первая часть.
В больничном коридоре витал еле уловимый запах жасмина с примесью чего
кисло — терпкого, не позволяющего вдохнуть воздух всей грудью.
Это не позволяло сосредоточиться на происходящем. Особенно сбивала с толку медсестра,
которая вела меня, молча за руку как маленькую девочку
по полукруглому, серо-белому коридору. Я была растерянна и напугана.
Остановившись перед дверью с табличкой номер два, она открыла дверь.
Войдя в помещение, я огляделась;
На обычную палату оно не походило, скорее, смахивало на жилище старого холостяка.
Потертый, коричневого дерева двустворчатый шифоньер с вставленным в него зеркалом,
во весь рост, был зажат между двуспальной кроватью и тумбочкой с колбами, наполненными какой-то жидкостью.
Не было окон, но яркий дневной свет шёл с потолка.
Меня не так смутила обстановка палаты, как поразило другое обстоятельство;
на правой стороне кровати полулежал на подушках седой мужчина среднего возраста.
Его бледно- желтое лицо с приподнятыми бровями домиком, выражало искреннее удивление и сочувствие.
Словно кто-то, нажал на рубильник, подключив меня к переменному току!
То холод, то невыносимый жар, поочередно испытывали моё тело.
Неприятные мурашки, бегающие по телу, взяв на абордаж мои страхи и устроившись в голове,
пытались окончательно запутать в клубок мои извилины.
Растерянно оглянувшись на медсестру, я мысленно задала
себе вопрос: «Какого чёрта я тут делаю?»
Будто услышав меня, она указала рукой на левую половину кровати, приглашая присесть:
- Тамара Васильевна Пархоменко? – услышала я вкрадчивый и грустный голос.
- Нет, я Бондаренко Елена Владимировна.
- Думаю, ошибаетесь, вы — Пархоменко.
- Да нет же, я Бондаренко… вот сейчас… покажу …
Я сняла с плеча маленькую чёрную сумочку, которую в помине не имела, но была уверена, что она моя.
Открыв её и увидев зияющую пустоту, тупо уставилась на медсестру:
- Странно…
- Хорошо, успокойтесь, я проверю. Хотя у нас никогда не бывает ошибок.
Медсестра, уходя, посмотрела на меня.
Взгляд её, мне показался, был более пристальный и изучающий.
Стук закрывающейся двери опять заставил меня вздрогнуть. Не зная, куда спрятать испуганный взгляд,
я сосредоточенно уставилась на рядом стоящий шифоньер,
который стал медленно темнеть. Мне показалось, что тёмное пятно, отделившись
от мебели, приближается ко мне и хочет до меня дотронуться.
Понимая, что тревога переросла в непонятный страх, скорее всего в панику,
я закрыла глаза, пытаясь отвлечься и сосредоточиться на мыслях.
Мучили и терзали душу три вопроса: Кто я? Что тут делаю? Как сюда попала?
Ища логику в происшедшем, я решила всё разложить по полочкам,
насколько хватало моих познаний в дедукции. Думаю, что меня банально ограбили,
стукнув по голове. Это хоть как-то объясняет потерю памяти. Но тогда почему
я помню свою фамилию? Или не помню, а машинально ответила, что на ум взбрело?
Откуда медсестра знает, что я Пархоменко? Почему я сопротивляюсь?
Нет, нельзя столько много думать, когда отбили мозги — можно поверить
во что угодно!
Чтобы немного отвлечься от тревожного состояния я повернулась к соседу.
Он одобрительно кивнул и улыбнулся:
- Я… Александр Васильевич. Будем знакомы.
- А я Лена, может быть…
Пытаясь приветливо улыбнуться, я растянула губы, но вместо улыбки рот замер
в позе извлечения звука — Ыыы! Мне стало неловко. Прикусив нижнюю губу,
я попыталась отвести взгляд в сторону, но Александр, придвинувшись на локте ближе,
взял мою левую ладонь в свои руки. От его холодной и липкой ладони
по моему телу пробежал неприятный зуд, словно тело окатили холодной водой,
и оно покрылось гусиными пупырышками.
Заныло в сосках.
- Не бойтесь, Леночка, я не причиню вам вреда. Успокойтесь и расслабьтесь.
