Александр Аде
Л Е Т О Л Ю Б В И И С М Е Р Т И
РОМАН
* * *
Наташа
Ненавижу свое лицо. Господи, неужели мне суждено «носить» его еще тридцать, сорок, а то и – страшно представить! – пятьдесят лет? Нет, только не это!
Этот вопль рождается в глубине моей души всякий раз, когда вижу себя в любой отполированной поверхности. Сегодня – в старинном зеркале начала XX века в стиле модерн – тяжелая рама с резным узором, изысканным и текучим.
За окнами антикварного салона, в котором я, выпускница искусствоведческого факультета университета, тружусь консультантом, то бишь попросту продавцом, властвует тягостный тусклый свет. Небо обложено предвещающими грозу сизыми тучами. Миновала уже неделя июня, а истинного истомно-знойного лета нет и в помине. Каждый день как под копирку: с утра попеременно солнце и тень, после полудня сумрак и дождь; вечер светлый и печальный. Лето, ау-у-у!
На усталых ногах неспешно прогуливаюсь среди безделушек прошлого. В свое время жеманные буколические пастушки, табакерки с портретами надутых монархов, графины, рюмашки и прочие очаровательные безделушки были самыми обыденными вещами. А теперь мы глядим на них с умилением. Лет через сто наши потомки будут так же млеть от будничных вещей начала XXI века. Всем нам кажется, что прежняя жизнь была милой, чистой и немножко игрушечной.
В пустынном торговом зале медленно, неуклонно темнеет. Языческим идолом восседает охранник Петя, племянник директорши, круглый, как валун, добродушный и ленивый, мучимый одним желанием – поспать. Обычно заглядывают в магазинчик либо праздношатающиеся любители прекрасного – эти не покупают ничего, только любуются, либо жены «новых русских», самоуверенные, хамоватые, относящиеся к продавцам как к прислуге.
Около четырех с первым, робким еще рокотом грома в салоне возникает Нинка, постоянная покупательница, наглядный пример выползания на брюхе из грязи в князи.
Ее родители жительствуют в глухой сибирской деревушке, там же два брата и сестра. Только Нинку шалым ветром занесло в наш городок, где она, перебиваясь с хлеба на квас, закончила институт. Вышла замуж за однокурсника, тоже деревенского. После вуза оба распределились на один завод. Нинка завязла в конструкторском отделе, зато муженек, бригадиривший в цехе, быстро двинулся в гору. Рано или поздно ему светило директорское кресло, да нагрянули смутные времена. Завод повалился. Но их, молодых и здоровых, нелегко было сбить с ног. Начали челночить. Мотались в Китай и обратно, таща неподъемные сумки со шмотками, откупаясь от бандитов и таможенников, орали, толкались, если нужно, дрались. Поразмыслив, решили переключиться на съестное – выгоднее. Начали с комка, железной будки со слепым окошечком, а закончили сетью продуктовых магазинов. Затем на семейном совете постановили: супруг продолжит дело, укрепляя и расширяя бизнес, Нинке же следует хранить тепло домашнего очага.
Все эти сведения я, естественно, почерпнула из Нинкиной трепотни. Нинка почти не заносчива и частенько откровенничает со мной, как с подружкой.
Появившись в салоне, она тут же цокает ко мне, уверенно переставляя крепкие ножки. Маленького ростика, в меру упитанная, с задорным личиком, напоминающим мордочку болонки, Нинка – олицетворение напора и пробойной силы. На ней желтая ветровка, беленькая футболочка, расклешенные штаны пастельного зеленого цвета и белые туфельки. Нинка приобретает вещи только в дорогих бутиках. Со вкусом у нее не густо, и по магазинам она таскается с подружкой-шмоточницей Дианой, чей вкус безупречен. В знак благодарности, с год проносив вещь, Нинка за бесценок продает ее Диане.
– У меня проблемы, – с ходу начинает Нинка. – Мой-то, кажется, кобелем заделался, изменяет, гад.
– С чего ты решила?
