Бурый хлопнул стаканом и с каменным лицом вышел из кухни.
- Зато рентген теперь не нужон! К дружку свому отправишься! – вдогон брякнула жена, потом нервно перекинула полотенце через плечо и, секунду помедлив, устремилась вслед. Бурый сопел, зашнуровывая «казаки».
- Когда ж вернешься? Во сколько будешь, спрашиваю?
- Фриц на «Газельке» обещал развести. Часам к семи, - сдерживая гнев, ответил муж.
- Ты не на своей машине?
- Нет – процедил Бурый - в окно поглядывай.
- А чего? – забеспокоилась Вера – поломался, что ли?
- Какая разница – отмахнулся Бурый
- Водку жрать собрался! – догадалась жена и ахнула.- Во и уся дедка!
- А как не жрать, сука, когда Длинному годовщина! – пролаял в ответ Бурый, одел кепку и вышел во двор.
Белая «девятка» стояла перед подъездом и ласкала взгляд опытного автолюбителя черной антикоррозийной полосой. Ворованный лак блестел аппетитно и свежо, но будущему мастеру сразу пришло на ум, что за лак надо рассчитаться с Космосом, а как – теперь Бурый не знал. В самом деле, не деньги совать. Да и Космос с ним не разговаривает. В задумчивости нажал на брелок-сигналку, автомобиль мяукнул и лязгнул центральным замком.
Тут же в салоне взвыла и заметалась собака. Бурый подошел к «девятке», открыл дверь, и выпустил скулящего зверя наружу. Лара дала несколько яростных кругов по двору, потом запрыгала вокруг Бурого, и тот хмуро бросил ей несколько камней. На небольшом булыжнике питбуль успокоилась. Бурый понаблюдал, как та грызет камень, потом хлестнул ошейником по белой лоснящейся спине, зацепил на карабин и отволок псину в дом.
Открыл дверь и пинком отправил собаку в квартиру.
Сам сунул голову - подумал, послушал, где Верка – услышал шум в ванной – та, забыв о Бурого, накручивала букли в ванной. Быстро прошел в кухню, цепанул из висящего на карнизе чулка несколько чесночных головок, залез в летний холодильник под подоконником, пошарил рукой – достал завалявшуюся банку шпрот. Сунул в карман. Аккуратно притырил дверь, замок тихо щелкнул.
На проспекте, что виднелся за «хрущовками», было пустынно, только у тротуара сиротливо белела маршрутная «Газель». Фриц был точен.
Стояли первые числа сентября, но зелень на хилых газонах уже выбелил иней, а во дворе пятиэтажки ветер как невидимый бомж аккуратно ковырял в помойке мусор, выбрасывал из баков обрывки газет и гонял их кругами по асфальту.
Бурый поежился. В первом зимнем выдохе город замер, затих. Лишь из верхних окон доносились женские крики. Прислушался: не из Пашкиной ли хаты? По знакомым сварливым переборам он определил: точно, пашкина жена надрывается, почему отпустили крыса из клетки. Прессуха на Пашку или на деда? Вот к бабьему басу примешался надрывный плач ребенка и стариковский фальцет. «Я тебе говорила «не трогай крыса»? Говорила?!» «Я не хоте-е-ел!» «От-о,.. от-о…за хвост его поднял и уронил» - скрипел пашкин тесть. Голос друга не проявлялся. Хотя ничего странного. «Он у них помалкивает. В одной комнатухе против троих». Если Пашка в «газельке» он непременно подал бы сигнал… Да. До ссоры. «Нет его. - решил Бурый. Он бросил последний взгляд на форточку и направился на проспект.
Маршрутка Фрица напоминала парник: стекла в белой испарине. Увидеть его из салона не представлялось возможным. Бурый стукнул кулаком в борт. Дверца заскрипела, съехала на бок, перегаром шибануло в ноздри: духан в салоне стоял подходящий. В салоне Пашка задумчиво развалился на задних креслах, Толька-афганец и Космос безучастно замерли на втором ряду. Независимый Чашкин расположился лицом к бригаде, расставляя рядом на сиденье белые стаканчики. На передке двое лысых пассажиров, друзья Фрица, гоготали и мерялись мобилками. Водитель Фриц, тощий и белобрысый, отворачивался к опущенному окну – запах напоминал о нынешней недоступности продукта. Когда Фриц был бойцом в бригаде, трезвый он не ездил из принципа.
