человеческой жизни, – с готовностью ввязывался в спор князь. – Особенно, когда рядом нет нужного для большого сражения противника. Пашет, пашет смерд землю и получает самый малый урожай. А тут вдруг подворачивается кровник и можно все устремления души и тела направить на его позволенное обычаем убийство. При этом он прекрасно знает, что потом родня кровника точно такую охоту устроит на него. Какая тут сила характера?! По-моему, ничего ничтожнее и глупее этого и быть не может. Навсегда изгонять убийц из родной земли – вот что самое разумное.
– И куда их изгонять?
– А в мое войско, куда же еще. А я уж подарю им смерть славную и достойную.
– Но ведь ты сам убийцу безродного мальчишки не изгнал, а казнил?
– Это же была не месть, а мой княжеский судебный приговор.
– А разве тебе самому не приходилось своим врагам мстить? – продолжала допытываться воительница.
– Да у меня врагов никогда не было и никогда не будет, – как маленькой девочке объяснял ей и остальным «курицам» Дарник.
Они, разумеется, такому заявлению поверить не могли.
– Когда в пятнадцать лет я в одиночестве на долбленке покинул свою Бежеть, я уже знал, что раз я готов кого-то убить, то будет только справедливо, что и кто-то другой захочет меня убить и на это не надо обижаться, а принимать как есть, – стараясь быть убедительным, растолковывал он. – Никто никогда не видел и не увидит, чтобы я избивал кого-то безоружного, или приказывал вешать сдавшихся противников.
– Но ведь это ты придумал поединки «двое на одного»? – не без язвительности поддерживала Калчу Лидия. – Еще и говоришь, что нет героя, который может справиться с двумя просто умелыми ратниками. А ведь это то же самое, что нападать на безоружного.
– Ну вот хотел вас, доверчивых, обмануть и не получилось, – смеясь, сдавался он.
Эсфирь все не могла забыть, как он год назад отказался от ее любовных услуг в пользу Корнея, и раз за разом хотела выяснить, какие именно ему нравятся женщины. Князь с удовольствием отшучивался: «молчаливые», «застенчивые», «безропотные», «терпеливые», «самоотверженные». Но однажды ему самому стало интересно: а действительно – какие?? И он вслух при купальщицах попытался разобраться:
– Видимо, все дело в моей матери. Когда мне было пять лет, ее вместе со мной изгнали из нашего селища. И десять лет подряд, я лето проводил с двоюродными братьями в Бежети, а зиму вдвоем с матерью в лесной землянке. И за эти десять лет я не слышал от матери ни одной жалобы на такое ее положение. В первую зимовку на нашу землянку напал медведь-шатун. И моя мама, она была худенькой и ростом еще меньше Калчу, сумела убить его: вилами, рогатиной, стрелами из самострела. А еще за десять лет мы с ней ни разу не голодали, хотя в самой Бежети небольшой голод был. Своими ловушками и самострелом она добывала дичи столько, что хватало даже для обмена на хлеб, репу и овес. Но самое главное, что ей от моего деда Смуги Везучего достался целый сундук со свитками на словенском и ромейском языке. Как этот сундук попал в Бежеть, я так никогда и не узнал, но попал. И дед был единственным человеком умеющим читать по-словенски и этому он научил мою маму. А она уже в землянке научила читать меня. А чуть позже я уже сам подобрал ключ к пониманию ромейских свитков. Вот и весь секрет моего отношения к женщинам: «Делай, что должна делать и ни на что не ропщи».
«Курицы» выслушали его слова молча, внешне никак не прореагировал. Однако вскоре Дарник заметил кое-какие изменения в их поведении. Калчу к своему учителю словенского языка, взятому еще зимой, добавила учителя-ромея. Следом за ней принялась изучать ромейский язык и пристрастилась к чтению ромейских книг и Милида. Евла еще больше развила кипучую деятельность, открыв в Ставке большую прядильную мастерскую и лавку по продаже готовых тканей и ковров. Лидия посадила восемь своих лучших учеников за переписку ромейских книг. Эсфирь, помимо перевода с другими толмачами ромейских книг на словенский язык, открыла школу для кутигурских детей.
