стараться не надо: сами грязи натащат, нам только дрожжей подсыпай – ревностью, подозрениями обе стороны до такого каления доведем, что какая Любовь – окститесь! – вражда и ненависть одни! Ух, а козни какие, как поцапаются да разбегутся. Вот уж где всякий убийца пред Богом!*
Замешаем все на обидах, на самомнениях, на рассуждениях о молодости: «Да пошла она(он)! Сколько еще таких на моем веку будет!» И вот уже от Любви вашей, от Дара, рожки да ножки одни. А вы? От Счастья лытаете?..**
* «Кто скажет брату своему: «рака» («пустой» - Б.И.), подлежит синедриону; а кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной» (Матф.5:22). Высшего Закона этого, где убийцей назван и всякий ненавидящий ближнего своего, впрочем, мы уже или не помним, или не знаем.
**Перефраз пословицы: «Дело пытаете, или от дела лытаете?»
И ясно нам, как Божий день, что Счастья-то вам отныне как раз и не будет! Будут «эксперименты», будет вам «Все они одним миром мазаны!», станет вам равнодушие к Любви, останется одно больное, да плотское, ради какого никого не жаль – и себя в первую очередь!
Не станет рожденных в Любви детей, не станет Даров, но нам-то того только и надо! Ибо человек вне Счастья и Любви, во грехе – это проклятый человек!
И мелочей разрушительных в арсенале нашем премного! Вот, кажется, души не чаешь в человеке, а мы тебе ни с того, ни с сего голосом твоим же, в твоем уме да скажем: «Дура!» Претензии ее или слова как язву расковыряем. А то вдруг нашлем охлаждение: ненадолго, но под ваше же настроение, ибо не все в наших силах! А вам уже и зацепка: «А любовь ли это? А тот ли человек? Вот и люди с опытом говорили… Да не зря ли терплю, время трачу?.. Да и есть ли любовь на свете? Инстинкт, да химия!..»
И вот, утрированный этот человечишка, какому, кстати, так хорошо ныне промывают хиленькие, всем ветрам распахнутые его мозги, не умеющий различать тонкого, не знающий ничего и сердцем ничего не чувствующий – такая смешная, легкая нам добыча, что уж поверь мне, так и хочется материализоваться порою, чтобы уж посмеяться открыто, да плюнуть в лицо. Жаль, нельзя! Ибо и дураки бывает, перед смертью умнеют и о Вечности вспоминают. Вот хоть с тобой выговорюсь!
Все едино никому ничего не скажешь и не докажешь. И все, как и прежде, катиться будет по-нашему!
Давно еще, в пору начала их супружества и житья прежнего на Урале, купила Дарья Семеновна в Храме два крестика и зашила их в подушки. С тех пор прошло много лет. Все переменилось, и подушки старые вот уже который год пылились в кладовой.
В прошлом году хотел было Степан Никанорыч отвезти их на дачу, да как-то не до того было. Теперь же вспомнил, и обрадовался: вооружился бритвою, достал первую подушку и деловито, аккуратно, стал распарывать швы. Дело было не новое для него, и, спустя не более чем три-четыре минуты, своего он добился: вскрыл часть шва и просунул руку внутрь перьевого навала.
Отыскал крестик не сразу: подушка была фабричная и перо попадалось разномастное – и малое, и большое, порою при твердой, жесткой сердцевине. Приходилось тут же, не вынимая руки, переламывать стволы перьев. Наконец, очутился в пальцах Степана Никанорыча заветный крестик. Со счастливым выражением лица, достал он его и с удовольствием осмотрел. Крестик был не из нынешних, а необычный какой-то: светлого салатного цвета. Полюбовавшись им вдоволь, осмотрев, Степан Никанорыч завертел по сторонам головою. Нужно было найти какую-то цепочку или крепкую нить, чтобы одеть крестик на шею.
Проще было с первым. У Дарьи Семеновны какой только бижутерии не скопилось ненужной за все эти годы! Разномастных коробочек с заколочками, украшениями, часиками, значками, пересохшими тушами для ресниц при поисках нужной вещи каких только на глаза порою не попадалось!
Он скоро нашел нужное: на ладонь приятным весом легла порванная когда-то самим Степаном Никанорычем серебряная цепочка. Отремонтировать ее в былую пору было недосуг, и вот Дарья Семеновна закинула ее сюда. Кто бы мог подумать, что пригодится!
