Школьники и школьницы. Повесть. Глава 24

                                                                                   

                                                                                 

                                                                                ДАЛЬШЕ! ВЫШЕ! БЫСТРЕЙ!




    Как-то мама, меняя в кране прокладку, воскликнула:
    - Есть ли в этом доме настоящие мужчины?
    Мы с папой удивились - неужели она их не видит перед собой?
    И мама увидела.
    - Способен ли кто из вас на подвиги?
    - Еще бы! - дружно ответили мы, а папа даже перестал сутулиться, горделиво разогнул спину, приосанился и пошел в ванную бриться.
    И мама отправила его за картошкой.
    Он отличный, мой папа!
    А вчера, гамадрил Гришка Романюк, заявил, что мой папа слепой, потому что носит очки, лысый и прихрамывает на одну ногу.
    - И выходит, что твой папа - монстр, - развеселился Гришка, - а мой - чемпион мира по домино и заслуженный мастер по другим видам спорта.
    Я с ним подрался, а вечером, лежа на кровати, горько плакал, и папа успокаивал меня, говоря, что не стоит огорчаться из-за всяких дурацких слов..
    В ближайший выходной, папа уже с утра был на футбольном поле, где его поставили в ворота. Он падал, отражал мячи, пропускал, играл в поле не щадя себя, его били по ногам и ставили подножки. Одно стекло у очков треснула, и погнулась дужка.
    Потом он почти два раза подтянулся на турнике. Конечно, ему было далеко до папы вонючки Романюка, но он старался изо всех сил, мой папа!
    А в домино, он на пару с одним дядей, обыграл чемпиона мира - Гришкиного папу, и сказал мне позже, что это было совсем не сложено. Ну, а про шахматы и говорить нечего - папа обыграл всех подряд!
    Кто-то из дядей сбегал в магазин, и папа вместе со всеми пил пиво, и тот кто чемпион (бывший!), то есть папа Гришки-вонючки-гамадрила, сказал: "У тебя классный папа, малец!"
    Домой папа вернулся в разодранных брюках, весь перепачканный, разбитые очки косо болтались на левом ухе, и все равно очень веселый. Когда я все рассказал маме, она совсем не рассердилась. И даже очень вкусно нас накормила. Было видно, что мама тоже гордится папой.
    И хотя я тоже настоящий мужчина, что не раз доказывал в непростых поединках с Лисицким, Сестренкиным и тем же гамадрилом Гришкой, все же я не смог сдержать слез, как и вчера вечером. Но это были уже совсем другие слезы.
 