Что касается расспросов Евлы на купаниях, то ее больше всего интересовало: будет ли новое пополнение в Курятнике или Женском Круге, как они сами предпочитали себя называть, и вообще, почему он выбрал именно их пятерых? Не угрожает ли им появление, например, Меванчи или кого еще? Ну и допросилась, в конце концов, когда Рыбья Кровь им с улыбкой сообщил:
– Причина вашего выбора мной очень простая. Перед каждой из вас я в чем-то виноват. Как бы мы здесь не смеялись и не веселились, это чувство вины во мне никак не исчезает. Но когда вы вместе, и чувства вины становится больше в пять раз, то я понимаю, что ничем и никогда не исправлюсь перед вами, и от этого сразу обретаю полную свободу и в словах и действиях. Низкий поклон вам за это!
Увы, «курицы» подобные тонкие намеки не понимали, им хотелось четко услышать, за что именно Великий Князьтархан виноват перед ними. Почему бы бестолковым и не признаться:
– Перед Калчу – за то, что когда-то приказал отрубить ей на руке три пальца, перед Лидией – что в Дикее ее чуть не повесил, пусть она сама расскажет как это было, перед Эсфирью – что не сделал ее своей первой помощницей, перед Евлой – что не ценю ее по заслугам.
– А перед Милидой? – в четыре голоса вопрошали советчицы.
– Перед Милидой – что даю ей много поводов для ревности, хотя она знает, что ее я никогда ни на кого не променяю. (Как же порозовела она от удовольствия!) Просто у нас с ней есть один секрет, о котором мы никому не скажем.
Когда после купания они с женой вернулись в Золотую Юрту, Милида спросила:
– А какой у нас есть секрет?
– Ну как же! – ласково обнял он ее. – Помнишь, еще в Варагесе я попросил тебя, чтобы не случилось, всегда встречать меня с радостной улыбкой. И полтора года ты держишь свое слово. Из-за одного этого ты навеки моя главная и единственная жена.
Сама Милида в купальных зубоскальствах участвовала только как зритель и слушатель, отчего чувствовала себя порой не очень ловко.
– Наверно я рядом с ними выгляжу совсем глупой и неразвитой, – жаловалась она мужу. – Я пока придумаю, что сказать, а разговор ушел далеко вперед. Тебе должно быть стыдно за такую жену.
– Наоборот, ты выбрала самую верную линию поведения, – успокаивал он ее. – Весь твой вид очень четко говорит: что мне надо, я могу спросить у мужа и наедине. Они это видят и ничего не могут поделать с твоим явным первенством. Потом ты самая красивая и молодая. Все что надо к тебе еще придет. Как говорят кятцы: собака лает, а караван идет.
Две недели, отпущенные на подготовку к Тудэйскому походу, между тем миновали, и в Курятнике всплыл самый главный вопрос, который произнесла Евла:
– А кого взять с собой в качестве походной наложницы, ты уже наметил?
– Кого мне выберете, ту и возьму. А еще лучше на меня «пояс верности» надеть, а ключ вам оставить, – с серьезным видом «вошел в положение» ревнивых «куриц» Дарник.
– По-моему все просто, – заметила на это Калчу. – Он на каждую бирему берет по ватаге юниц. Любая из них сочтет за честь разделить ложе с Князьтарханом.
– Мы с Лидией тоже можем плыть, – заметила Евла.
– Вот только согласится ли он на это? – Эсфирь намеренно обращалась куда-то в сторону, словно находящийся рядом Дарник мог ее не слышать.
Вольности «куриц» уже давно следовало приструнить. Он и приструнил:
– Вы для меня интересны, когда вы в куче, по одной долго выносить я могу только Милиду. Она ехать не может, значит, вы тоже остаетесь здесь.
4.
