и вот… и вот, будьте добры, крутите дальше, и камень в кювете, и ты (кино пошло), ты снова идёшь, луна, морщась, мор-щится и так далее… Да-да, и тут хоть вечностью оперируй, хоть мигом од-ним, потому что что с ними поделаешь, с киномехаником и кумой! Кума-то думает, что всё, отмаялся, а ты себе там, раз – и идёшь… помните, у Гоголя?.. «лежащий на смертном одре, может иное видеть лучше тех, чем те, которые кружатся среди мира»
«Ах, случай, ты всегда родишь напасть!»
Как ошибся великий знаток человеческих судеб Уильям Шекспир. Не всегда, оказывается. Главное, чтоб повезло с кумой и киномехаником, и можно проскочить незамеченным.
У Ивана поэта Рюхина же…
Кума: «Да разве только у Рюхина? Ивана?»
Вот, неймётся!.. неймётся куме, или нам с кумой.
…у Рюхина же и, правильно, не только у Рюхина Ивана, таких случаев, мгновений, явлений, происшествий, эпизодов, фактов, дел, историй, казусов, инцидентов, прецедентов, пассажей, историй, чрезвычайных происшествий, сенсаций, курьёзов, залётов, оказий и оборотов и слов было столько, что ка-ким-то задним умом понималось, что ни с каким апостолом Петром (ага, стражем в воротах Рая) договориться не получится… ну-у, это ещё будет.
В канале же, как раньше указано, в чёрной воде… да, да, не в Чёрной речке, а то сразу аллюзии, уже ставшие таким иммагинарным: Пушкин и Ка-фе, из которого он ушёл сначала на Чёрную речку, а потом и вообще…
Остановись кума, останови киномеханик в нужный момент его кино, и не ушёл бы из Кафе на Чёрную речку… хотя, наверное, остановились, всё же, и живёт поэт дальше, может только теперь на другой стороне улицы, по дру-гой дороге, другим путём идёт… да чего там может?..
И Луна остановилась, разгладилась, пошла мягкой волной, чтоб обду-мать… и поэт Рюхин сел на камень у решётки канала.
Из глуби выплывали чудовища, существа и
