эмалированный чайник, - выставляю исключительно по праздникам или, когда приходят очень дорогие гости! – на печку. Подбросила в топку совок угля. «Зоя, не стой, иди в зал», - снова повторила она застывшей бабушке. На момент культпохода к гадалке я расстался с девушкой, так как разумно полагал, подсказывала интуиция поколений предо мной живших на белом свете, - два года в армии или три года службы на флоте никто ждать не будет. Незачем связывать подругу никчемными обязательствами верности. О какой сестре говорила баба Катя, не понимал. Будущее открылось, ставши настоящим. Разлучали три долгих года срочной службы в ВМФ моей горячо любимой Родины.
Зала представляла большую комнату с тремя торцевыми небольшими окнами и двумя – по одному на каждой боковине. Окна занавешены чистыми белыми вышитыми занавесками. На простенках в больших рамках под стеклом фото родственников разного размера. Икона Николы-Угодника с лампадой в левом углу, с собранными шторками из белого атласа. Пара икон на телевизоре. Пожалуй, всё убранство. Баба Клава усадила нас за овальный стол, покрытый вязаной скатертью с красивыми воздушными узорами. Принесла чашки, варенье в креманках, печенье и конфеты, запарник и поставила на подставку чайник.
- Собственно, мы собрались не чай пить, - ловко тасуя колоду старых засаленных карт, бойко заговорила баба Катя. – Ты, Мотя, сейча-ас, - она с хлопком положила на стол передо мной колоду с червовым королём сверху, - ты – это он. – Она снова неуловимо замельтешила картами, что-то бубня под нос неразборчивое и весьма колоритное, приятное на слух и снова плюхнула карты на стол. – Сдвигай! – скомандовала она.
Аккуратно сдвигаю половину колоды вперёд. Баба Катя снова ловко подхватывает карты и давай их тасовать, приговаривая тем же неразборчивым манером. Внезапно рука с картами зависла в воздухе. Она повертела носом. Вдохнула воздух носом, резко выдохнула. Тряхнула головой и начала расклад, напевая вслух, выкладывая на столешнице карты: - Что было. Что будет. Чем сердце успокоится.
Всегда с определённой долей скепсиса относился к разным ведунам, прочим мастерам нетрадиционного жанра общения с людьми, ко всему, что они говорят. Почерпнул его из прочитанных книг, но то, что говорила баба Катя точно не было написано на гадальных картах. Узнать информацию от бабушки Зои не могла, она не интересовалась такими мелочами и не любила лезть в душу с разговорами.
- Ну, не будем бога гневить, - внезапно хрипло произносит баба Катя. – Хорошего понемногу. Закругляемся.
- Катя, - протянула жалостно бабушка Зоя, - где внучок служить будет?
Катя насупилась, но карты взяла.
- Сейчас посмотрим, - с явной неохотой проговорила она. – Знаю, Зоя, сейчас многих ребят с Донбасса отправляют в Афганистан…
- Ты уж скажи…
- Скажу, не беспокойся…
Завороженно смотрю на потемневшую кожу рук бабы Кати, на пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Карты веером летают. Жду. Молчу: ночью приснился сон, видел себя в военно-морской форме. Был уверен попаду служить на флот, как и папа.
Баба Катя разбросала, - как для меня, то в полном беспорядке карты, - посидела тихо над ними, едва заметно шевеля губами.
- Ну, что, Катя? – не выдержала бабушка Зоя.
- Не торопи, Зоя. Карты не кролики.
Бабушка Зоя послушно сказала:
- Подожду.
Минуту спустя баба Катя произносит чётко и разборчиво:
- Земли не вижу.
Бабушка Зоя ахнула и переменилась в лице.
- Совсем, - продолжила гадалка.
Бабушка Зоя осторожно вздохнула и посмотрела на меня, будто прощалась со мной.
- Внука твоего, Зоя, вода позвала.
Тут уже во весь голос бабушка Зоя запричитала:
- Это как же, Катя?! Как же так?!
- Как есть – говорю.
- Может, лучше посмотришь.
Такая надежда звучала в голосе, что даже каменное сердце не выдержало бы и расплакалось горючими слезами.
- Сколько ни смотри, Зоя, - бабушка напряглась лицом.
Баба Клава повторила:
- Сколько ни смотри, о ноги твоего внука хлюпает вода.
9
Регламентные работы по конопатке дыр оказались разовыми.
Судьба развела нас с Мариной. Но совсем о нас не забыла. Иногда от Марины передавали привет: то лоскуток надушенной ткани, то листок тетрадной бумаги с алым оттиском губ, то кусочек материи, запаянный в пластик. Отвечал всегда стандартно: и ей низкий поклон. Мы жили в одном городе. Дышали одним воздухом. Ходили по одними тем же улицам, в одни и те же магазины и в кинотеатрах «Центральный» или «Лена» смотрели фильмы, ездили в автобусах по одним и тем же городским дорогам. С одной большой разницей – у каждого из нас были разные маршруты.
Намеренно или непреднамеренно, Тот, Кто Сидит Наверху, помимо благ и несчастий раздаёт дозированно самое драгоценное в жизни им одариваемых – любовь. Тут дело простое, обычная психическая эмоция, замешанная на неких табуированных химических препаратах, распределяется скупо. Вот почему любить по-настоящему, чтобы от глубины чувств пятки инеем покрывались в адскую летнюю жару можно только раз. Единственный в жизни. А влюбляться, - это несколько в ином направлении проявление симпатии и эмпатии, - можно сколько угодно. Хоть десять раз в день, хоть сто. Помните, как легко с губ срывается: «Ах, я влюбилась в него с первого взгляда!» Влюбилась – но не полюбила. Влюбчивость – первый шаг к любви. Не стоит ставить знак равенства между редькой и хреном.
