- Ну, что, - Впиваясь зубами в огромную помидорину, спросила Марина,
- Видел ты сегодня этого старика?
- Лодочника? – Марат отломил от буханки здоровенный ломоть,
- Видел. Только, должен тебя разочаровать, ничего особенного я в нём не обнаружил. Старик, как старик, усы, правда, великолепные, хоть картину рисуй.
- Ну, а глаза? Ты видел его глаза?
- Слушай, чего ты ко мне пристала с этим лодочником? Я же не виноват, что не вижу его таким, каким он кажется тебе. И вообще, Маринка, у тебя больное воображение! Это случается иногда и случается, как правило, от расстройства психики. Когда домой приедем, обратись к моей мамочке, она тебе даст дюжину таблеток. Кстати, надо бы уже написать старикам, чтобы не беспокоились.
Марина тут же отпарировала:
- Ага, только люди с нормальной нервной системой решают вдруг, посреди ночи, неизвестно, для чего, лезть на дерево, а потом, как ни в чём не бывало, возвращаются, истекая кровью, в изодранных штанах и наводят ужас на окружающих.
"Знала бы ты, где я был вчера на самом деле", - Подумал Марат и усмехнулся. И сразу вслед за этим заметил рядом со скалой ещё один, такой же, как у них, катамаран. Правили катамараном взрослая женщина и девушка, лет семнадцати. Девушка весело над чем-то смеялась. Судя по всему, спутница рассказывала ей что-то смешное и интересное. Катамараны двигались навстречу друг другу и некоторое время спустя оказались напротив. Девушка мельком посмотрела на Марата, но тут же и отвернулась. А Марат, внезапно напрягшись и забыв закрыть рот, смотрел на неё, не отрываясь. Женщина в возрасте (а для Марата все женщины, старше его сестры, считались женщинами в возрасте), тоже разглядывала его, откровенно усмехаясь и, кажется, даже как-то комментируя его раскрытый рот и парализованную позу. Теперь они обе хихикали, и Марат был почти уверен, что это он стал предметом их пересмешек. Как бы там не было, Марат, прикованный взглядом к прекрасной незнакомке, уже представлял себя рядом с нею и в два счёта пришёл к выводу, что она, несомненно, и есть та самая богиня красоты и совершенства, поисками которой он был занят всё последнее время.
- Нет, серьёзно, Марат, скажи мне, зачем ты полез на дерево? – Словно издалека услышал он возвращающий его на землю голос сестры и, наконец, не без труда, отвёл взгляд от прекрасной незнакомки.
- А? Что ты говоришь?
- Бэ! Я говорю, какая нелёгкая понесла тебя на дерево среди ночи?
- Так я это, я за русалкой лазил.
- Я серьёзно…
- Слушай, Марин, давай обгоним вон тот катамаран. Ну, просто так. Давай? Сидеть надоело!
- Но мы же хотели плыть совсем в другую сторону? – Уже слегка покрасневшие от солнца плечи Марины приподнялись, следуя её недоумению,
- А! Чепуха! – Марат нетерпеливо махнул рукой,
- Нет там ничего интересного! Тебе-то какая разница, в какую сторону плыть? Мы же кто? Мы – отдыхающие! Понимаешь? То есть мы - люди, пребывающие в праздности. А чтобы от её однообразия скулы не сводило, что нужно? Правильно, нужен экспромт! Даёшь бой однообразию праздности! Ну, что, понеслись?
Марина, как показалось Марату, понимающе усмехнулась:
- Ни за что! Я уже накрутилась вволю этих скрипучих педалей. У меня ноют мышцы, и я просто хочу загорать. Я, дорогой братик, хочу предаваться праздности и наслаждаться ею, а твои бесконечные экспромты у кого угодно могут вызвать нервный тик. – Она с удовольствием потянулась всем телом,
- А если тебе неймётся познакомиться с мамой этой маленькой девочки, - Марина покосилась на брата,
- То тут я тебе не помощница.
