Иозеф Брос Тито, — зашумели стоящие рядом люди, — а рядом с ним, наш дорогой Леонид Ильич. Уряааааа!!!!!
«Ну и чего ты ждёшь, особого приглашения? Так его не будет. Руки в ноги, заявление в зубы и вперёд», — скомандовал мой Голос и не успел я опомниться, как тут же оказался в окружении свиты Брежнева. Ребята с его охраны, оказались суперпрофессионалами, сработали мастерски; на асфальт меня ронять не стали, лицо бить тоже, но намертво заблокировав, обыскали в мгновение ока. Кроме военного билета, заявления, денег и ключей ничего подозрительного они у меня не нашли.
—В машину его и к нам в отделение, будем разбираться, что за птица-синица, к нам залетела, — распорядился старший охранник моей судьбой.
Если пристав говорит садись, то таки сидеть придётся, вспомнилась мне шутка моего сослуживца одессита Толика Лосева, в то время как меня упаковывали в воронок. Сопровождавшие, а лучше сказать конвоировавшие меня молодые люди, оказались неразговорчивыми и не понимающими юмор субъектами, преисполненными чувством собственной важности. Хорошо, что хоть ехать, не далеко было нужно. Из одних ворот выехали, в другие въехали и дома. Если считать тюрьму своим домом. А судя по высоким воротам, мы туда и приехали.
4
Командовавший в дежурке мелкий, как моль, и такой же безликий, рыжевато-плешивый лейтенант, сначала бесцеремонно выгреб всё содержимое моих карманов в свой карман, после чего усадил меня на привинченный к бетонному полу табурет и после пятиминутного многозначительного молчания начал забрасывать меня вопросами, пытаясь поймать на неточностях и мелочах. Судя по настойчивости, он рассчитывал, как минимум расколоть меня на террористический акт. После бесконечной череды вопросов — зачем приехал в Москву, с кем приехал? Я решился и включил по полной свою дурку. Дождавшись очередного вопроса: «Зачем ты приехал в Москву?» Я со слезой в голосе ответил, что я сирота, внебрачный сын Галины Брежневой, оставленный ею в детдоме, и приехал пожаловаться на неё своему деду. Сказать, что у маломерки лейтенанта, после моего ответа, отвисла челюсть, значит, ничего не сказать. Но факт остаётся фактом — меня покормили и оставили на какое-то время в покое.
«Вот видишь, ведь получилось. А ты боялся», — довольно произнёс мой Голос, после того, как мне во время прогулки дали закурить. «Получилось. Что получилось? Сейчас, как придут мои документы с места жительства, да как возьмутся за меня следаки по-взрослому, как за самозванца, вот тогда-то мы и похохочем». — угрюмо ответил я ему. «Не боись, прорвёмся. Верь мне.»
—Давыдов с вещами на выход! — прокричал откуда-то сверху вертухай. — Шевелись твою мать!
Сборы не заняли много времени. Голому собраться, только подпоясаться. А у меня и пояса не было. Поэтому не заводя в камеру, меня повели по узкому лабиринту коридоров, куда-то вниз, скорее всего в подвал. Ощущение скажу я вам братцы, не из самых приятных, а тут ещё и идущий сзади вертухай, не давал скучать:
—Влево, вправо, быстрей шевели копытами, — подгонял он меня. — Стоять, пришли. Лицом к стене. Заходи, — втолкнул он меня в открытую камеру.
В камере сидя за столом меня, ждали люди в белых халатах. «Медкомиссия», — подумал почему-то я. «Молодец, догадливый, — похвалил меня Голос, — А сейчас на все вопросы не отвечай. Молчи как рыба об лёд. Всё что надо ты уже сказал и сделал».
—Фамилия, имя, отчество, — ласково спросил меня старичок-белый колпачок, по видимому старший в этой комиссии.
—Пошел в жопу! — так же ласково ответил я ему, — Всё, что надо я сказал и буду разговаривать, только со своим дедом.
—Какие у него статьи 9-Б,12-В? Мне всё ясно, — сказал старичок. — Посттравматическая шизофрения, отягощённая манией величия. Я думаю его надо подлечить в диспансере, на Канатчиковой даче. Там и с дедушкой встретишься. Ты ведь не против? Да чуть не забыл, как у тебя сынок с голосами? Не допекает один такой, ну уж очень умный Голос? Альтшульцер, дух справедливости, ты здесь?
—Ах ты старый гриб, до сих пор живой, вижу, что ты узнал меня. Это наши с тобой дела, пацана не трогай. У него действительно проблема, помоги ему. — неожиданно для себя сиплым чужим голосом проговорил я.
—Договоримся, помогу, если и ты выполнишь, мои условия, вернёшься к себе, — не остался в долгу старичок.
—Договорились. Даёте парню пенсию, квартиру, достойную работу и только после этого, я с миром уйду к себе.
—Верю твоему честному слову.Потому я думаю, что мы договоримся - это небольшая цена за то, что ты наш мир оставишь в покое.
После того, как старичок закончил общаться с духом, сидевшая рядом с ним врачиха упала в обморок, врачи бросились её откачивать, а меня теми же узкими коридорами, повели обратно. К большому удивлению меня посадили в довольно приличную камеру, напоминавшую по обстановке гостиничный номер. Я удобно улёгся на мягкой кровати и незаметно задремал. Проснулся я от чьего-то пристального взгляда. Напротив меня сидел полупрозрачный мужской силуэт.
—Ты кто такой? – нервно спросил я, подозревая, что окончательно слетел с катушек.
—Не нервничай. Я и есть тот самый Альтшульцер, дух справедливости или, проще говоря, одно из материальных воплощений человеческой совести.
—Не хочешь мне ничего объяснить, Альтшульцер?
—Ты и так много узнал за сегодня. Да и чем меньше будешь знать, тем крепче будешь спать. Одно могу тебе гарантировать. Всё что они обещали, они выполнят, так что выбирай квартиру в любом городе, не стесняйся.
—А как же ты? Неужели мы больше не встретимся?
—Как же я? Пока, вернусь в свой информационный портал. Отдохну. Устал. А с тобой сынок, мы обязательно ещё встретимся. Как только на Земле, люди преступят черту дозволенного, и градус несправедливости начнёт зашкаливать, я снова появлюсь... И накажу...
В палате после последних слов Лёвы Давыдова воцарилась тишина и только медбрат Серёга, через некоторое время недоверчиво спросил:
— Ну и что братуха, дали тебе хату и пенсию или, это твои очередные гонки?
—Дали, догнали и ещё раз дали, а Галина Брежнева признала меня своим сыном и усыновила. А здесь я выполняю секретную миссию, по выявлению автора вечного двигателя. Не видел тут кого случайно с его чертежами?
—Ну, ты, Лёва, и гонщик. Решпект. Уважил старика. Давно я не слышал подобной чепухи, — поглаживая усы и допивая водку, одобрительно проворчал Петрович.
—Чепухи — ну, ну, — прокряхтел чей-то глухой голос в пустом углу. — А что вы скажите, страждущие, если вы все сейчас окажетесь в Париже, на Елисейских полях?
В палате воцарилась тишина...И через минуту, поняв с кем они имеют дело Лёва сказал:
—А можно, Альтшульцер, организовать нам турне по Европе, после выборов?
—Договорились, после выборов, так после выборов. Удачи вам, — послышалось какое-то шуршание, потом, само по себе, открылось окно и лёгкое прозрачное облачко выплыло из палаты.
