и прочим мусором. Валялись стулья с напрочь ободранной полировкой, лежал к верху ногами стол с рельефными узорными ножками. Левее валялась разбитая гитара с перепутанными струнами. Тяжёлый шмель с гудением пролетел мимо меня и растворился в ближайшем окне.
В остальном было тихо.
Никого тут, конечно, не было. Может, и зоны тут никакой нет?
Я прошёл несколько метров, хрустя мусором под ногами. В глубине зала на второй этаж убегала широкая, когда-то, наверное, мраморная лестница — сейчас ступени у неё были выворочены, и вместо них были грязные кирпичные ложа, тоже заваленные мусором. Над лестницей на стене весело улыбался маленький гипсовый ангелочек. Другие, должно быть, были сбиты — на их предполагаемых местах зияла обнажённая краснокирпичная кладка...
— Кукареку! — вдруг раздалось где-то в глубинах здания.
Я вздрогнул. Это не был петушиный голос. Этот голос был явно человеческий. Кто-то прятался там, за лестницей или на втором этаже. И он, конечно, знал уже о моём присутствии тут...
— Эй, — крикнул я, глядя в сторону лестницы. — Кто там?
Никто мне не ответил. Только голуби забеспокоились под потолком. Один из них спрыгнул с какого-то карниза и вылетел в окно.
Я постоял минуту-другую, прислушиваясь к тишине, и снова крикнул:
— Ау-у-у! Есть тут кто-нибудь?
Никто мне опять не ответил. Я пожал плечами и направился к лестнице. В кармане у меня имелся трофейный магнум, который я привёз ещё десять лет назад из Афганистана и на который у меня имелось разрешение, как работнику спецслужб. Конечно, ни в кого стрелять я не собирался, но для спокойствия оружие было необходимо. Мальчишки, наверное, предположил я. Местные. Используют как полигон это имение для своих игр. Трудно ведь удержаться, имея под боком такие руины. Я поднялся по лестнице на второй этаж. Там было так же пусто и бесприютно, как и на первом — мусор, разбитая мебель, расколотое зеркало справа в конце зала. Тут, наверное, раньше проходили балы. По странности, одно из кресел казалось удивительно сохранившимся. Оно стояло у окна, как будто кто-то специально поставил его там, чтобы любоваться окружающим пейзажем. Задница у меня ещё не отдохнула от автомобильной седушки, но я всё равно присел на это кресло, отмечая, что вид из окна и впрямь замечательный. Вся поляна лежала передо мной, как на ладони: качели, скамейки левее, которые я будучи внизу не заметил, выложенная в виде пятиконечной звезды цветочная клумба, синяя "Нива" на опушке соснового бора, подле которой что-то белело — приглядевшись, я увидел, что там сидит давешний белый волк. Это мне не понравилось. И какого чёрта он ко мне прицепился? Подачки, что ли, дожидается? Я вспомнил про фотоаппарат, висевший у меня на боку. Щёлкну, на всякий случай. Не уверен, конечно, что зверь проявится на фотобумаге, но, по крайней мере, местность там запечатлеется точно. По любому, для отчётности нужен общий вид прилегающей местности.
Потом я стал бродить по второму этажу; обнаружилось много комнат и коридоров, которые там были расположены по какому-то непонятному мне порядку, напоминая лабиринт. Никого из людей я там так и не увидел, звуков тоже никаких не было, если не считать всё тех же воркующих голубей. Один раз, когда я проходил мимо, со стены сама собой обрушилась лепнина, подняв тучу известковой пыли. Выбор у меня был богатый, и я, чтобы не насиловать лёгкие, пошёл в другую сторону...
Через час это мне стало надоедать. Ничего заслуживающего внимания я там не находил. Обыкновенный заброшенный дом, каких я уже повидал немало на своём веку, набитый мусором, засохшим человеческим дерьмом, с напрочь испорченной мебелью и с абсолютно бессодержательной пустотой — в смысле какой-либо антинаучной аномальности, я имею в виду. Всё там было абсолютно и безусловно объяснимо с точки зрения академической науки. Я снова подосадовал на пропажу моего чемоданщика, в котором имелись различные приспособления для магнитный замеров и замеров радиационного фона местности, но уже понимал, что ничего толкового мне тут не найти. А потом мне вспомнилось о правом крыле, про которое меня предупреждал мой самозваный великовозрастный "сынок", чтобы я туда ни в коем случае не входил. И я, конечно, сразу же туда пошёл.
И вот с этого момента начались долгожданные трудности. Во-первых, я никак не мог найти проход в это крыло. Я постоянно упирался то в глухие непроходимые стены, то в глухие непроходимые лестницы, которые и вверху, и внизу заканчивались тупиками, непонятно было, зачем их вообще построили. Во-вторых, однажды, выбравшись в какую-то крохотную комнатку, я вдруг обнаружил, что за окном уже темнеет. Это меня удивило. Я точно помнил, что прибыл к усадьбе около часа пополудни, и с той поры прошло по моим ощущением не более двух часов — так мне, во всяком случае, казалось, но то, что уже может быть вечер... Получается, я потерял счёт времени? Это мне не понравилось, по складу своего характера я очень не любил терять контроль над текущими событиями. Я, поразмыслив, пришёл к выводу, что в темноте мне заниматься поисками не следует и решил вернуться к машине — там у меня имелась палатка, впрочем, можно было обойтись и без неё, разложив в машине сиденья. Да и перекусить мне уже не помешало бы — голод давал о себе знать. Но едва я выбрался в зал, из которого открывался вид на поляну перед фасадом, как и замер, озадаченный — на дворе светило солнца, как будто и не было вечерних сумерек, которые я только что созерцал из другой комнаты. Я тут же кинулся обратно, чувствуя, как внутри меня забилось какое-то радостное предчувствие, но давешней маленькой комнаты найти не смог. Она будто провалилась сквозь землю, сгинула напрочь в лабиринте коридоров и залов, и я напрасно бегал туда и сюда, не находя её. Но радостное чувство внутри меня при этом только усиливалось. Я впервые получил реальное подтверждение того, что аномальная зона тут всё-таки есть, и теперь меня отсюда не выдворишь никакими силами.