Бурый задвинул дверь и громко поздоровался. Бригадные не повернули головы. Толян о чем-то с усмешкой прошептал в ухо Космосу. Павел безучастно наблюдал за Чашкиным, который уже размашисто наполнял стаканы. Фриц и Чашкин обернулись к Бурому и кивнули.
В 92-94 годах, служа в РВСН, Фриц ни о какой крови не помышлял, а безмятежно охранял пусковые шахты с ядерными ракетами. После приказа, уже зная номер своей партии, практически за 2 недели до увольнения он загремел на чеченскую операцию. Аккорд обещали недолгий «на две недели - месяц, а если задержишься, на граждане все равно жопа, и работы нет. А там прибарахлишься и денег срубишь. Черные успокоятся, и поедешь домой как человек», и прочая. Командировка обернулась известно чем. Через полгода, Фриц с полностью съехавшей башней, в московском аэропорту выпил с подсевшими подольскими бандитами, и, после короткой беседы – «ты нам подходишь, крови не боишься», - устроился к ним, но сначала полтора месяца откачивался у психиатра. Врач гипнозом вытаскивал из него развешанные на ветвях людские внутренности и прочие грозненские впечатления. Через пять лет, после того, как за одни сутки подольских перестреляли, Фриц поспешно вернулся на родину. Здесь он тоже поначалу тусовался в знаменитой местной бригаде, пока верхушку опять не застрелили в Рославле. И Фриц снова не остался без работы, наедине с непривычными мыслями о хлебе насущном. С детства и армии он о деньгах не привык думать. Даже в местной бригаде он получал сто долларов, одежду, мобильник и натуральный паек – раз в квартал их одевали на рынке, и ежедневно наливали двести грамм в местной разливухе. О жизни можно было сильно не задумываться, от стрелки до стрелки он с компанией просиживал в подшефной «мурлычке», слушая телек над головой. Подруги из-за контузии у Фрица не задерживались, из-за чего одно время он подсел на наркоту, однако, получив предупреждение от тогда еще живого вора, поутих.
После разгрома местной бригады Фриц перестал появляться дома, ночевал у Длинного в общаге, урылся слесарем в теплосеть, потом устроился на автосервис. Кое-как сводил концы с концами. О разбойничьем прошлом он всуе не поминал, но любил, когда это делали другие – в нем оживало воспоминание об «уважении». И если его подозревали в связях с ныне живущими гангстерами, он снисходительно кивал и подозрения не развеивал. Сейчас он ездил на бесхозной «Газели», в свое время угнанной у разорившегося таксиста. На ней теперь Фриц и вез друзей на кладбище, по поддельной доверенности.
Заурчал мотор, Фриц круто развернулся через двойную полосу и погнал «Газель» на погост с народным названием «7-й километр».
- Фриц, – толкал водителя Чашкин и пухлой рукой указывал на кресла. – Ты же теперь простой человек. Навара на бензин достэ?
- У тебя возьму, как не хватит.
- Сколько пипла зараз?
- Двенадцать-тринадцать – обронил Фриц.
– А стоя?
- Шестнадцать-восемнадцать.
- А в горизонтальном положении? – ухмылялся Чашкин.- У нас с Длинным семь «раскладух» поместилось. Помню, гоняли мы за тачкой в Магдебург…
«Год же не пил. Цельный год ни грамма! А дура боится, что денег меньше станет… А что одной ногой в могиле, лямблии нашли и печень увеличена? Да по боку! Опухоль может быть злокачественная? А нам плевать!»
- Купили мы «Форда», пошли по городу шляться. А там футбол, фаны валят со стадиона… Галдят, пивом размахивают!
- Лучше расскажи, как у таможни поднялся, – хмыкнул Фриц, – развел ништяково …лядей.
- Бизнес!
«А бригада? И перед бригадой провинился. Кругом виноват! И начальник района обманывает - к обходчице он частит! Причем тут Бурый? Разводят его, не стать человеком, выжить бы-ы!» – выла внутри тоскливая собака.