Здесь просто приёмная. Скоро нас распределят по другим палатам.
- А вы давно ждёте?
- Скоро год.
- Ни хрена себе!
Меня стало подташнивать. Ничего себе! А если мне придётся ждать неопределённое время?
Да ещё с каким-то мужиком в одной палате, на одной кровати!
Я не заказывала такой «десерт»!
Мои ладони машинально выскользнули из его рук. Лицо превратилось в эскиз бездарного художника,
и сосед, видимо заметив это, добродушно улыбнулся:
- Я по пояс парализован, а вот неделю назад и руки стали понемногу отказывать.
Могу, конечно, шевелить руками, но движения причиняют сильную боль.
Не могу ничего уже удержать. Вот такие дела. Так что особо на меня не рассчитывайте, — он,
попытавшись рассмеяться, звучно крякнул.
Устроившись на подушках удобнее, Александр продолжал загружать мой мозг своими воспоминаниями,
будто вечность ни с кем не разговаривал:
- Последние месяцы никто не приходит. Сыновья где-то по России скитаются,
все им не сидится дома, а Валюша в Москве, зарабатывает мне на операцию.
Не заработать ей, как пить дать, лучше бы со мной побыла, недолго мне осталось.
Соскучился по ней, да и что говорить, слёг рановато.
Она же у меня всегда фифой была, в городской префектуре двадцать лет проработала, беды со мной не знала.
Я вкалывал, да за детьми присматривал, чтоб она о других могла подумать. А вот пришла беда — и никому мы не нужны.
И префектуры этой давно нет. Работы нет, и будущее непонятно. Мыкается по чужим семьям, моет, стирает, варит,
а денег ей все одно не заработать. Лучше б скорей помер, нашла бы себе мужика на старости лет и не корежилась бы.
- А сыновья? – я прониклась жалостью, и глаза мои увлажнились.
- А что они? Как слёг — так все пропили, даже мать не пожалели. Я их в ежовых рукавицах держал,
а Валюша мягкотелая, вот и отбились от рук. А сама ты не из наших будешь? Житомирских?
- Что? Житомирских? Нет, я из Москвы.
- А что тут делаешь?
- Где?
- У нас в Житомире.
- Я что — в Житомире?!
Мне казалась, что я собралась в кубик-рубик и очень неправильно.
Память, как заброшенная книга с выдранными страницами утомила не на шутку.
Именно отсутствующие страницы меня больше всего волновали. Житомир? Что-то знакомое,
но я не знаю, в какой он даже стороне. И вообще, что я все-таки делаю в Житомире?
Лучше не думать, не рассуждать и не вникать!
Вкрадчиво подкрадывалось слово «психушка».
Александр уловил моё замешательство и шутливо изрек:
- Да, девушка, вы совсем плохи. Соберите свои мысли, расслабьтесь.
- Да какие мысли! У меня одни вопросы, на которые нет ответов!
Чувствую себя неудачницей в передаче «Что? Где? Когда?».
- Всему своё время. Вы найдете ответы на свои вопросы, поверьте мне.
Прикрыв глаза, он склонил голову как сам батюшка перед словом «аминь»,
дав понять, что сам толком ничего не знает.
Вконец запутавшись в вопросах и расстроившись, как заброшенная гитара на чердаке,
я решила выйти в коридор, чтоб найти, хоть кого-нибудь, кто бы наконец-то, мной занялся.
Привстав с кровати, вновь плюхнулась на неё от неожиданности;
Дверь приоткрылась. В помещение неуверенно озираясь вошла молоденькая девушка
лет восемнадцати или того меньше. Руки её дрожали, лицо было опухшее от слёз.
В широко открытых глазах на нас смотрело безумие.
Распухшие губы, еле шевелясь, тревожно прошептали:
- Где я?!!
- Хороший вопрос. — Я встала и, идя ей навстречу, уточнила…
- Ты что, ничего не помнишь?
- Помню… в палате…там пустота… никого…мне страшно! – Она, запинаясь, пыталась подобрать,
наверное, самые главные слова, но у неё плохо получалось.
Я прижала её к себе. Проведя рукой по вьющимся белокурым волосам, тихо попросила:
- Давай сначала присядем, успокоимся и все разложим по полочкам.