Теперь надо было хоть как-то, на скорую руку, отремонтировать цепочку. Где же он видел проволоку?
Вопрос был сложный. Квартира все же не гараж. Но попалась под руку коробка с новогодними украшениями и проблема Степана Никанорыча разрешилась.
Три минуты спустя, красовался он перед зеркалом, и, весьма удовлетворенный, даже перекрестился.
Вот тут-то и явился бес! Был он злобен, настолько, что показалось даже Степану Никанорычу, что из ноздрей его исходит что-то вроде тонкого дыма или пара. Но, впрочем, рассмотреть более Степану Никанорычу не удалось: бес подлетел к нему и с прыти со всей ударил Степана Никанорыча в правое ухо. Степан Никанорыч пошатнулся, но трезвости ума не потерял, а как бы даже обозлился и усмехнулся про себя и… движение это было неожиданным и спонтанным даже для него: подставил вдруг бесу левую щеку!*
Бес взъярился пуще прежнего (а удар-то чувствителен был!), но неведомой силой как скрутило его и ветром незримым вынесло вон. Квартира опустела, проступила собственной своей тишиной и покоем, как будто и не было ничего. Степан Никанорыч потер правую щеку, подивился тайно происшедшему, да еще раз глянул на себя в зеркало.
Как и бывает в подобных случаях, щека алела – надо было успокоить чем-то холодным кровь.
Что до Степана Никанорыча, то происшедшее как-то по-особому отразилось на внутреннем его настрое и, перестав бояться беса окончательно, он еще и для Дарьи Семеновны из второй подушки крестик зашитый достал.
*Православным подобное известно из патерика одного из святых.
Меж тем, в семье дочери назревала беда. Десять лет жили Алексей с Настей и, как виделось со стороны – душа в душу. Но быт, многозаботливость* разросшись до всепоглощающей величины, поглотили однажды и саму Любовь. Нет, она не ушла, но Ее как будто задвинули куда-то – в кладовую или гардероб. На Нее поглядывали, о Ней помнили, Ей иногда улыбались и посвящали мгновение, но тут же возвращались к заботам.
Любовь могла потерпеть и подождать, заботы – эти сосущие жизнь и кровь пиявки, ждать не могли – одолевали и сыпались горохом на голову.
И кто бы мог знать, что через Любовь, как через образовавшуюся трещину, и овладеет Алексеем бес!
Да, то, что случилось против воли с самим Степаном Никанорычем, случилось теперь и с Алексеем.
*Феномену этому святые наши уделяют особое внимание: есть тонкая грань между трудом и заботами, и многозаботливостью (выражается она в озабоченности всем и сразу, но, в итоге, оставлением с исполнением самого главного), и, переступив эту грань, оказываешься невольно в области греха.
…И все стало не слава Богу: все чрез обиду, через обострившееся вдруг разочарование. Виною тому стало невнимание к нему жены, какую любил Алексей как и прежде, но любила ли только она его сейчас? Казалось, ее занимало все: и дети, и родственники, и многие подруги с их проблемами и детьми. Работа и ежедневная многозаботливость обкрадывали Любовь ежедневно и ежечасно. Что оставалось ему, Алексею? Кому уподобился он – приживале при деловой, взведенной, ушедшей в мир свой жене?
Безусловно состояние брака их была странным: жена в доме, но вся в заботах, делах, созвонах, новостных лентах, в ватцапе. И только рядом с Алексеем ее как нет: ни письмом, ни голосом, ни тем живым неиссякаемым вниманием и нежностью, что собственно и проявляет Любовь и являет в мире этом женщину. И уже не верится, что Любовь есть меж вас самих, не превратилась в банальные «узы». И ощущение обманутости поселившееся на сердце.
Она и раньше была работяща и деловита, в ней скоро проступило это: способность любить и жить более детьми, чем мужем. Он скоро перестал спрашивать ее возвращаясь после командировки: «Ты хоть скучала по мне?..» Знал, что ответит и с какою интонацией в голосе. Что ж, он смирился до времени и со второй, и с третьей ролью своей в жизни Любимой. Но сердце не смирилось.
Каждый из нас приходит в Любовь со своим: со своим взглядом, планами, фантазиями. Много влияет на настрой наш окружающий мир. Но говорит-то все не о том, особенно ныне, отчего воспитанное на тщеславии и гордыне, на почве бредового и поверхностного поколение новое в супружестве больше года-двух удержаться уже не в состоянии.