В третьих, вокруг меня появилось и стало нарастать ощущение того, что тут, в доме, кто-то всё-таки присутствует, что тут имеется какая-то жизнь, какая-то непонятная мне энергетика, с которой я постепенно как бы синхронизировался, вступал в резонанс и поэтому начинал её чувствовать. Это, конечно, не были прямые визуальные материальные свидетельства. Но мне всё время стало казаться, будто кто-то за тем или этим углом прячется, наблюдая за мной, кто-то не очень враждебный, хотя и не очень дружелюбный, я бы сказал, а, скорее, любопытный, как какой-нибудь зверь, всю жизнь проведший в глухих местах и никогда не видевший человека. Иногда мне казалось, как где-то сзади и в стороне, на самом пределе человеческого визуального диапазона, мелькает какая-то тень — высокая, похожая на человечью, но когда я поворачивался туда, то тень пропадала, я ничего не видел, и это со временем изматывало моё внимание — я уставал и начинал подумывать, а действительно, не убраться ли на ночлег в машину. Но потом я об этом забывал, снова бродил туда и сюда по бесконечным комнатам второго и третьего этажей. Иногда мне слышались как бы обрывки человеческих разговоров, отдельные слова, из которых ничего нельзя было понять. Например, "звенящая дуга у камина" или "сейсмические толчки в социальном космосе"... Кстати, третий этаж оказался наиболее сохранившимся с точки зрения комфорта по сравнению с остальными. В некоторых комнатах там имелась чудом сохранившаяся мебель, покрытые простынями кровати, комоды, стулья, столы, почти как новые, хотя и покрытые пылью. В одной комнате, на тумбочке подле кровати обнаружилась горящая свеча. Она казалась только что зажжённой, потому что не имела почти никакого нагара и воск с неё ещё не стекал... В другой комнате, выдвинутой вверх из круши мансарде, располагался, должно быть, учёный кабинет — широкий письменный стол под зелёным сукном в глубине справа, какие-то научные приборы или приспособления не нашей эпохи на нём, судя по эстетике, быть может, не нашего, двадцатого, века, а, скорее... Девятнадцатого? Восемнадцатого? Посередине же комнаты стоял огромный медный телескоп, такой изящный, что место ему казалось только в музее. Его жерло было устремлено в распахнутое полукруглое окно в покатом потолке. Дальше по коридору, сразу же за кабинетом, обнаружилась длинная галерея с картинами, висевшими на стенах — большей частью, это были портреты средневековой знати в тяжёлых тёмных бархатных одеждах, бархатных шляпах с перьями, при орденах и прочих украшениях из драгоценных камней и металлов, при шпагах и мечах, спокойно и с достоинством глядевших на меня из своих золочёных рам... За окнами всё ещё светило солнце, и потому я не торопился из дома, хотя и чувствовал себя изрядно уставшим...
Постепенно ощущение присутствия иной жизни нарастало. Откуда-то появились многочисленные толстые мохнатые персидские коты, которые важно ходили по коридору и то и дело попадали мне под ноги. Откуда-то издалека доносился злобный собачий лай: "Нгав... Нгав... Нгав". Кто-то невидимый отчётливо и капризно произнёс мне в самое ухо: "Дуся, чашку горячего шоколада в постель!" Но людей пока что не было видно. Впрочем, я понимал, что такая встреча уже не за горами.
И действительно, в какой-то момент, зайдя в одну из комнат на третьем этаже, я увидел там нескольких человек, которые сидели на мягких стульях с высокими спинками вокруг длинного стола. Это были мужчины. Они были одеты в одежды... начала века, быть может (так мне показалось) — длиннополые сюртуки, пиджаки о двух бортах, широкие брюки; всё несло на себе печать некоего, я бы сказал, непревзойдённого изящества, ныне (в конце двадцатого века) полностью утраченного под напором демократического ширпотреба. Когда я появился в дверях, они повернули ко мне надменные лица. Я секунду-другую смотрел на них, совершенно ошеломлённый, потом сделал шаг, другой, и они вдруг стали таясь, пропадая, как нематериальная голограмма, лишившаяся энергетической подпитки. И через несколько секунд их не стало совсем. Только лежали рубашками вверх подле каждого стула оставленные игральные карты, и они казались ещё тёплыми от только что державших их рук, но проверить это наверняка я не рискнул, не прикоснулся ни к одной из них.
Это, конечно, не было галлюцинацией.
В своём уме я был уверен. Но вот что именно тут происходило, я пока что понять не мог.
Скажу сразу, после кабинета и галереи я уже не видел ни одной комнаты, в которой царило бы запустение. Всё теперь выглядело так, будто жильцы их только что покинули, но могут вернуться в любую минуту. Даже пыль на предметах исчезла, словно бы здесь соблюдался ежедневный уход за обстановкой. В какой-то момент я подумал, и зачем мне тащиться к своей машине, я ведь могу заночевать и здесь, на любой из этих великолепных постелей, застеленных идеально белыми простынями, своим видом приглашавших меня к ним прикоснуться, лечь и забыться в спокойном благодатном сне...
Но этому сбыться было не суждено. За моей
С теплом и уважением