победе коммунизма…
Сашка покладисто сидел на чурбачке и ждал от дяди Вовы новых указаний. Сети ставить ему понравилось. Дядя Вова просил его рулить веслами и очень громко и смешно ругался. Ни мама, ни бабушка так смешно ругаться не умеют. Дядя Вова утирал брызги с лица и футболки и вопил, как Костик Попов из младшей группы.
-Жаль, что я не знаю, что такое «карамба» и «тысяча чертей»… Половина слов непонятны…,- грустно думал Сашка.
-Сань, а ты когда-нибудь сосиски жарил?
Малыш печально покачал головой.
-Во! Сейчас научишься!
Дядя Вова очистил прутик и насалил на него сосиску.
-Садись вот сюда… Сосиску держи подальше от пламени и поворачивай… Если все сделаешь, как я сказал- объеденье будет!..
Сам же Владимир принялся рубить сухой сосняк, сваленный Николаем с багажника «нивы». И посматривал на край леса: где там «красная армия»?
Затем разом все бросил. Подошел к столику и налил себе водки. Сел напротив Сашки и долго и внимательно на него смотрел. Сашка пару раз оглянулся, но дядя Вова молчал. Значит, еще не готова вкуснятина…
-Ну, Степаныч, за твое продолжение… За жизнь твою…- к чему-то непонятно сказал дядя Вова и выпил из кружки. И так смешно скривился! А потом улыбнулся! И стал похожим на деда Степаныча!
А бабушка сказала, что деда еще долго не придет…
Г Л А В А 11
Кавалькада прибыла часа через два.
Володька вдоволь нахохотался, глядя на это сборище убогих, спешащих в Париж по старой Смоленской дороге.
На сцепке за его «нивой» гордо и неукротимо двигался Мишановский «РАФ-4» с оторванным бампером и помятым левым крылом.
Следом, точно контуженный, рывками перемещался Аркашин «ниссан-марч» с подвязанным экспандером капотом.
И, судя по внешнему виду, все три машины только что закончили пробег по тюменским болотам или бразильской сельве.
Николай подрулил к стоянке. Вылез, размазывая дрожащей рукой грязь по лицу. Следом выскочили собаки и стремглав скатились с берега в озеро.
Толя- почему-то босиком и в шортах- обошел свой «РАФ», попинал колеса. На пассажирском кресле что-то недовольно и громко бурчал Санька Жедяев. Аркаша же вообще вылез через заднюю дверь своей «божьей коровки».
А Вовка ухахатывался! И еще, подлец, пробовал фотографировать ребят!
-Вовка! Мы у тебя номер где-то задний потеряли… Шарились, шарились в грязи- ни хрена не нашли,- выправил Никола общий дисбаланс настроения. –Через недельку подсохнет- может, и проявится…
Володька, уже хмуро, поздоровался с Толей, с Аркашей. А Жедяев все продолжал что-то шипеть в машине. Вовка приоткрыл дверцу.
-ЗдорОво! Ты чего бухтишь? Выходи!
-Блин, ремень заклинило! Ни туда, ни сюда!..
-А на хрена ты в лесу пристегивался?!
-Везде должен быть порядок!- назидательно ответил Сашка, силясь одновременно просунуть и живот, и голову под ремнями.
-Ну, сиди, сиди тогда…- Володька направился к костру. –Толь, да помоги ты ему! До утра сидеть будет!- посочувствовал он Жедяеву.
Некоторое время из «РАФа» явственно слышался скрежет, шевеление, мат. Затем к костру подошел Толя.
-Мужики, дайте ножик! Иначе он никогда не выберется…
-Толь, ты поосторожней добивай… А то весь салон кровью забрызгаешь. Для начала тюкни по темечку чем-нибудь тяжелым,- мрачно пошутил Николай, отмываясь в озере вместе с собаками. –Вовка, что с сетями? Поставил? А жратва?..
-Да все готово!- отмахнулся Вовка. –Аркаша, а у тебя-то что?.. Двери заклинило?
-Сигналка, сволочь, глючит! А замок центральный. Вот и кажилюсь, как спелеолог…
Пухлые щеки Аркаши за этот год обвисли. Вертикальные складки протянулись от переносицы к скулам. Волос на голове почти совсем не осталось. Да и оставшиеся кучерявились каким-то белым невесомым нимбом.
-Дядя Вова, сделалась вкуснятина?- поинтересовался изнемогший от ожидания маленький Сашка.