- Какой девочки? Чего ты несёшь?
- А, я ошиблась? Ну, извини. Просто, мне показалось…
- Вот именно! Тебе показалось!
- А чего это ты так занервничал?
- Ты – самая противная сестра на свете!
- Я – не просто сестра, я – старшая сестра, которой поручено приглядывать за тобой. Вот, стоило вчера ненадолго оставить тебя одного и – пожалуйста, результат налицо.
- Издеваешься?
- Проявляю отеческую заботу.
- Я отыграюсь.
- Кто бы сомневался. Ладно, не сердись. Я и вправду устала. Давай будем просто мирно путешествовать. Без экспромтов. По ранее намеченному маршруту. Тобой же намеченному.
- Ладно. – Марат невольно оглянулся вслед удаляющемуся катамарану с прекрасной незнакомкой. В конце концов, подумал он, теперь ему стало ясно, что предчувствие и тягостное томление последних дней не обманывало его, и с этого момента он твёрдо знал, кого ему следует искать. В последующие несколько часов Марат стал рассеян, отвечал невпопад, перестал балагурить и всеми мыслями был теперь с той, кого недавно повстречал на бирюзовой глади прекрасного Иссык-Куля. Теперь Марату захотелось побыть одному. В голове его зрели стихи, и самым большим желанием его сейчас было добраться до ручки с тетрадкой. Сестра же, казалось, никуда не торопилась и готова была хоть до самого вечера покачиваться на их стареньком катамаране. Но в итоге и ей надоели его молчание и замкнутость и она сама предложила поворачивать назад. Марат сразу повеселел и крутил педали, опережая сестру, так что катамаран постоянно уводило в сторону. Наконец, они пристали к берегу и к ним тут же подлетели жаждущие покататься отдыхающие. На берегу давно уже не осталось ни лодок, ни катамаранов. Всё было разобрано ещё утром и до обеда даже нечего было надеяться достать хотя бы лодку. А тут – такая удача! Кто-то решил пристать к берегу за несколько часов до обеда, а это было настоящим событием в размеренно текущей жизни пансионата. Катамаран, по мнению Марины, "едва не разорвали на части" и несколько минут спустя он уже удалялся от пляжа. Какие-то двое счастливчиков самозабвенно крутили педали, наслаждаясь красотами гор и синевой Иссык-Куля.
Марина пристроилась к группе, изображающей игру в волейбол, а Марат расстелил на горячем песке покрывало, удобно на нём расположился и выудил из сетки свой потрёпанный блокнотик и карандаш. Мечтательно посмотрел на озеро и приготовился писать. Где-то там сейчас покачивалась на волнах его прекрасная незнакомка, и ей он сейчас собирался посвятить свои новые стихи. С некоторым беспокойством он огляделся. Свои творческие потуги он всегда предпочитал скрывать от окружающих. Нет, никому до него решительно не было никакого дела, все были заняты собой, или не заняты вообще ничем. Марат вывел первые строчки:
Я Вас увидел и смутился…
Нарушен Вами мой покой.
Зачем Ваш образ мне явился?
Играет, видно, случай мной…
Нет. Не то. Марат пожевал карандаш, перечеркнул написанное и понял, что здесь написать что-нибудь стоящее у него не получится. Ему необходимо было остаться наедине с собой. И он, сделав знак Марине, что уходит, направился в наверняка пустующий сейчас номер.
