"УРОВЕНЬ ВТОРОГО ПЛАНА".(Мистический хоррор)

Она  так  и  не  проснулась  до  конца  на  самом  деле. Потусторонний  инфернальный  мир  захватил  ее, захватил  целиком,  и  не  хотел  отпускать. Она  теперь  была  его  лакомой  конфеткой.
  Она  застряла  на  перепутье  трех  миров. 


                                                                                                  ***
  По  окончании  рабочего  дня  следователь  Дорофеев, сложив  все  папки  по  делу  Сурганова  Андрея  Александровича  в  портфель. Он  быстро  собрался  и  вышел.  Вышел  в  коридор, заперев  на замок  в  кабинет  дверь. Он  захватил  с  собой  портфель  с  некоторыми  следственными  документами  уже  по  другому  делу  по  очередному  убийству  и  зонтик.  Надо  было  добежать  до  служебного  гаража, где  была  его легковая  машина. Шел  сильный  дождь, и  надо  было  добежать  до  гаража  и  сесть  в машину  и  ехать  домой. Было  много  работы  и  надо  было  спешить  домой, чтобы  поужинав  по-быстрому  заняться  неотложной  на  дому,  следственной  работой.
  Стоял  уже  вечер  и  день  рабочий  подошел  к  концу. Кроме  того, быстро  стемнело. На  удивление  самого Дорофеева, и  надо  было  быстро  добраться  до  дома.
  Он  быстро  поднял  все  по  самоубийству  дух  женщин  все  документы  и  дело  самого  Сурганова  Андрея  и, прыгнул,  торопясь, домой. Он  хотел  это  все  рассмотреть  дома  в  домашней  обстановке.
  Дорофеев  так  удивился  таким  неожиданным  в  этом  деле  новым  находкам  и  обстоятельствам, что  увлекся  сбором, перетусовкой  и  сортировкой  тех  бумаг, и  не  заметил  скользнувшую  черную  от  его  окна  кабинета  тень. Тень  похожую,  на, человеческую. Длинную, и  вытянутую, которая  захватив  даже  край  потолка,  скользя  мгновенно  по  белой  крашеной  стене  полузатемненного  с  погашенным  и  выключенным  уже  светом  кабинета  Дорофеева, шмыгнула  мгновенно  в  темный  один  из  углов  его  кабинета.
  Там  стоял  сам  ангел  смерти  Азраил. Раскрыв  все  свои  шесть  огромных  оперенных  как  птичьи  крылья. Он  смотрел  на  Льва  Семеновича  Дорофеева.
  Смотрел  своими  пылающими  и  горящими  желтым  светом, пожирающих  все  живое  глазами.
  Азраил  был  совершенно  невидим  в  темном  углу  и  в  тени  в  полумраке  и  смотрел  на  следователя  Красноярской  следственной  прокуратуры  Дорофеева.
  Он, молча, наблюдал, как  тот  собирался  домой  и  торопился  быстрее  добежать  до  гаража. Он  проводил  его  светом  желтых  своих  горящих  и  несущих  только  смерть  глаз  и  черной  тенью  просочился  сквозь  закрытую  Дорофеевым  деревянную  на  замок  защелку  наспех  дверь  его  кабинета. Он  полетел  за  ним  в  клубах  невидимого  черного  дыма, следуя  за  Дорофеевым  по  пятам. Через  охрану  на  входе  в  прокуратуру, незримой  и  неосязаемой  тенью, преследуя  следователя  до  самого  гаража  под  проливным  летним  ливнем.
  Лев  Семенович  Дорофеев  воткнул  в  зажигание  ключ  и  завел  мотор  своей  легковушки  и  выехал  быстро  из  гаража. За  ним  ворота  гаража  закрыл  охранник  и  Дорофеев  доехал  до  автомобильной  проходной, охраняемой  тоже  нарядом  охранников. И, те, открыв  ворота  на  проезжую  дорогу. И  со  светофором  перекресток  выпустили  его  и  он, нажав  на  газ, рванул, почти  с  места, и, понесся  к  перекрестку, торопясь  проскочить  мигающий  уже  зеленым  светом, намекая  на  красный  светофор. Первый  раз, в  своей  жизни  нарушая  правила  дорожного  вождения, что  было  ему  совершенно  как  фанатичному  и  неподкупному  служителю  закона  не  свойственно.
  Было  поздно, и  он  просто  спешил  домой.