В поход выходили по трем направлениям в течение трех дней. Сначала на север вдоль Яика направились две хоругви под командой Радима, чтобы дойти до Вохны и дальше с потеповской хоругвью двигаться до самых верховий реки с закладкой двух-трех опорных городищ. Затем на запад в итильскую сторону вышли еще три хоругви. Вместе с той хоругвью, что была отправлена наводить Ватажную гоньбу прежде, это было полновесный двухтысячный полк, к которому позже предстояло добавиться еще тысяча-полторы кутигур набранных по кочевьям. И наконец, последним выступило морское войско: две биремы и пять лодий с семью сотнями гребцов и парусных моряков.
На суда князь взял преимущественно тех, кто в кятском походе не участвовал – надо же и им показать себя. Исключение сделал лишь для двух ватаг юниц, по ватаге на «Милиду» и «Романию». Сам он, естественно, находился на «Милиде». На «Романии» командовал Корней – он один мог на расстоянии угадывать то, чего ожидает от второй биремы Дарник. Впрочем, скучно без воеводы-помощника на головной биреме тоже не было, вместе с князем на ней плыли Буним и Давуд. Сильно похудевший и осунувшийся от превратностей судьбы тудун хмурился при всяком приближении к нему Дарника. Но тому для развлечения хватало и одного Бунима. Тот сперва долго не верил, что суда направляются на тудэйцев:
– А почему тогда третья бирема не с нами? Или ты думаешь, что на двести рукавов Итиля двух бирем хватит?
– Ты же знаешь, что чем меньше у меня войска, тем это лучше для победы, – отшучивался князь.
– А согласовывать свои действия с Хазарией собираешься?
– Конечно. К твоему кагану в гости и плывем, – еще шире улыбался Дарник.
Плыли вдоль берега, на ночь приставая к земле. Чтобы не было муторно от бесконечной гребли, князь дважды в день объявлял готовность к бою и по песочным часам, купленным у персидских купцов, следил во сколько перевертышей этих часов, команда вооружится, займет свои боевые места и откроет стрельбу из камнеметов. Все понимали необходимость таких учений и охотно принимали в них участие. Следовавшая за судами по берегу сотня дозорных к вечеру обычно успевала для моряков выставить палатки и разжечь железные печки, так что плаванье, можно сказать, проходило с известными удобствами.
Как и предсказывала Калчу все двадцать юниц взятых на борт «Милиды» согласны были разделить ложе с Князьтарханом, о чем сами же и объявили ему, так что он сперва не знал что и ответить. Выбор морской наложницы, впрочем, произошел естественным путем: небольшая крепенькая Ырас была единственной среди юниц, кого не брала морская болезнь, и, сходя вечером на берег, она была столь же бодра и весела, как и весь день на биреме и глядя на еще очаровательный крошечный носик, Дарнику всегда хотелось улыбаться. Что, как говорится, еще нужно непритязательному мужчине в 26 лет? Остальные юницы оказались на редкость разборчивыми, охотно на судне и на берегу улыбались на заигрывания ратников, но сходя на берег, спать ложились только своей девичьей компанией.
– Пока не потрясете их своими боевыми подвигами, ничего вам не обломится, – говорил озадаченным ухажерам князь. – Еще лучше, если собой их от стрелы прикроете.
– А к тебе почему они сами в постель прыгают? – С мальчишеской обидой спрашивали ратники.
– Так ведь великие сыновья могут у них только от меня получиться, – от души куражился над ними князь.
Городища Заслона, как назвала его высланная вперед Передовая хоругвь Янара, достигли лишь на четвертый день. В помощь Янару были даны сотский-иудей Ерухим и иларх-ромей Окинос, которые постарались на славу: место выбрали для городища безупречное, расположив его на крупном яйцевидном полуострове, соединенным с берегом узким перешейком,
Реклама Праздники 12 Июня 2024День России 14 Июня 2024День работников миграционной службы 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника 22 Июня 2024День памяти и скорби Все праздники |