V
Только ему так и не удалось в этот день написать ни строчки. Душу тяготила сладковатая тяжесть, хотелось просто смотреть в пустоту, или, например, прижаться к берёзке и бесконечно долго стоять так, слушая перешёптывание кудрявой листвы. Мысль ему определённо понравилась, и он направился к берёзовой роще. Деревья были уже немолодые, их толстые, в целый охват, стволы, взмывали высоко вверх. Но они были прекрасны! "Что за прелесть, эти берёзы", - Подумал Марат. "А вот пересади любую из этих красавиц на другую почву, в другое место, и они погибнут. Но вот если пересадить совсем маленькое деревце, то оно, скорее всего, приживётся. Почему так?" Марату нравились собственные мысли. "Вот так же и люди", - Продолжали нанизываться размышления, - "Человека можно вырвать с корнем с родного места, не причинив ему смертельного вреда, только в юном возрасте. Но чем дальше, тем тяжелее, тем нестерпимее для человека оказывается смена образа жизни, тем сильнее он станет противиться нарушению привычного уклада". Марат удивлённо поджал губы. Надо же, до чего додумался! Интересно. А что же дальше? Мысли расползались, и ему никак не удавалось выстроить их в стройный порядок. "А дальше вот что. Ясно, что всё живое на земле связано между собой тонкой, но крепкой нитью. И то, что свойственно, как он самонадеянно думает, только человеку, несомненно, обнаружится ещё где-нибудь в природе. Потому, что то, что присуще природе, является частью самого человека. Но люди не задумываются над этим и не замечают очевидного и лежащего на поверхности. Случается, человек, желая что-то сотворить, что-то изменить в окружающем мире, терпит поражение только из-за того, что, забывая связать себя с окружающим миром, забывая, что он лишь является его частью, принимает собственное "я" за точку отсчёта, за ось симметрии, за единственно верную систему координат. А потом с недоумением обнаруживает, что его якобы непогрешимые и выверенные расчёты оказываются, на самом деле, неверными. И в итоге он вынужденно возвращается к исходной точке, он возвращается туда, откуда начал, но время безвозвратно уходит, оставшийся отрезок жизни неумолимо сокращается, но он так и продолжает блуждать по кругу, не в силах расстаться с тешащей душу мыслью о своей решающей роли в законах развития природы и вселенной". Марат почувствовал необычайное воодушевление и искренне восторгался своей открывшейся способностью к философскому рассуждению. "И вот я, стою сейчас здесь, один, среди этих прекрасных берёз и вдруг начинаю холодеть от странной мысли, что я – это я… Как странно… Что значит – "Я"? – Лоб Марата вдруг покрылся испариной и он без сил опустился на траву. "Что это со мной"? – Он ладонями сжал виски. "Я и мир… Я, или мир? Или я, или мир? Да нет же! Моё "Я" будет раздавлено, уничтожено, выброшено на обочину жизни, если хотя бы теоретически предположить, что это самое "Я" каким-то образом вдруг станет центром вращения. А как же миллионы, нет, миллиарды других "Я"? Как же они? Ведь это самое "Я" присутствует, нет, не присутствует, оно есть, оно во весь голос кричит о себе и в каждой травинке, и в каждом дереве, во всём! Вокруг меня бурлит жизнь, прекрасная и непостижимая! Да-да-да! И нет ничего глупее объявлять себя центром мироздания и пытаться загонять неподдающийся осмыслению мир в свою убогую систему координат! Нет! Правильным будет найти свою орбиту движения в этой вселенной, надо найти своё место на этом празднике жизни! И надо стараться приносить радость, именно радость этим бесчисленным "Я" и ни в коем случае не ставить себя выше их. Даруя тебе понимание того, что ты – это ты, мир даёт тебе возможность осознания собственной своей принадлежности к этому миру. Дарует радость осмысления и постижения самого себя, осмысления своего единства с миром, а не противопоставления себя ему. Как всё, оказывается, просто. И сложно одновременно".
Голова у Марата стала тяжёлой. Пальцы рук подрагивали мелкой дрожью. Наконец, он поднялся с земли и быстрыми шагами направился к озеру.
Марина всё ещё играла в волейбол. Увидев Марата, она подбежала к нему.
- Маратик, у тебя такой вид, словно ты и в самом деле заметил на дереве русалку.
- Вот чего не видел, того не виде. Но. Знаешь, о чём я сейчас думал? – Марина