                                                                                              ***
  Сначала  был  яркий  свет. Потом  из  этого  света  сформировался  длинный  из  бетона  коридор. Практически  бесконечный  и длинный.  И  он  побежал, поэтому  длинному  коридору. Сворачивая  то  направо, то  налево.
  Сменялись  плоскости  и  положения  стен. Появлялись, дери  разных  уровней  и  форм. Все постоянно  менялось. И  коридор  вел  его  куда-то. Вел  его  Сурганова  Андрея, казалось  в бесконечную  неизвестность. И  он  бежал  по  нему  как заведенный. То, спрыгивая  в  какие-то  черные  провалы, и  летел  в  пустоте, потом,  падая  на  бетонный  такой  же  пол, и  бежал  снова  вперед.
  Он  сам  не  знал, почему  он  оказался  здесь, но  упорно  бежал  вперед.  Цель  была  вырваться  из  этого  коридора. И  он спешил  отсюда. Спешил, чувствуя  саму  приближающуюся  опасность. 
- Остановись, человек! - кричал  ему  Диамир - Остановись! Я  приказываю  тебе! Ты  хочешь  смерти?! Своей  и  моей  смерти?! Остановись!
  Но, Андрей  его  не  слушал. Он  просто  бежал. Бежал  без  остановки  и  бежал. Прыгая  все  куда-то  и  поворачивая  на  крутых  поворотах.
  И  слышал  без  конца  этот  ревущий  звериный  доносящийся  со  всех  сторон  голос. Голос  пытался  остановить  его.
  Что-то  произошло. Произошло  с  ним  сейчас  и  он  летел  по  коридорам  уже  как  пуля, не  чувствуя  даже  ног. Скорость  была  все  сильнее  и  сильнее. И  все  только  мелькало  и  догоняющий  летящий  со всех  сторон  звериный  рев  и  голоса, пытающиеся  его  остановить, растворились, где-то  сзади  за  Сургановым  Андреем. Они  пытались  его  догнать, и  присутствие  кого-то  догоняющего  кошмарного  и  чудовищного  сзади  все  время  висело  в  голове  убегающего  в  его  сознании. И  он  стремился  блуждать  от  всего  этого, спастись  и  вырваться.
  Сурганов  вдруг  вспомнил  свою  маму. Мама  ждала  его  где-то  там  впереди, и это  его  подталкивало  лететь  с  еще  большей  скоростью, и  не  останавливаясь.
- Мама! - крикнул  он  в  мелькающую  пустоту  впереди  себя  того  уходящего  вдаль  длинного  бетонного  туннеля - Мама! - эхом  его  голос  пронесся  впереди его  и  он  делал  все, чтобы  опередить  свой  же  собственный  звук.
- Сыночек  мой - голос  женщины  Андрей  услышал  впереди  себя - Сыночек  я  жду  тебя.
  Это  случилось  первый, и  единственный  раз. Андрей, вдруг  услышал  голос  матери, и  почувствовал  ее. Он  чувствовал  присутствие  родного. Он  ощущал  в  этом  бетонном  длинном  бесконечном  коридоре  присутствие  своей  матери. Она  ждала  его, где-то  там  и  была, где-то  там  впереди. А,  тот, кто  был  сзади, пытался  его  догнать, но  уже  не  мог.
- Мамочка! - он  прокричал  своей  матери  там  где-то  ждущей  его  впереди - Я  хочу  к  тебе! Я  иду  к  тебе!
  Тот, что  сзади  просто  ревел  ему  вослед  и  отставал  безнадежно  и  безвозвратно. Это  был  тот, кто  много  лет  жил  в нем  в  Сурганове  Андрее  и мучил  его, порождая  зло  внутри  своего  живого  носителя. Это  то, что  жило  в сознании  его  и  то, что  теперь  погибало, теряя  вырвавшуюся  из  его  когтистых  цепких  лап  человеческую  душу.
  И  снова  этот  яркий  свет. Снова  свет, который  ударил  прямо  в  его  Сурганова  Андрея. Проходя  через  него  летящего  с  бешеной  скоростью. Свет  ударил  в  лицо, и  он  выскочил  из  этого  длинного  бетонного  бесконечного  многоуровнего  с  поворотами  тоннеля. Выскочил  к  бетонной  высокой  ограде  бетонного  с  высокими  трубами  завода.


                                                                                           ***
  Это  случилось  очередной, наступившей  ночью. В  грозу  и  проливной  ливень.
