интересуется Змей. Владыка замахивается на него, но останавливает руку. Немигающие глаза Змея не выражают ничего.
Владыка и сам думал, что всё это уже где-то было.
Уже был где-то этот вечный вопрос о всеобщем замысле. И этот проклятый разговор, когда Человек сообщил, что хочет познавать мир, а не сидеть в Эдеме, и откровенный мятеж в виде сорванного запретного плода.
Всё это Владыка уже видел, всё повторялось. Но если в первый раз вину можно было переложить на Люцифера, на разницу в создаваемом материале, то теперь это было невозможно. Земной прах – это всего лишь сухая земля, без характера и без надежды, без страха и без горечи. Это отсутствие состояния и чувства.
Но почему итог одинаков? Почему человек не смирился с непознанностью? Почему пожелал открыть все тайны, почему вынудил выгнать себя из Эдема, где не было ни тревог, ни боли? Как Люцифер окреп во тьме, так Человек крепчал на земле и основывал новое царство. Он плодил сынов и дочерей, и те – видел Владыка – имели множественные недостатки. Они шли брат на брата, предавались грехам и не слышали света.
Бились за их души ангелы, полагавшие обрести братьев, а получившие неразумных господ. Отнимали у демонов – своих недавних собратьев, которые также шли когда-то против них, как Каин шёл против Авеля.
И взирал на всё это Владыка, всё яснее понимая – ни материал виновен, ни свет, ни Хаос Океана. А он сам.
–По образу и подобию, – шипит Змей счастливо.
Верно. По образу и подобию. Владыку спасло только то, что он был один, и не было у него ни братьев-ангелов. Ни братьев-людей. Никого не было. сила, приведшая его в мир, дала ему одиночество.
И это одиночество не позволило ему понять сразу своей ошибки.
–По образу, – соглашается Владыка. – И я…по чьему-то. И я – прах земной.
И Змей взирает на него с испугом. Он хотел бы спорить, хотел бы травить своими словами, как травил всегда, но тщетно! Опоздал. Владыка уже сам заразил себя этим ядом осознания, и неожиданно, совсем того не желая, гораздо глубже познал созданный им же мир.