Володька посмотрел на сосиску. Ничего, уголь еще никому не навредил… Хотя, ножиком поскрести все-таки не мешало бы… Поскреб. Откусил немного для пущего эффекта, закатил глаза.
-Объеденье!!! Только подуй сначала- горячее…
Толя, наконец-то, разрезал ремень на Жедяеве. Оба чуть ли не бегом поспешили к костру. Поздоровались с Сашкой. Тот, набив рот сгоревшей «вкуснятиной», с достоинством пожал им руки. Ребята облизнулись при виде сосиски.
-Но-но!..- осадил их Владимир. –Мойтесь сначала! Готово все! Вас ждем…
Жедяев беззвучно взвыл и спустился к берегу. Толя же просто вытер ладони о шорты.
-Я чего… я за рулем был… я чистый…
Никола разложил горячее по чашкам.
-Сань! Жедяев! Достань там из воды, в сетке… Да не разбей!
Уселись, наконец-то, за стол. Молчаливые, серьезные… Даже маленький Санька, зажав чумазыми ладошками кружку с газировкой, молчал. Хотя так хотелось попроситься к дяде Толе в машину, порулить.
-Ну, чего, мужики?.. Давайте за братишку,- тяжело вздохнул Николай. –Славно пожил… И мы с ним славно пожили… Мало только… Светлая ему память.
А ладонь Николы, грубая, жесткая, как панцирь черепахи, с набившейся под обломанные ногти грязью, ласково и машинально гладила по голове притихшего внучонка.
Минут через двадцать, когда уже немного разговорились, Володька достал «Клочки» Степаныча.
-Ребята, нате… Вот так вот, как здесь, и напечатают… Через месяц обещали… Лучше я сгруппировать не смог… Там еще дневник был… Я его Валюхе вернул. А остальное все- здесь… Почитайте, может, кто что подскажет… Хотя… чего уж сейчас… поздно уже…
Ребята расселись, кто где, разобрали рукописи.
Николай сгребал грязную посуду.
-Я, Вовка, дома почитаю… Очки не взял, все- равно не разберу…
-Никола, а ты правда не знал, что он пишет?- Вовка обтер пыльный корпус гитары, принялся настраивать.
-Правда. Чего я врать-то буду? Валентина- и та не знала, а я-то откуда?.. Эт ты его, малохольный, заразил… Хорошо хоть написано-то?..- он замер с посудой в руках.
-Нормально, Коль… Да хорошо, хорошо, не смотри ты на меня так! Иди, посуду мой! И еще одну из сетки прихвати, когда обратно пойдешь…
-Ладно… Хорошо так хорошо… Внучок, пойдем, поможешь… Котелок прихвати. Да не прижимай ты его к себе! Нас бабка с матерью убьют! И «ферри» прихвати… Нет, это «бякя» для дядей… Вон, у куста… Во! Брось ее в котелок… Все, пошли.
Сытые собаки дрыхли на мелкой гальке. Нехотя поднялись, потревоженные посудомойщиками, и поплелись к костру, подальше от греха и маленького Сашки.
Вечерело. И небо, и вода у горизонта окрасились малиновым. Здесь же, у стоянки, озеро было пугающе свинцовым и неподвижным. И зябким.
А у костра звучало:
«Хоть бы раз суета нас свела
Пусть больными, плешивыми-
Ах, какая бы встреча была,
Если б все были живы мы…»
Г Л А В А 12
Сашка сопел где-то подмышкой.
-Где Никола?- тревожно спросонья подумал Володька. Сел. Палатка, просвечиваясь костром насквозь, была пуста. В ногах пыхтели во сне собаки. Снаружи неслась песня.
-Что ж я-то здесь? Опять, сука, запьянел, в палатку потянулся!..
Он знал себя: запросто такое случиться могло! Заботливо укрыл малыша, погладил попутно спящих собак, с трудом зашнуровал кроссовки, подхватил пуховик и выполз наружу. На часы при своем зрении даже не посмотрел: не спят- значит, рано. А главное- живы, значит!.. Раз поют, бродяги…
Ребята, не обращая на подошедшего Володьку никакого внимания, допевали.
«...Когда приспустят флаг в порту до половины,
Останется одно, последнее : «А вдруг?»
Было два часа ночи.
. . .
-Споешь?- спросил Лешка.