Поскольку же привитые установки общеприняты и «освящены» «прогрессом», а разрешение «проблем» по ним категорично и «просто», то и прозревать и переосмысливать что-то излишне: ставь клеймо, да языком суди – себя оправдывай!
Что до Алексея, то ожидал он от супружества какого-то собственного уюта и тепла, покрывающей душу женской нежности. Хотелось, чтобы и ласкательно и нежно звучало имя его в устах Любимой, желалось внимания от нее, не тускнеющего, не уходящего. Хотелось просто, чтобы спала она всякую ночь на его плече и было в том что-то очень важное, как будто в близости этой сердец и слиянии дыхания случалось что-то неповторимое и неземное, душе его только и ведомое.
Но… дается ли нам что-то легко и просто, в виде готовом, а уж если и дается, то ценится ли? Настя оказалась не столь романтична как Алексей. Привычки имела иные, и, если уж и спала на плече мужа, то изредка и как бы в уступку. После же, победило в ней с годами «деловое», случился «карьерный рост» и на том Любовь их споткнулась…
Впрочем, с людьми это бывает: стоит кому-то из нас добиться определенного успеха в жизни, он, сам того не замечая, меняется в характере. Против воли начинает возвышаться над своими близкими, позволять себе менторский тон и там где раньше осознавал он часто и выдерживал свое место, сам начинает перемещать себя со вторых или третьих ролей на место первое – его нужно слушать, с ним во всяком слове нужно считаться, он – главный в доме. И, за благо, если вследствии очередного падения, жизнь поставит человека такого на место, и он заговорит с близкими своими и иными людьми вновь на равных, и увидит, почувствует себя уже отчетливо со стороны. А не случится падения?..
Ни мало испытаний доставляла Алексею и его собственная работа: приходилось по неделе в месяц пребывать в командировках и тогда, с редкими и короткими созвонами с Любимой, - все между дел, все невпопад, свершившееся одиночество проступало отчетливее и удушливее.
Обида росла и ела Алексея, мысль накручивала и сводила с ума. Болел висок, нагнеталась кровью голова. Казалось, или как с лучшим другом его (так же из-за неурядиц с женой), случится вдруг и с ним геммороидальный инсульт, или сам уже не выдержишь – напьешься, а то и вовсе – отвернешься, обзаведешься любовницей. Хоть бы и так: хоть кто-то согреет – пусть временно, пусть и станет все не более чем обманом, - сердце его и душу, поможет успокоить эмоции и чувства, излить нежность, какая, надо сказать, присутствовала в нем, не очерствела от обыденности.
Нужен был какой-то выход, потому как жизнь темнела в его очах, и накатывало, маячило подчас смертное охлаждение ко всему. Не странно было уже не проснуться вдруг,
На основе прочитанного могу сказать следующее:
Мне понравился сюжет - он весьма нетривиальный. Персонажи живые, не картонные, тщательно прописаны - с уважением, любовью и тонкой иронией. Да и само чтение доставило удовольствие - написано очень умело, умно, "вкусно".
И о небольших недостатках. При всей чистоте текста - а в том, что автор с ним работал много, долго и очень тщательно, у меня сомнений нет - видно, что профессиональной редактуре и правке он не подвергался. Поэтому местами торчат досадные заусеницы, прыгают "блошки". В коротком рассказе это не очень страшно, там их по определению много быть не должно, а вот при таком объеме они копятся в читательской памяти, начинают ее загружать мусором как загружается пылью мешок пылесоса.
Поэтому, Игорь, если позволите, совет: нужен если не профессиональный редактор, то хотя бы внимательный квалифицированный читатель. Автору самостоятельно с этим справиться очень непросто - глаз замылен. Или заново внимательно перечитывать текст раз в два-три месяца. Хотя там есть неверные написания слов которые вы сами не исправите. Например, слова храм и бог, которые вы совершенно напрасно пишете везде с заглавной буквы - это ошибка. Если вам интересно, я могу показать то, что заметил я. Там набралось немало. Но если вы тонкая и ранимая натура (я без иронии), то обратитесь к тому на кого вы не будете обижаться.
Ставлю "понравилось" только потому что не дочитал. Возможно, потом, после дочитывания, поставлю "очпон".