Провенанс любого события, не его художественная составляющая, всё-таки событие не шедевр кисти неизвестного художника, мастерски овладевшего навыками работы кистью или мастихином. Провенанс события, вернёмся к Тому, Кто Сидит Наверху, и с присущим только его возвышенной сущности с открытым цинизмом и нескрываемым юмором, мимолетен. Незначительные шаги и поступки лишь служат катком, массивным событийным катком, ровняющим дорогу для настоящего происшествия. Как со знаком плюс и минус, соответственно.
Нельзя отказать в дальнозоркости Тому, Кто Сидит Наверху. Будь он близорук и халатен, всё бы у него валилось из рук и на подвластной территории творился нескончаемый бардак, в итоге приведший к какому-нибудь результату. Имея в своём арсенале такие мощные средства воздействия на поведение подконтрольных Тому, Кто Сидит Наверху, - дальше будем писать аббревиатурой ТКСН, - для лёгкости восприятия и экономии ресурса письма, - как время и что там у него ещё имеется, ТКСН ловко и умело манипулирует ими: то разбросает по длине жизни жемчужины событий так, что к концу своего бренного существования определённый индивидуум замучается нанизывать на нить лет. А то так плотно сожмёт время, что от скученности эпизодов зарябит в глазах; одно не просто будет в ускоренном темпе следовать за другим, оно будет накладываться на другое, третье и так далее.
Со мной в тот злополучный памятный одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой год для всего человечества и граждан конкретной страны, когда атомная энергия на Чернобыльской АЭС решила, что ей узки и малы объёмы, в коих она пребывает, подумала и вышла в цветущий май, случилось последнее. От налетевших стаей событий устал отбиваться, как от надоедливых мух.
Что-то пошло в планах ТКСН не так или то был его высокий промысел, но облако радиоактивных элементов полетело мимо Донецкой области. Нас экстренно собрали в техникуме. Обрисовали сложную ситуацию, о ЧП в Чернобыле не знал только глухой, и сообщили, наша производственная практика начнётся не через месяц, будет проходить в городе Славяногорск.
Сборы были не долги, как поётся в одной песне. Следующим утром отобранные студенты, я в том числе, отправились к месту прохождения практики на зафрахтованном автобусе.
Расписывать в подробностях, это размазывать крем будней по бисквиту праздности. Отметаю лишнее в пользу повествованию, для того, чтобы вкусная сладкая вода искусно подобранных слов не превратилась в горький напиток.
Любая смена местопребывания само по себе приятное событие. Вот и наша группа после пару-тройки дней притирания к местности вошла в новый курс новой жизни. Днём работали на кухне, обслуживали отдыхающих на базе отдыха, в свободное время отдыхали.
Ах, каким был июнь того года! Романтичный и солнечный! Лето выдалось не в меру жаркое и в меру дождливое. От обжигающих солнечных лучей и духоты спасали прохладные воды реки Северный Донец и густые кроны старых тополей и ив, а также высоких кустарников.
В дождливые дни, когда дождь, похожий на серо-зелёный чай разливал по окнам свои картины и стучался прозрачными пальцами в стёкла, барабанил по крыше, свободные от работы сидели в вагончиках для обслуживающего персонала и самостоятельно искали развлечения в ожидании скорого прекращения ненастья.
Несомненным превосходством отличались вечера. На Украине, - донецкая область входила в состав Украинской ССР, - темнеет рано. Сумерки проносятся быстро и опускается тёмная украинская ночь, воспетая русским классиком, гением литературы Николаем Гоголем. До невозможности романтичны жаркие, даже несколько душные летние ночи, что хочется выпрыгнуть из одежды и нагишом отправиться на прогулку. Но, сами понимаете, никто не поймёт этой эскапады, - в самом деле, голый молодой человек, разгуливающий в одних солнцезащитных очках – это несколько экстравагантно смотрится что на улицах курортного городка, что в летнем кинотеатре, что на танцплощадке санатория «Зелёная роща»; излюбленном месте проведения времени у большинства горожан и отдыхающих; не в плане индивидуальной обнажённости, что ещё прокатило бы на тусовке нудистов, а в недальновидности и узости мышления других посетителей, решивших размять косточки и мышцы под бойкую музыку модной группы «Модерн токинг», забойных песен Сандры и прочих музыкальных новинок.
Почти как украинская, тихая, летняя ночь были черны стоявшие обособленной группой человек десять-двенадцать возле перил танцплощадки санатория, огораживающих саму арену модных танцев. Между работниками и отдыхающими, пришедших с других баз отдыха второй день гуляли возбуждённо-экспрессивные слухи, что в санаторий «Зелёная роща» заселились негры. Событие рядовое для Донецкой области, в институтах и техникумах, коренных аборигенов из Африки училось достаточно. Они не только постигали науки и грызли гранит знаний и довольно успешно размножались. Но не почкованием, как это может показаться некоторым необразованным натурам, а способом «пестик-тычинка». В связи с этим, некоторые аборигенки Донецкой области, вдохновлённые межрасовыми контактами, приносили в подоле из роддомов шоколадно-кремовых метисов. Они заполняли популяционные пустоты в исконно шахтёрских городах, будто сами шахты и добываемый уголь напоминали, с чем дело имеешь от того и добреешь. Надо отдать должное справедливости: те чернокожие птенцы, вырвавшиеся из родных пальмовых хижин и улетевшие получать качественное образование в других цивилизованных странах, а также неразумно разбазаривавшие родной континентально-африканский семенной фонд среди местного белого населения принимающей стороны,