Посадив девочку на кровать, я заметила, что руки мои тоже лихорадило.
Нужно было их чем-то занять, чтобы не показать, как сама до смерти напугана.
Ничего лучшего, чем подойти к зеркалу и поправить свои волосы, мне не пришло на ум.
Коленки тоже дрожали и поэтому, сделав рывок, я резко очутилась перед зеркалом.
О, ужас! Там меня не было!
Резко подпрыгнув, я ткнула пальцем в зеркало и, выпучив глаза в пустоту
перед собой, фальцетно вскрикнула, жадно хватая воздух ртом.
Александр повернувшись в мою сторону, пожал плечами и спокойно спросил:
- Наверное, увидели самого дьявола?
- Меня там нет!!!
- Я не смотрюсь в него. Может это просто муляж?
Повернувшись к зеркалу и приложив к серебряной поверхности пятерню,
я ощутила холод стекла. Было похоже на имитацию и весьма качественную.
Сглотнув нарастающий комок тревоги, я сделала три глубоких вдоха
и выдоха грудью и почти успокоилась, пока девушка тоже не подбежала к зеркалу и, отшатнувшись, замерла статуей.
С зеркальной поверхности на неё смотрело её отражение, очень размытое и испуганное. Оно было в гематомах.
Бордово-кровавые пятна, выступающие из-под ситцевого платья, четко вырисовывались на руках и ногах,
а правая половина головы была разбита, будто били битой. Отскочив, она запрыгала на месте и руками стала
стряхивать с себя что-то невидимое, потом посмотрела на руки и ноги и навзрыд крикнула:
- Там не я, там кто-то другая! У меня всё в порядке! Вот смотри!– поднеся свои руки к моему лицу,
она ждала подтверждения.
- Конечно там не ты! – И в самом деле, девушка была в порядке. Непорядок возник вновь в моей голове.
Там родился новый неразрешимый вопрос: Кто же там за зеркалом?
Не вдаваясь больше в подробности происходящего, я, взяв девушку за руку,
и усадила рядом с собой на кровать. Мы, прижавшись друг к дружке несколько минут, уставившись в пространство,
молчали. Немного придя в себя, я решила нарушить напряженное молчание:
- Как тебя зовут?
- Тома, — всхлипнув, тихо пробормотала девушка.
- А я Лена. Так что теперь мы втроём, и будет веселее. — Я хотела подбодрить её, но последнее слово упало
куда-то вниз и получилось очень невесело.
- С тобой что-то случилось? Почему ты в больнице?
- Не всё помню. Помню только, что вчера легла спать почти под утро, а проснулась в палате.
В ней ничего не было кроме кушетки, на которой я спала, а вокруг серые стены и всё. Мне стало неуютно,
и я вышла в коридор. Хотелось кого-нибудь найти и, открыв соседнюю дверь…и открыв дверь..…
Тома замолчав, тяжело задышала, словно слово, которое она должна произнести
могло причинить ей физическую боль. Я насторожилась и, пытаясь не испугать её, медленно и
тихо выдавила уверенным голосом:
- Ну? Что …там было… за дверью?
- Ничего, просто стена, — теперь она говорила навзрыд. – Везде за дверьми стены… одни стены…
и никого кругом, только вы!
- Что?! Хочешь сказать, что во всем помещении только одна наша палата?!
Вскочив как ужаленная и распахнув дверь, я бросилась к соседней двери.
Распахнув её, я тупо уставилась на кирпичную кладку. Уже ничего не понимая и подбегая к каждой следующей двери,
я упиралась взглядом в ту же самую картину серо-бордового кирпича. Меня стало тошнить,
как на третьем месяце беременности.
Необъяснимый токсикоз мучил и рвался наружу. Казалось, он вылезет даже через уши.
В каждой открытой двери с надеждой я пыталась увидеть выход.
Но картина не менялась.
Нервы натянулись до предела, как струны гитары у пьяного настройщика,
и рвущийся их звук отдавался в моих мозгах звенящим скрежетом.
Сердце резал испуганный крик Томы:
- Леночка! Не бросай меня! Не бросай, пожалуйста!
Двери, двери, одни только