    За завтраком, по радио объявили, что наши женщины добились громадных успехов: и в футбол играют. науки двигают, отбывают милицейскую и военную службу, и даже в космос летают. И вообще - самые красивые.
    - Слышали! - торжествующе сказала мама. - А вы нас на кухню мечтаете засадить на всю жизнь и лишить культурного общения с телевизором.
    Папа согласился с диктором, что да, наши женщины - самые красивые, но в то же время выразил недоумение. Это что же получается? Если женщина отправляется с утра играть в футбол - а как же тогда завтрак? Он что, сам себя приготовит? Она, значит, женщина, , села в ракету - и фьюить! - к Марсу полетела, а обед кто варить будет? Поэт Некрасов? Не будет он варить. И Салтыков-Щедрин тоже варить не станет. Приходишь, понимаешь, усталый с работы домой - и что же видишь? А ничего! Вместо ужина на плюшевой скатерти, изукрашенной разными салатами, горячи супом с петрушкой и бутылкой забористого кваса - пустота! Нет хозяйки, не пришла еще, науки, видите ли, двигать некому. Космос обживает... Ничего, мужики и без них науки продвинут - это они должны заниматься тяжелым умственным трудом.
    Папа нашел еще много причин для того, чтобы засадить женщин на кухню, и мама не на шутку рассердилась, но пришли бабушка с дедушкой, и ссора продолжения не имела. 
    Бабушка обняла меня, поцеловала и сказала:
    - Ты, Боря, какой-то бледный и худой, ешь, наверное, мало. Почаще к нам приходи, я тебя откормлю.
    Мама сказала, что питаюсь я нормально.
    - Тогда у него глисты, - встревожилась бабушка. - Ему анализы сдать надо. Ты сегодня какал?
    - Нет, - сказал я сердито. - И вчера нет. И завтра не стану.
    - Это почему? - еще больше встревожилась бабушка.
    - Не желаю какать для анализов, а хочу по необходимости.
    Чуть позже пришла папина сестра и сказала:
    - Ты, Боря, какой-то бледный и толстый. Много ешь? Ты здоров? Ты какал сегодня?
    - Нет, - ответил я мрачно.
    - Ты очень полный, тебе надо больше какать. И непременно сдай анализы.
    Добила меня докторша, мамина подруга из поликлиники.
    - Моя мама, - пожаловалась подруге моя мама, - выдумала, что у Борьки глисты.
    - Ну-ка, Боря, покажись, - сказала мамина подруга.
    Я показался.
    - Вполне нормальный ребенок, - высказала свое мнение докторша. - Здоровый цвет лица, хорошо для своих лет развит. Если только, на всякий случай... Ты сегодня какал, Боря?
    Я взревел.
    - Ну-ну, успокойся. И пожалуйста, порадуй маму и бабушку - покакай утром... для анализа.
    Мама пошла провожать подругу, а когда вернулась, папа сказал, что звонил унесенный ветром.
    - Это ты о ком? - удивилась мама.
    - О твоем брате, о ком же еще. Сказал, что злые ветры подхватили его на свои крыла и... попросил денег.
    - Что ты ему ответил?
    - Да, мне очень хотелось ему ответить, но интеллигентный человек не может произносить такие слова вслух. Два года работы в журнале дают о себе знать.
    - Если я не ошибаюсь, это был журнал "Юный сантехник", и ты работал там курьером. Не так ли?
    - Ну и что. Там кипела творческая мысль.
    - О чем еще говорил Евгений?
    - Так, ни о чем, как всегда. - Папа пожал плечами. - Спросил - как Борька? А я сказал, что неплохо бы ему сдать...
    Это было невыносимо, и я пошел к деду. Тот сидел перед телевизором, смотрел передачу про рок-музыку и громко отбивал ритм ногами.
    Я решительно к нему приступил:
    - Дед, у тебя много денег?
    - Класть некуда.
    - Положи мне.
    - Положи... Ишь, шустрый какой. Вот выиграешь в дурачка, тогда положу... - И дед потянулся за картами.
    Когда в комнату вошла бабушка, дед испуганно сказал:
    - Ведь мы играем не из денег, так, чтобы вечность провести...
    - Сейчас я покажу тебе вечность! - грозно нахмурилась бабушка. - Конец пришел вечности.
    И это было похоже на правду.
    Кто легкой птицей, кто скоком, мы с дедом брызнули к выходу, ловко обогнули бабушку, выскочили из комнаты, ветром пронеслись по коридору, и скрылись в бескрайних городских просторах.
    Куда отправился бороздить просторы дед, я не знаю. Я же, когда очухался, оказался рядом с домом Сашки Прохорова. К нему я и зашел.

    Семья Прохоровых кормила малыша.
    - Сладенький мой, ешь кашку, - уговаривала ребенка Сашкина мама. - Нет, нет, это не твоя килька, это папина килька, это чужая килька. Фу, бяка какая!  Брось ее, или отдай обратно папе. Ну зачем же ты, солнышко, на пол уронил папину кильку? Ах, папа тебя толкнул. Какой папка нехороший. Ничего, он подберет и скушает. Наш папка все съест. Кушай, котик, надо кашку обязательно доесть, а то папка придет ночью и тебя заберет.
    Котик недовольно смотрел на папку, на мамку, так же недовольно поглядывал на старшего брата, пускал пузыри и есть отказывался.
    - Я слышал, что вы вчера по парку бегали? - наконец-то подал голос, немного взвинченный Сашкин папка.
    - На четыреста метров, - подтвердил Сашка.
    - Ну и какое ты занял место?
    - Свободное.
    - Объяснись.
    - Не добежал я до финиша, слишком резво начал, в боку закололо. Вижу, дед на скамейке сидит, газету читает, а место рядом - свободное. Вот я его и занял.
    - Да, место почетное.
    - Главное, что удобное.
    - В кресле еще удобнее.
    - Ну, если бы я рядом с домом бегал...
    - Эх, Сашка, Сашка, от твоих проказ, мои виски убелились сединой. Ты подумал об этом?
    - Нет, не подумал.
    - То-то и оно. О чем ты вообще думаешь! И куда смотришь, когда я с тобой разговариваю?
    - Я смотрю на мамины виски. Они сединой не убелены.
    Сашкин папа глубоко вздохнул, а мы с Сашкой пошли звонить Юрке - вчера в школу он не пришел.
    - Я еще раз вышел в открытый космос, - сообщил он.
    - И как, удачно?
    - Нет.
    - Опять?
    - Если бы не пираты...
    - Какие в отрытом космосе пираты?
    - Космические.

