разбивал стойло. Но с другой – Орлик был писаный красавец: вороной, белоногий, поджарый, сильный и отчаянный, как черт. И дед Кузьма не мог им не восхищаться. Второго такого жеребца во всей округе не было. Дед гордился тем, что именно в его колхозе и в его конюшне есть такое сокровище. Колхоз приобрел Орлика на московском ипподроме. Иногда дело доходило до маразма – дед ревновал жеребца к чужим кобылам и никакие литры и полулитры, обещанные другими конюхами, не могли изменить категоричность его отказа, Доходило до смешного:
– Что тебе Кузьма, жеребчиного хрена, что ли жалко? – взывали его к голосу разума мужики.
– А хоть бы и хрена! – парировал дед Кузьма, – Он его, небось, не на помойке нашел, чтобы всякую тварь ублажать. Он аристократ в сто первом колене. Нечего мне жеребца портить.
Однако и мимо творимых Орликом безобразий дед не мог пройти равнодушно.
Сейчас жеребец, оторвав боковую доску, забавлялся тем, что просовывал в образовавшуюся щель длинную лебяжью шею, пытаясь укусить Мальчика. Старый мерин Мальчик – костлявая, полузагнанная кляча, весь день возившая силос на фермы, вместо того, чтобы насладиться пайкой овса и сена и дать короткий отдых своим изнеможденным костям, доведенный до отчаянья вредным соседом, прижимал уши и истерически взвизгивал, как старый евнух, тщетно стараясь лягнуть обидчика.
– Балуй у меня! – Ругался дед. – Я тебя завтра на цепь посажу, как брухачего быка. Расстанешься ты со своим добром, дай мне только ветеринара увидеть. Сам силос возить станешь. Фортуна для вашего брата, ох как переменчива. Мундштук порвал, стойло раскурочил, сено перетолок – кастрирую я тебя, подлеца, так и знай.
В ответ Орлик презрительно фыркал, словно говорил: « Как бы не так!»
Он тоже по-своему любил деда, и едва тот вошел к нему в стойло, мордой свалил с него шапку, копытом нечаянно вдавил её в навоз и, словно извиняясь за свою неловкость, опустил к деду на плечо тяжелую, умную голову.
– Ну что ты за зараза такая? Ах ты, баловник, застоялся? Скучно тебе? И мне, брат, тоска. Одни вы у меня только и остались на всем белом свете. Веришь, я в этом году еще печку ни разу не топил. Кошка была, и та сгинула, верно, где у добрых людей прижилась. А гулять я тебя сегодня не пущу и не фыркай, не раздувай ноздри. Ишь ты, обиделся! Завтра, Бог даст, распогодится – нагуляешься. Вон встречайте с Мальчиком Новый год.
Орлик прял ушами, тряс головой и звенел кольцами порванного мундштука, то ли протестуя, то ли соглашаясь.
– У Кузьмы скотина отродясь голодной не стояла, для меня лошадь, что дитя неразумное. Я коли сена не раздам, так овса разнесу. Звездочка, голубушка ты моя, ждешь меня, сердешная? А я домой сегодня не пойду. Метет на улице – света божьего не видно. Будем здесь с тобой Новый год встречать.
Звездочка толкала головой деда в грудь и тот, чтобы не упасть хватался руками за стойло.
– Или идти? – Звездочка вновь кивала головой. – Эх, люди! Да как же вы после этого жить-то станете?! Какими глазами будете вы на свет смотреть?! Неужели после этого мать-сыра-земля с той же легкостью вас носить станет? – взывал дед Кузьма ко всему человечеству, но в ответ лишь ветер ударял в закрытые ворота конюшни, да метель сыпала снежной пылью сквозь щели обветшалого фронтона. Люди встречали Новый год.
09.2002 год.
хочу свои отдать.... ненужные усилья....