-Да.- Женька подтянул струну. –Степаныч очень ее любил.
-На, держи… По чуть-чуть… Что-то притомился я сегодня… За него!
Выпили. Женька запел.
«Погиб ли то фрегат
Седой волной разбитый…»
Было два часа ночи.
. . .
-Валь, а давай мы у тебя переночуем? Даш, ты завтра никуда?..
Дарья мыла посуду, но мать услышала.
-Не-а,- помотала головой. –Теть Валь, переночуем?..
-А я вас и сама хотела попросить…- Валентина свернула скатерть. Неторопливо, аккуратно. –Чего на ночь глядя идти? Квартира пустая, все разъехались…Сашку Никола забрал… Не застудил бы… А то выпьют- про все забудут…
-Да нормально все будет! Ночи теплые, не замерзнут… Да с собаками… Помнишь, с Улькой на снегу ночевали на Ицыле- не продохнуть было в палатке…
-Клещей бы не подхватил.- Валентина открыла мусорное ведро, запихнула в него аккуратно сложенную чистую скатерть.
Надежда замерла. Переглянулась с Дашкой. Затем торопливо нашарила сигареты, закурила.
-У меня- все…- Дашка вытерла руки. –Есть еще грязное?..
-Все, Дашута, все, прекращай…- Валентина устала села на диван рядом с Надеждой. –Иди, девочка, садись…- Она обвела пустыми глазами кухню. –Девчата, а давайте чуть-чуть выпьем… Чуть-чуть…- Она посмотрела на Надежду. –А ты, Дашут, возьми гитару, в маленькой комнате… Поиграй что-нибудь… А то все ребята уехали, тихо как-то… Степаныч очень гитару любил.
-Теть Валь, да я не умею,- засмущалась Дашка.
-А Степаныч говорил: умеешь… Говорил: понравилось очень…
-Даш, возьми…- попросила мать. –Что можешь- то и сыграй.
Женщины налили в рюмочки. Валентина долго мяла, грела свою в ладонях, пока Дашка настраивала гитару.
-Все? Ну, девчата давайте за Степаныча… И хорошо, что вы ночевать остались… За него!
Дарья скривилась от запаха водки, но пересилила себя и отпила глоток.
-Сыграй, Дашута.
Они даже не поняли, что песня уже играется и поется- до того все это было тихо- тихо.
«Это все, что останется после меня.
Это все, что возьму я с собой…»
Женщины слушали и беззвучно плакали. И плакала, глотая слова и слезы, Дашка.
Было два часа ночи.
Г Л А В А 13
-О! Нарисовался! Чуть песню не испортил!- с чувством сказал Жедяев , громко подпевавший совсем в другой тональности.
-А кто малька укладывать будет?- резонно возразил пока еще хмурый Вовка.
-Ты, дружок, не завирайся,- Никола прикурил от уголька. –Саньку мы к тебе час назад подсунули- ты даже не шелохнулся. «Кто малька укладывать будет…». Трепло.
-Ладно ты, чалдон… Вот ворчливый стал, спасу нет!- Вовка хорохорился. Он знал, что сейчас не уснет до утра и потому наглел. –Чаек есть?
-Есть, есть,- Никола налил ему водки. –Там ушица еще осталась…
-Что, в сети зашло?..
-Парочка. Как и положено. Ребята, давайте я всем налью.
Никто не отказался, хотя Сашка уже был «тяжеленьким», а у Толи постоянно слипались глаза. И уже еле-еле заметно начало светать. Лишь Аркаша сидел светлым и бодрым, как Никола. Вовка мельком, как опытный зек, взглянул на всех и выпил водки. И на секунду все просветлело. И рядом с Николой сидел Степаныч… И все гомонили дружно, громко и радостно… А Степаныч отвечал… А все опять спрашивали…
Вовка закрыл глаза.
-Никола, налей еще…- попросил он.
Выпил. А Степаныч отвечал и отвечал ребятам. И Лешке, и Сергею, и Женьке… И Улька сидела рядом, и Плюм… И бризом тянуло с Улагача…
Вовка открыл глаза. Ребята молчали. И молчала гитара в Аркашиных руках.
-Дай,- попросил Вовка. Гитара была настроена.
«За окном то дождик, то ненастный день…»
. . .
-Серый, ты чего молчишь все время?
А Сережка, и вправду, почти весь день молчал.
-Не знаю,- нехотя ответил тот, переворачиваясь на