  Вся  городская  психиатрическая  клиника  имени  Ломоносова  просто  внезапно  окончательно  сошла  с  ума. И  все  что там  сейчас происходило, просто  потеряло  любой  контроль. 
  Прямо  посреди  ночи, больницу  всю  тряхнуло  несколько  раз, да  так  что  посыпалось  все  от  медицинских  инструментов  до  известки  с ее  стен  и потолков. Будто  случилось  девятибальное  землетрясение.
  Стены  больницы  закачались  вместе  с ее  люстрами  на  потолках. Все  это  сопровождалось  необъяснимыми  громкими  скрежещущими  и  прочими  гулкими  звуками. И  казалось, наступил  настоящий  здесь  конец  света. Именно  этой  ночью  и  именно  здесь. Посыпалась  даже посуда  с полок  в ее  столовой  со  звоном  металлических  кастрюль  и  тарелок. И  покатились  вдоль  длинных  на  этажах  коридоров  больничные  на  колесах  кресла  и  кровати  каталки.
  Все  больные  клиники, вытаращив  свои  сумасшедшие, в  дикой  ярости  и охватившем  их  испуге  глаза, внезапно  заголосили  на  всех  голосах, и  завыли  и  этот  дикий  неуправляемый  вой  вырвался  наружу  через  распахнувшиеся  окна  и  битые  стекла.
  Больные  начали, словно  по  общей  чьей-то  команде, все  как  один, стали  бросаться  на  решетки  камер  и  железные  двери, по  всем  ее  этажам  разбивая  себе головы  и  ломая  кости. И  это  невозможно  было  остановить. Весь  медперсонал  самой  клиники, просто  напугавшись  всего, что  там  начало  твориться  разбежался, выскочив, кто  успел  за  ее  ограду, бросив  не  успевших  унести  свои  ноги  и  саму  больницу  на  произвол  судьбы. Даже,  охранявшая  ее  охрана, бросила  все  под  натиском  неизведанной  и  пугающей  все  вокруг  силы.
  Дикий  необъяснимый  ужас  поселился  этой  ночью  в  ее  стенах  и  за  высоким  с  колючей  проволокой  забором  клиники.
  Ее  наводнили  пришедшие  извне  некие  существа  в  виде  черных  теней. Теней  заполнивших  всю  больницу  и  все  ее  помещения, сводя  и  пугая  всех  безнадежно  больных  пациентов  и  нападая  на  них.  Даже  двор  больницы  стал  место  пиршества  черных  существ  выходящих  из  самой  темноты  ночи, обретая  внешность  и  осязаемость.
  Врач  психотерапевт  Гальперина  Регина  Олеговна, схватив  вместе  с  медсестрой  Тоней  своих  двоих  из  их  палат  пациентов  Матюшенко  и  Савину, это  всех  кого  они  успели  захватить  с  собой, закрылись  в  кабинете  самой  Гальпериной  на  все  замки, какие  только  были  в  той  двери.
  Заперевшись  с  медсестрой  Тоней  в  своем  кабинете  тоже  на  втором  этаже  больницы  и  звонила  Климовой. Она  позвонила  в  милицию  и  в  службу  спасения, нажав  тревожные  кнопки.
  Гальперина  обрывала  телефон  служб  спасения  и  все пыталась  дозвониться  до  своей  коллеги  Климовой  Вероники  Георгиевны, но  все  бесполезно  было  и  то  и  другое. Телефон  просто  пикал  или  в  нем  стоял  такой  же  истошный  рев, как и  в  самой  больнице.
  Гальперина  просто  обрывала  телефон  Климовой. Она  никак  не  могла  до  нее  дозвониться. Она  была  в  ужасе  и  звонила  прямо  из  самой  клиники.   
  То, что  сейчас  с  самого  утра  происходило  в  самой  больнице, невозможно  было  даже  описать.
  Вся  клиника  Ломоносова  просто  стояла  на  голове. Разбежалась  даже  вся  охрана  и  из  больницы  повыскакивали, кто  еще  успел  спастись  медики  и  санитары. 
  По  всей  психиатрической  больницы  по  ее  стенам  и  на  полу  текла  кровь. Стояли  истошные  крики. Трещала  и  ломалась  по  всему  зданию  мебель  и  вылетали  на  улицу  окна. Осыпалась  краска, падали  светильники  и  люстры,