– Ой, Натка, это ведь сразу видать. То глазки прячет, как виноватый, то рычит. И в постели не тот. Сбои стал давать.
– Что ж ты хочешь, Нинка, возраст, как ни крути.
– Какой возраст! Сорок два мужику. В самом соку. Да я уж и к гадалке сходила, и к экстрасенше. В один голос твердят: любовницу завел. Вот подлюка! Двадцать лет на него пахала, как конь, надрывалась, а он так отплатил!
– Не бери в голову. Перебесится и вернется в лоно семьи. Куда ему деваться?
– Так ведь обидно, Натка. Без меня он бы вениками на рынке торговал. Он же тютя. Я все пробивала. Конечно, теперь он крутой бизнесмен, а я кто? Домашняя курица!
Сетования Нинки сопровождаются вспышками молний и тяжким уханьем грома. Такой аккомпанемент скорее пристал античной трагедии, а не бабьей трескотне про мужа-изменщика.
– Ты уже высказала ему свое фу?
– Вот еще! Я, конечно, взрывная, если заведусь – лучше на моей дороге не становись, смету. Но я не дура. Я должна собственными глазами убедиться, а потом уже меры принимать.
– Следить за ним будешь?
– Ага, этого еще не хватало. Для таких дел сыскные агентства имеются. Когда деньги есть, все просто. Вот только противно, что чужие мужики будут наше грязное белье перетряхивать.
– Послушай, Нинка. Сын моей знакомой служит в милиции, но недавно еще был частным сыщиком, шпионил за неверными муженьками и женами. Что тебе и требуется. Если хочешь, сегодня же с ней переговорю.
– Ох, нагляделась я на ментов… Ну ладно, согласна. Ты славная, Натка, – в круглых серо-голубых глазенках появляется редкая для Нинки теплота. – Что бы я без тебя делала?
– То же самое, что без меня.
Как будто подтверждая мои слова, по стеклам дробно барабанят капли начинающегося дождя…
К вечеру небо над городом обретает необыкновенную прелесть: акварельные дымчато-опаловые тучи, сквозь которые нежно просвечивает синева. Под этим небом плавно перемещаюсь из антикварного безмолвия салона в стерильную тишину городской библиотеки.
У библиотекарши редкое имя Васса. Ей под шестьдесят. В отличие от героини Горького, в ней ни грамма железа: невысокая, в мешковатой одежде серых и коричневых тонов, она напоминает больную мышку. На дрябловатом унылом лице небольшие темные глазки. Волосы выкрашены в цвет воронова крыла, на подбородке редкие седые волоски. В молодости от Вассы ушел муж. Видно, это событие сильно ее подкосило – она до сих пор не замужем и, похоже, поставила на себе крест.
Народу не густо. Только бабулька снует между стеллажами да две девчонки, шушукаясь, роются среди пестрых обложек дамского детектива.
Поболтав с библиотекаршей о пустяках, завожу разговор о ее сыне. На Вассу тотчас нападает тоска-кручина:
– Парень красивый, не дурак, а в личной жизни не везет, хоть плачь. Только школу закончил, сразу женился – на белоручке и гордячке. Слава Богу, вскоре развелся. Я уж обрадовалась: ну, думаю, обжегся, теперь умнее будет. Куда там! Чуть не десять лет холостяковал, выбирал-выбирал и нашел – глазастую пигалицу. Я лично была против, но если женился – живи, тем более что она ему сынишку родила. Так нет, бросил – ради кого? – ради старухи. На одиннадцать лет его старше. Я сразу сказала: порог моего дома она не переступит. Одна надежда: до сих пор не расписаны, в гражданском браке живут. И что интересно – она сама регистрироваться не хочет. Вот дрянь! Сын ради нее семью бросил, хотя с детства переживал, что растет без отца, все жене оставил, квартиру, мебель. А она, тварь, еще кочевряжится.
Этот монолог я выслушиваю то ли в пятый, то ли в шестой раз, причем, он практически не меняется, точно взят напрокат из какого-нибудь сериала. Выучивает она свои тексты, что ли? Теперь моя реплика, и я произношу ее:
– Может быть, эта женщина не хочет официального замужества именно потому, что понимает: она и ваш сын – не пара? Зачем жениться, если потом все равно на развод подавать?