    Мы навестили Юрку и убедились, что руки у него на этот раз остались целыми, а вот ногу он ушиб здорово. Этаж, хоть и первый, а все равно из окна падать больно.
    - Жаль,  что пираты скрылись, - сказал Юрка. - Но вы же знаете, от меня далеко не уйдешь.
    - Ну да, - пробормотал я, испытывая сильное сомнение по этому поводу, но вслух ничего говорить не стал: ему сейчас и так нелегко.
    - Нога болит, - как бы в ответ на мои мысли, признался будущий космонавт Юрка. - Похоже - тройной перелом.
    - Но ты же ходишь!
    - Так, ковыляю... Наверное, два перелома уже срослись, а третий срастается.
    На прощание мы попросили Юрку временно воздержаться от выходов в космос, тем более в открытый. Ну, а если станет невтерпеж, вдруг в космос как на сгущенку потянет, пусть звонит - мы придем на помощь.
    Когда мы вышли на улицу, Сашка предложил зайти к жившему недалеко Славке. Я задрал голову и посмотрел на часы.
    - В это время он полдничает, а значит, мы для него такие же желанные гости, как мыши на кухне.
    Но все-таки мы рискнули.
    Славка, похоже, уже расправился с основным блюдом и доканчивал полдник, стоя у своего подъезда, откусывая кусок за куском от огромного бутерброда, который он держал в левой руке; в правой же у него было яблоко - тоже величины впечатляющей, возможно шестьсот граммовая антоновка.
    - Прекрасный бутерброд! - воскликнул Сашка, завистливо капая слюной на рубашку. - Наверное с сыром?
    Славка молча кивнул.
    - Даже с виду понятно - вкусный.
    - Вот и смотри, только руками не трогай, - осадил его Славка.
    - Но если ты дашь мне попробовать...
    - Еще чего! Негигиенично это. Сколько заразных микробов на твоих руках и у тебя во рту? Мириады! А мне еще есть после тебя...
    - Я вымою руки.
    - Это лишнее. Посмотреть можно и с грязными.
    - Только посмотреть?
    - Только. И все! Не будем возвращаться к этой теме.
    - Она мне близка.
    - Ну и что?
    - Да ничего. И яблоко у тебя красивое...
    - Я знаю.
    - Мой папа говорит, что многие знания преумножают наши печали. Поделись со мной печа... тьфу! - я хотел сказать - яблоком.
    - Вот еще! Мне совсем с ним не грустно. И к тому же - яблоко маленькое.
    - Ну, не такое уж оно и маленькое. Я бы даже сказал, что оно большое. Очень большое.
    - Мое яблоко, мне и знать лучше - какое оно. Вот если бы у меня арбуз был, я бы тебя угостил. Арбуз, он большой, один бы я с ним не справился. Хотя...
    Напрасно Сашка взывал и взывал. Славка оставался непреклонен.
    Так как не мешало заправиться, мы с Сашкой бодро направились в сторону рынка, где продавались аппетитные пирожки. Славка увязался за нами.
    Мы с Сашкой взяли по два пирожка. Славка решил не отставать.
    - Я очень люблю пирожки с повидлом, - признался он продавщице.
    - Вот как, - удивилась та. - Эту информацию я сохраню до конца жизни. Но у меня только с мясом, картошкой и капустой.
    - А в капустном пирожке случайно нет повидла? - спросил Славка с надеждой.
    - Случайно нет, - разрушила его надежду продавщица.
    - Что ж, - вздохнул Славка, - давайте с картошкой.
    - Там тоже нет повидла, - предупредила женщина.
    - Обойдусь, - буркнул Славка. - И еще с мясом...
    Мы не спеша жевали пирожки,