- Когда я «Форда» растаможивал – продолжал Чашкин. – бабосы по дороге спалили: здесь сунь, там сунь. А «плечевухи» вдоль трассы рассекают, юбоны по матку, по заграничным фурам зырят. Наши то, гопники, точилы домой гонят - все без бабок. А е…ться хочется! «Эй, - кричу, а за натуру дадите?» «С какой стати? Особенные, что ли?»- «Особенные! Мы из книги рекордов.» «Хер самый длинный?» - кричат они, а мне того и надо, у Длинного ж реально банан с полноги? «Ну да, угадали, самый-самый!» Те «ладно, мол, длиннее видали!» «Гарантирую - не видали, у нас 25 сантИмертов, хоть коробком померь!
Слово за слово, они и повелись. Я с ними договорился, мол, если не гон, они группой обслужат. Смеются: снимай штаны. «Не у меня - у другана». «Веди другана». «А дадите обоим?» «Дадим обоим». «А если больше 25?» «Быть не может, - ладно, всем дадим». «Всей моей компании? – Всей, всей»
Я говорю: «… тиха, Длинный, веди баб в салон, а я бизнес сделаю». Бегу по колонне, а народ по кабинам мается, в кулак гоняет, а я им «а ну по десять баксов с носа и бегом к синему «форду». Шлюхам парьте, что мы одна компания». Так по колонне туда-сюда пробежался, а из «форда», смотрю, девки коробок спрашивают. Я быстрей назад, дверь оттыриваю аккуратненько, секу: в салоне Длинный уже одну наяривает, другие очереди ждут, а морды перекошены от восторга! «Пять коробков, его в книгу Гиннеса надо», – меня увидали и ну на выход щемиться, да поздно - водилы с колонны сзади стоят. «Ах, - типа, и что, все ваши?»…На измену, короче, да не тут-то было! Им деваться некуда, водилы их штабелем разложили и пошло! … А я снаружи бабосы сшибал. Даже поляки с фур прибежали, кто за десять баксов откажется! Боялся за стойки – сарай аж на метр подпрыгивал!… А там, ладно, думаю, на стойки-то настриг, – ухмыльнулся Чашкин.
- По десять – посчитал меланхолично Фриц, - с каждой… за ночь… - и крутанул руль, обгоняя прицеп,- если по минимуму… полкуска насшибал?
- Полтора! – Чашкин кинул торжествующий взгляд в салон, ожидая восторженные отклики, но пассажиры хмуро уткнулись в окна. Наверно, не поверили. Чашкин поправился. – Ну, так за всю ночь… Ну, ладно, не полтора, но косарь набежал…
Все опять молчали. В окнах мелькали приземистые домишки пригорода.
- И Длинному перепало – Чашкин ухмыльнулся, – девки бесплатно и баксы в придачу, целая сотка. А он штаны только снял.
Бригадные в ответ отводили от Чашкина глаза и морщились, словно вдруг протрезвели. А Бурый припомнил вечер в шумном кабаке, куда они с Длинным двинулись по приезду из Германии, и как Длинный, пропивая чашкинский гонорар, глядя на рюмку, рассуждал: «Обо мне он сразу забыл. Словно меня там и не было. Орал, хвалился, перед мордой тряс барсеткой. Кричал, баксы по салону раскидывал... А я молчал, мне, веришь, интересно было, дойдет до него или нет, что делиться надо по-братски. А если не делишься, за кой черт я твоей тачкой управлял? Уже и Печерск проехали, а он не унимается. «Ой, говорит – уезжал полтора косаря, и приезжаю полтора косаря. И тачка в придачу!» Я уж тут не выдержал, говорю: «Вопрос интересный, Чашкин, ты бизнес сделал, а со мной натурой рассчитался?»
Тогда Чашкин сунул ему стольник со словами «ну ладно, на».
«А я что, я взял. Надо было морду плюнуть, да сходу не сообразил. Хотя, разве я Чашкина не знал? Он всех накалывает. Такой человек. Ладно» - нервно говорил Длинный и опрокидывал очередную стопку.
А теперь и о нем также думают – хапнул 12 штук, а друзьям-работягам по рублю