– Не знаю, – библиотекарша поджимает губы. – Возможно, я к ней пристрастна…
– А у меня к вам дело, Васса. Моя приятельница подозревает мужа в измене. Не возьмется ваш сын проверить, хранит ли этот господин супружескую верность? Разумеется, его труд будет оплачен.
– А женщина состоятельная?
– Более чем.
– Тогда, думаю, он не откажется. Опера в ментовке получают – кот наплакал, а ведь нужно кормить-поить-одевать молодую жену, – Васса ехидно усмехается, выделяя слово молодую.
Перед сном сообщаю Нинке номер мобильника сына Вассы, после чего уютно устраиваюсь в постели с выбранной в библиотеке книжкой: «Черным принцем», не раз уже читанной и любимой. За помрачневшим окном вперебивку стучат дождевые струи. Нет более сладкого удовольствия, чем читать в дождь. Но едва погружаюсь в эстетский, медленно струящийся мир, в котором немолодой человек овладевает девушкой, облаченной в костюм Гамлета, как тренькает висящий у моего изголовья телефон.
– Я договорилась с твоим ментом, – заявляет Нинка. – Встречаемся завтра вечером, в восемь. У него дома. Составишь компанию? Тогда в семь подскочу к твоему салону. Ба-бай!
* * *
Вечер мутный и прохладный, продолжение столь же грустного мерклого дня. Перехватив в кафе по пироженке, наскоро запитой черным кофе, отправляемся к сыну Вассы. За стеклами серебристой Нинкиной «тойоты» мелькает городской центр, разноцветный и аккуратный. В скверах бьют фонтаны и гуляет праздный народ. Затем – как-то вдруг – начинается индустриальная окраина, серая, угрожающе-мрачноватая.
«Тойота» несется по проспекту, петляет среди улиц и, наконец, добирается до нужной железобетонной высотки. Загаженный подъезд. Подергивающийся, как паралитик, грохочущий, повизгивающий, подозрительно пахнущий лифт. Восьмой этаж. Дверь отворяет высокий мужчина в футболке и вытертых джинсах.
Мент по прозвищу Королек.
Хотя Васса уши мне прожужжала рассказами о нем, я ожидала увидеть нечто среднесдельное – какая мать бывает объективной по отношению к собственному чаду. И едва не ахаю в голос при виде викинга с зачесанными назад блондинистыми волосами. Ничего не скажешь, элитный образец мужского племени. Поставь рядом с манекеном – не отличишь, разве что голова покрупнее и глаза, зеленоватые, будто слегка крапчатые, как бледный нефрит, живые и насмешливые.
После грязного провонявшего подъезда попадаем в квартиру, интерьер которой я как женщина и искусствовед оцениваю на пять с плюсом. В комнате, элегантной и чуточку старомодной, с бледно-фиолетовыми обоями и темной мебелью, появляется еще один персонаж – подруга Королька по имени Анна. Темноволосая, курчавая, загорелая, в белой маечке и такого же цвета брюках, – парижанка, да и только. Она напоминает «Юдифь» Климта, только волосы короче и губы полнее. Та же гордая посадка головы, длинная шея и лицо с высокими скулами и тяжеловатой нижней челюстью. Ничего не скажешь, парочка образцово-показательная.
По временам Анна и Королек обмениваются быстрыми взглядами, и я кожей ощущаю: все в этой квартире наэлектризовано счастьем и желанием. Дипломатическая часть вскоре благополучно завершается, и Анна уволакивает меня на кухню, оставив Королька и Нинку наедине: отношения сыщика и клиента столь же деликатны, как пациента и врача.
Если случайно встретятся двое мужчин – интеллектуал и работяга, разговаривать им будет не о чем. Но любые две женщины обязательно найдут темы для трепа. Когда через полчаса на кухню заглядывает Королек, мы с Анной уже на «ты».
– Ната – человек-жилетка, –
